Дмитрий
Шрифт:
– Ну коли даже евреи и иезуиты, – сказал Огиньский. – Тогда с ним все будет в порядке. Он, похоже, не так-то прост!
– Говорю тебе, он малый что надо. Кроме того, черт побери, какое имеет значение, кто он, если мы уверены, что дадим под зад московитам? А знаешь, что мне рассказали?
– Что же?
– Что он сын нашего старого Стефана Батория 39 , bar sinister 40 , знаешь ли.
– Господь Всемогущий! – воскликнул Огиньский, – еще лучше. Да я на него поставлю кругленькую сумму, если в нем течет кровь этого старого погонщика медведей 41 !
39
Стефан Баторий (1533–1586) – король польский и великий князь литовский.
40
Геральдический знак для обозначения незаконнорожденного.
41
Вероятно, намек на победу, одержанную польским монархом в войне с Россией.
– Ставь, да побольше, он того стоит. Взгляни на Иваницкого, не отходит от него ни на шаг! И не угонишься нынче за этим Иваницким! Вот мы и пришли. Не зайдешь? Ну, до скорого, увидимся сегодня вечером.
– Au revoir 42 !
XIV
Большой зал в доме графа Болеслава Иваницкого горел разноцветными огнями. Ужин только что завершился, и двести представителей лучших польских фамилий вносили свою лепту в Вавилон голосов, предшествующий тостам после застолья. Лакеи и слуги в роскошных ливреях суетились, разнося вина всех известных сортов. Флаги развевались над их головами, и предки Иваницкого взирали со стен на празднества, в которых они сами давно уже участвовали лишь в качестве беспристрастных зрителей.
42
До свидания (франц.).
В торце зала, в огромном резном кресле на возвышении, сидел веселый и хорошо всем знакомый молодой хозяин, по правую руку от него расположился гость, в честь которого был собран цвет польской знати.
Звон бокалов внезапно прервал разговор, и с одной стороны главного стола поднялся князь Константин Вишневецкий, чтобы предложить тост за здоровье хозяина. Его речь открылась бурными и продолжительными аплодисментами.
– Дворяне Польши [громкие возгласы], я рад предложить выпить за здоровье нашего гостеприимного хозяина – графа Болеслава Иваницкого [громкие аплодисменты]. Начну с того, что им по праву гордятся его потомки… я хотел сказать, его предки [смех и аплодисменты]. Уверен, что все мы чувствуем себя очень обязанными ему за его гостеприимство, и все завидовали ему сегодняшней чести – принимать в своем доме будущего царя России [бурные аплодисменты].
– Господа, я не буду распространяться на тему, которую сейчас разовьют ораторы, гораздо более талантливые, чем я [Нет! Нет!]. Однако, как человек, с первой минуты желавший представить царевича Дмитрия Польше, я скажу лишь одно. После всего, что мы слышали и видели, я уверен, что никому не потребуются дальнейшие доказательства того, что перед нами подлинный царевич Дмитрий. [Нет!] Но только что произошло кое-что, о чем вам стоит знать, господа. Убедительное подтверждение тому, что мы уже слышали [глубокое молчание]. Узурпатор, Борис Годунов, [стон] узурпатор, Борис, только что предложил мне и моему брату большие взятки – крупные суммы денег и имущество – чтобы мы выдали ему человека, именующего себя царевичем Дмитрием Ивановичем. Господа, мне кажется, Борису не по себе, раз он хочет таким способом избавиться от такого неудобного явления как царевич [рев аплодисментов, во время которых Вишневецкий вернулся на свое место].
После небольшой паузы шум снова прервал возобновившийся гул разговоров. Когда Иваницкий собирался встать, слуга коснулся его руки.
– Посланец с границы, ваша светлость, к царевичу Дмитрию.
– Тотчас ведите его сюда! – воскликнул Иваницкий.
По комнате разнесся шепот.
– Что такое? Что случилось?
В тишине вошел гонец и, пройдя через весь зал, передал Дмитрию депеши. Тот открыл их, пробежал взглядом и протянул Иваницкому, что-то шепнув ему. Почти сразу Иваницкий поднялся.
– Господа, мне крайне лестны комплименты князя Константина в мой адрес. Сердечно благодарю вас как от своего имени, так и от имени моих предков и моих потомков, если они у меня будут. Я также признателен вам всем за честь, которую вы оказали мне, посетив это скромное застолье. Однако вы можете убить двух зайцев одним выстрелом, господа! Я совершенно уверен, что каждый, кто присутствует здесь сегодня вечером, готов сделать все возможное ради справедливого дела царевича Дмитрия [неистовые возгласы]. С вашего позволения я зачитаю вам отрывки из депеш, только что переданных мне царевичем [тишина]. Господа, это послание от царя Бориса: «Царю доложили, что в Литве некий проходимец назвался царевичем Дмитрием Ивановичем Угличским. Сей мошенник – не кто иной, как беглый монах по имени Григорий Отрепьев, сын Богдана, стрелецкого сотника». Далее, господа, Борис продолжает описывать воображаемые странствия этого беглого монаха, говорит о его дьявольской изощренности и так далее. Не стану утомлять вас всем этим цветистым псевдо-имперским красноречием. В конце он пишет: «Скинув рясу, расстрига явился в Сандомир и выдал себя за царевича, и множество людей, поддались его обману». Множество людей! Полагаю, господа, их чересчур много для спокойствия Бориса Годунова [гром аплодисментов]. Но, если уж говорить о цифрах, есть один человек, чью жизнь спас расстрига. [Рев аплодисментов.] Итак, господа, встречал ли кто-либо из вас когда-либо монаха или иезуита, который в одиночку убил бы медведя и спас вашу жизнь, рискуя собственной? [неистовые аплодисменты] Господа, здоровья монаху-расстриге и успеха его делу! [Оглушительные аплодисменты, и Иваницкий торжествующе садится.]
Все голоса смолкли, все взгляды были обращены на Дмитрия, когда он встал, чтобы ответить. Несколько мгновений он медленно скользил взглядом по нетерпеливой аудитории, после чего заговорил твердым голосом.
– Дворяне Польши, я даже не стану пытаться описывать бесчисленные эмоции, которые едва позволяют мне говорить. Скажу только, что перед всеми вами и перед каждым в отдельности Дмитрий в неоплатном долгу, вернуть который в полной мере он вряд ли сможет.
– Господа, если здесь есть хоть один из вас, кто все еще сомневается или мучается угрызениями совести [нет! нет!] относительно моей личности или желает прояснить что-либо, я буду только счастлив предоставить любую имеющуюся у меня информацию всякому, кто придет ко мне и попросит об этом. Меня всегда можно найти в доме того, кого я с гордостью называю своим другом, – графа Болеслава Иваницкого. Но сейчас я скажу только одно. Все вы слышали, как Борис Годунов стремится схватить монаха Отрепьева. Господа, я обязан монаху Отрепьеву своей жизнью. Именно он вывез меня по Волге из Углича в роковую ночь, когда все думали, что я убит, это он оберегал меня до сего дня. Кем бы я ни был и кем бы ни буду, я в долгу перед ним. По способностям и верности ему нет равных в этом мире. Последние десять лет он был занозой в боку узурпатора Бориса, который безуспешно прилагал все усилия, чтобы подчинить его своей власти. В этот самый момент он ездит из дома в дом, из провинции в провинцию, воодушевляя моих верных подданных именем наследного царевича.
Конец ознакомительного фрагмента.