Днепровский вал

Савин Владислав

Лагерь занимал хозяйственные постройки бывшего русского колхоза, несколько больших сараев и конюшен, обнесенных колючей проволокой — большая часть его обитателей содержались прямо под открытым небом. Там находилось почти тридцать тысяч румын. Немецкие солдаты, которым была поручена акция, не имели опыта подобных дел, зато знали, что наступающие русские вот-вот будут здесь, а потому надо закончить быстрее. Выставив пулеметы, они стали загонять румын в строения, одновременно у них на виду поливая стены бензином, а рядом стояла огромная толпа тех, кому не хватило места. Румыны бросились на немцев и на проволоку, несмотря на пулеметный огонь в упор. Пулеметчики же должны были стрелять с осторожностью, помня, что где-то в толпе у бараков находятся их товарищи — которых в действительности растоптали и разорвали в клочья в первую же минуту. В итоге несколько тысяч румын, частично вооруженных отобранным у немцев оружием, убежали и скрылись в ночной степи. Командир 111-й дивизии немедленно организовал преследование, но некоторым беглецам удалось встретить разъезды 9-й кавалерийской

румынской дивизии, которая немедленно взбунтовалась, вступив в настоящий бой с немецкой пехотой. Это сражение в целом закончилось победой немцев, но отвлекло значительные силы в совершенно неподходящее время, что послужило одной из причин столь быстрого оставления Симферополя. О политических последствиях тогда никто не задумывался — хотя считается, что именно этот случай, раздутый русской пропагандой, с опубликованием материалов работы следственной комиссии, сделал Румынию непримиримым врагом Еврорейха.

Лишь второго августа Гитлер разрешил эвакуацию из Крыма. По сути, она велась уже с семнадцатого июля, когда шли бои на Сиваше, хотя не называлась так — вывозились тылы, гражданские учреждения, раненые — все, что не было нужно в осажденной крепости. Но чтобы вывести весь ее гарнизон, не обрекая последних оставшихся на смерть, необходимо было одновременно принять его на корабли. И тут выяснилось, что требуемого транспортного тоннажа нет. Поскольку, в отличие от утвержденного плана, уже невозможно было рассчитывать на румынские суда, а также на тех, кого русское наступление застало в Констанце. А перебрасывать в Черное море дополнительные транспорты было нельзя, пока эвакуация не дозволена фюрером! Все слишком хорошо помнили аресты гестапо, пораженцев и вредителей, в сухопутных и морских штабах. И не нашлось человека, готового рискнуть головой, чтобы отдать приказ на проведение необходимых мероприятий, пусть и под другим предлогом.

Стали искать транспорты, где только возможно, даже обратились к туркам по поводу «аренды» части их тоннажа. Сделать удалось до обидного мало, когда седьмого августа взбунтовались и болгары, и буквально на следующий день в Болгарию вступили русские войска, не встречая никакого сопротивления. Также резко активизировалась русская морская авиация, действующая уже с румынских баз. После потопления нескольких транспортов было принято решение о движении исключительно в конвоях, потери удалось снизить, но это заметно сократило оборачиваемость кораблей. Конвои шли из Севастополя прямо на юг, держась в отдалении от ставшего опасным румынского побережья, и почти у самого турецкого берега поворачивали на запад, разгружаясь в Варне или уходя через Босфор с молчаливого одобрения турок. Десятого августа русские осадили Варну, и было ясно, что эта последняя военно-морская база Рейха на Черном море долго не продержится. Также было очевидно, что Севастополь стал смертельной ловушкой, войска оттуда надо эвакуировать и немедленно. Но что могло сделать командование флотом, не имея в своем распоряжении ни транспортов в нужном количестве, ни боевых кораблей? После того как Варненский порт стал подвергаться русскому артиллерийскому обстрелу и авиаударам, последние оставшиеся немецкие военные корабли — четыре малые субмарины, торпедные и сторожевые катера, быстроходные десантные баржи — перешли в Стамбул, где формально были интернированы. Так было объявлено, хотя с кораблей не удалялись ни экипажи, ни боекомплект, не спускались флаги, на них несли обычную службу, и даже получали топливо с берега, за деньги от германского посольства.

Это произошло тринадцатого августа. Однако еще до того русские успели найти эффективный ответ на принятые немцами меры. Эскорт конвоев, катера и вооруженные баржи могли прикрыть транспорты от авиации и атак подлодок, но не от боевых надводных кораблей. И выход на перехват русской эскадры крейсера «Ворошилов» с эсминцами, по наводке авиации с берега, обернулся для несчастной 17-й армии страшной катастрофой. В конвое были два крупных транспорта, «Тотила» и «Тейя», имевшие на борту соответственно пять и четыре тысячи эвакуируемых военнослужащих, а также с десяток мелких плавсредств, тоже с людьми и имуществом. Охранение конвоя проявило чудеса героизма, пытаясь отвлечь русских на себя и прикрыть транспорты дымовыми завесами, и именно самопожертвование 1-й флотилии торпедных катеров было причиной того, что конвой не был истреблен полностью. Но «Тотила», поврежденный огнем «Ворошилова», был добит торпедами эсминцев, «Тейя», также получив несколько попаданий тяжелыми снарядами, затонул через час. Из числа пассажиров «Тотилы» и «Тейи» удалось спасти лишь около четырехсот человек, еще несколько сотен было поднято из воды русскими. Также были потоплены пять малых судов, две десантных баржи и шесть катеров. Слабым утешением оказалось повреждение русского лидера «Харьков» авиацией из Крыма, прилетевшей слишком поздно, хотя этот удар заставил русских прекратить добивание остатков конвоя и поспешно отойти. Но стало ясно, что морские коммуникации подвергаются очень большой опасности, ибо крымская авиация не могла полноценно прикрыть конвои, к тому же на нее ложилась большая работа по обеспечению устойчивости севастопольского плацдарма, а пополнение запасов топлива и бомб обещало стать серьезной проблемой.

Удар русских привел и к совершенно неожиданным политическим последствиям. Другой конвой, перевозящий части 50-й пехотной дивизии, узнав из эфира о нахождении в море русской эскадры, поспешил укрыться в Зонгулдаке, где германские военнослужащие также формально были интернированы (но фактически

не разоружены) турецкими властями. Кроме того, еще с двадцатых чисел июля из Крыма шла «ползучая» эвакуация, весьма похожая на дезертирство — на малых судах турецких контрабандистов и рыбаков, приходящих в Балаклаву на свой страх и риск. Они охотно брали пассажиров за хорошую плату — причем со временем этот поток, поначалу весьма незначительный, резко вырос, как и стоимость проезда, взимаемая турками; сколько немецких военнослужащих и гражданских лиц воспользовались этой возможностью избежать русского плена и сколько из них нашли свою смерть в море, доподлинно неизвестно даже сейчас, но речь идет минимум о нескольких тысячах человек. Всего на турецкой территории оказалось до десяти тысяч немецких солдат, офицеров и гражданских, как показалось в самом начале, скорее со статусом союзников, гостей.

Варна пала пятнадцатого августа. Но еще за два дня был Звиздец, когда болгарская деревня была полностью вырезана и сожжена, в традициях русских оккупированных территорий. Такого не прощали русские — глядя на них, не собирались прощать и болгары. И напрасно Исмет-паша клялся в своем миролюбии и умолял о беспристрастном расследовании этого инцидента — имея за спиной русских, болгары стали очень воинственны. Пикантность ситуации была в том, что официально СССР войну Турции не объявлял, да и болгары утверждали, что ведут как бы свою «частную» войну, не связанную с Второй мировой. Однако для Исмет-паши было очевидно, что если у болгар дела на фронте будут плохи, русские немедленно вмешаются — он уже старался «не замечать», что русские самолеты не только прикрывают наступающих болгар, но и нередко наносят удары по его войскам и укреплениям. По сути, русские, руками болгар, сейчас поступили с ним точно так же, как он сам, совсем недавно, с Англией. И некому было вступиться за Турцию — Британия была врагом, США совершенно не желали ссориться с русским союзником из-за турок, Рейх не имел возможности, даже если бы хотел.

Исмет-паша отчаянно пытался угодить русским, чтобы сохранить хрупкий мир. Что отразилось, прежде всего, на положении подданных Рейха, оказавшихся на турецкой территории. Русские категорически требовали их ареста и передачи СССР как военнопленных, а всего германского имущества — как трофеев. Однако в их условиях была лазейка: «В границах Турции на первое января 1943 года». Ясно было, что требование от турецких властей разоружения и пленения армии Роммеля просто невозможно и приведет к появлению немецких танков у Батума и Еревана. В результате части бывших солдат 17-й армии удалось бежать в Ирак, а некоторым — даже присоединиться к Роммелю. Болгары были все же не русские, почувствовавшие вкус побед, а турки сражались отчаянно, так что война шла с переменным успехом, но на турецкой территории — и было ясно, что проиграть болгары не могут, русские не дадут.

Двадцать второго августа последовал, по сути, русский ультиматум Исмет-паше. СССР обеспокоен войной вблизи своих границ и предлагает посредничество. Турция должна демилитаризовать зону Проливов с городом Стамбул, которая будет занята советской армией и флотом ради разделения враждующих сторон. Дальнейший статус этой территории будет определен в последующем договоре, для обсуждения которого турецкая делегация приглашается в Москву. Также СССР напоминает, что Ванский округ (вся Западная Армения) был уступлен РСФСР в 1921 году дружественной Турецкой республике, а поскольку Турция сейчас оказывает содействие злейшему врагу Советского Союза, германскому фашизму — проявляющееся в нахождении на турецкой территории боеготовных немецких войск и флота, и поставок Рейху стратегических материалов, — то СССР настаивает на возвращении Западной Армении, с включением ее в состав Армянской ССР. В случае отказа турецкой стороны от удовлетворения этих справедливых условий СССР денонсирует Договор о ненападении 1935 года и в дальнейшем сохраняет за собой право поступать по собственному усмотрению.

Что было делать Исмет-паше? Русские не требовали от него ничего, что в самом ближайшем времени не могли бы взять сами. Открыто перейти на сторону Еврорейха — по неофициальным сведениям, русские намекнули ему, что в этом случае после окончания Мировой войны Турция скорее всего перестанет существовать как независимое государство. Оказать сопротивление, собрав в Армении и у Стамбула наиболее боеспособные части, отозвав их из Ирака и Аравии? Перспективы успеха были неясны, зато это гарантированно означало самим отказаться от всех последних завоеваний на Востоке, сдав англичанам захваченное у них и все равно безнадежно испортив отношения с Британской империей. Исмет-паша, президент Иненю, при всей декларируемой «светскости» все же оставался восточным человеком. А на Востоке незыблемо правило: «Склонись перед сильным, возьми свое у слабого».

Турция приняла русские условия. СССР получил требуемое — без войны.

А в Севастополе все сидела почти забытая 17-я немецкая армия. Русские подвозили на позиции тех, кого выдал им Исмет-паша или кто был взят в плен в Констанце, в Варне, и они кричали по репродуктору своим бывшим однополчанам: «Ваше положение безнадежно, убежать не удалось даже нам, и в русском плену не так страшно, а кормят хорошо». Затем уже русские предлагали сдаться в плен и добавляли, что обеспокоены судьбой гражданского населения Севастополя и в случае зверств пощады виновным не будет. Продовольствие, топливо и боеприпасы подходили к концу, помощи ждать было неоткуда. Генерал Енеке подписал капитуляцию первого сентября. Судьба его была печальна: пережив русский плен, по завершении войны Енеке был выдан румынам и повешен в Бухаресте как главный виновник бахчисарайской казни.