Днем с огнем
Шрифт:
– Потерплю.
Упертость – одно из моих качеств, и не худшее.
– Попробуйте, – покивал Семен Ильич. – Просьба отдельная: когда будете постигать произошедшие с вами изменения, постарайтесь… поаккуратнее. Пожары в городе нам не нужны. Что ж, ваши контакты Сережа записал. Кстати, настоятельно советую приобрести подобное устройство, в наше суетное время не знаешь, когда понадобится срочная связь. И не стесняйтесь в случае нужды звонить Сергею: есть в нем, конечно, лихая безбашенность юности, без опоры на знания опасная, шаткая. Но я убежден, если не сгинет он по глупости, станет лучшим оперативником города.
Сергей без подсказки со стороны начальства протянул мне визитку.
– Обязательно, – серьезно пообещал я в ответ на все замечания сразу: мне как раз выпала возможность убедиться в необходимости экстренной связи, часа не прошло, а уж побеспокоить служивого, случись что, я не постесняюсь. – Молодость – недостаток, который быстро проходит.
Так частенько говорит ма, цитируя Гете.
– Это славно, – невесело улыбнулся старший из пары милиционеров. – Потому как нами не установлена цель сегодняшнего инцидента. Одно дело, если смерть, другое – если целью была сила погибшего.
– Благодарю за предупреждение, – вежливость в моих словах была наигранной.
Я понял, что меня смутило в удостоверении младшего лейтенанта Крылова. Сразу бы сообразил, но головушка после всех испытаний работала так себе. Сергей Крылов был приписан к Невскому району, тогда как мы мирно беседовали – в Калининском.
Пока шел домой, в голове слегка прояснилось. Я крутил и так, и эдак беседу с дядькой в штатском, и выводы мне ничуть не нравились. Положим, он не врал и мне не снился. Не врал, но и не договаривал, чего стоят одергивания этого Сережи, моего примерно (пару-тройку лет плюс, минус вряд ли) ровесника? Слов было сказано много, все, ручаюсь, прошли бы проверку на полиграфе, как наичестнейшие. А по факту?
По факту случилось убийство, преднамереннее некуда. И без моего вмешательства быть бы ему двойным: малец со сломанным позвоночником даже уползти бы не сумел. И никто меня из списка подозреваемых не вычеркивал, несмотря на благостно звучащие слова.
Если допустить, что с молнией я всамделишно получил некий паранормальный довесок, выходит, что выгодополучатель в данном деле – скромный студент и работник игорного бизнеса. И будет за скромным студентом пригляд ненавязчивый…
«Бесстыжий глаз и дым неймет», – вспомнилась мне фразочка из арсенала па.
– И пусть, – я сощурился, догадываясь и о второй цели присмотра за собой замечательным: если довесок намеревался поймать кто-то другой, назовем этого другого – Злыдень, то чем я не фигура на роль живца?
Вполне себе. Молодой, наивный (только распоследний олух в крайней стадии наивности, проходя мимо, полез бы доброй волей и без подготовки в огонь), чужой – своих-то всегда жальче. Готовый агнец на заклание.
Что из этого следовало? Что шевелить ногами надо поскорее, домой идти да спать ложиться, выходной-то один. Потому как никакая пиромантия, никакая потусторонняя сила – не повод тупить в субботнюю ночь, это вам любой пит-босс скажет.
Ночь с субботы на воскресенье в казино – это почти как день открытых дверей в аду, помноженный на зомби-апокалипсис. Народу, что в метро в час пик, дымина – глаза слезятся. У нас потолки в здании высоченные, метров пять, если не больше, система очистки воздуха, но в такие дни и ночи дымят сильнее, чем успевает разойтись. Гул, крики, мат, шумы всех разновидностей. Если открыт ВИП-зал, то и паранормальщина «местного разлива» в ходу, с летающими тарелками, бокалами… Хотя чаще – фишками и пепельницами. В общем-то зале за такое охрана скрутить может, а внизу покуда крупье в глаз не зарядили, никто даже не дернется. Включая дилеров, в которых эти все «чудеса» и летят.
Движения дневной смены, которую мы сменяем, как у сломанных роботов, в глазах отражаются глубины космоса – и не единого отблеска мысли. По смятым пиджакам на спинках и несвежим сорочками легко читается, что добрая половина присутствующих игроков как в пятницу «залипла», так и до сих пор «шпилит». В лучшем случае, перекусили днем в баре и дальше, больше: спускать и отбивать кэш.
Пит-босс Алиса, забежав в стафф, чтобы дать направление единственному отдыхающему из всей дневной смены, смотрит на вяло переодевающихся нас, как на иконы.
– Кто может выйти в зал через пять минут, впишу час овертайма! – с мольбой в голосе обращается она, скользя взглядом по равнодушным лицам.
Дураков нет: нам целую ночь предстоит впахивать в оставляемом ими апокалипсисе. И – перчинкой к чебуреку – в стаффруме наблюдаются три юных пингвина: черный низ, белый верх, бабочка, без жилетки – их шьют персонально, и стажерам первого дня заранее не выдают.
– … же вас в корму! – высказывается за всех Макс, от чего у пингвина-девочки (из троицы свежего мяса двое парней, одна девица) краснеют уши. – О, привет, АБ! Красноглазишь, как Джо? Где эта задница?
АБ – так меня называют приятели. Для прочих коллег по рулеточно-карточному труду я либо Бельский, либо Шифоньер Жирнье, последнее удобно для проверки дефекта фикции к концу смены, с охрипшим от криков горлом. Это милая девочка Алия так меня назвала на тренингах, народ посмеялся, прозвище прилипло. У нас с этим вообще быстро.
– М-м, свежатинка, – протянула влетевшая в стаффрум Майя. – К утру будет тухлятинка.
Каждый бодрится перед адовой ночкой, как может.
– Что, малыши, все немножко не так, как вам говорили в школе крупье? – с деланным сочувствием спросил Окунев.
Ему больше прочих подходит его прозвище – Рыба. Глаза на выкате, высокие залысины, маленький рот с узкими губами и полное равнодушие к окружающим в смеси с сарказмом.
Вообще, как правило, с прозвищами в нашем узком кругу попадают если не в десятку, то около. Находько, который Макс и любит выразиться нецензурно – как есть Шпала. Два метра худобы, даже лицо узкое, вытянутое. Еще он рус, сероглаз и одевается (в миру, на работе форма) как неформал, много кожи и металла. Женька Митин, наш с Находько приятель, зовется Джо Красный Глаз за вечный недосып, вызванный амурными похождениями. При наличии постоянной, верной и замечательной то ли невесты, то ли уже жены (за выслугу лет). Джо невысок, смазлив и нагл – и простоя без барышень у него почти не случается. Вот и в этот раз он приперся с явными признаками недосыпа, зато с довольным блеском красно-карих глаз на бледном лице. Карий – цвет радужки, красное – вокруг радужки. Перед сменой он привычно закапает глаза визином из дежурного флакона, и будет каждый брейк хлестать кофе без сахара.