Дневник 1984-96 годов
Шрифт:
20 января, суббота. Несколько дней, как живу под впечатлением крошечного упоминания о "Соглядатае" в "Новом мире". При том якобы неуспехе романа, который я считаю незаслуженным, это свидетельствует о справедливости моей точки зрения. Значит, есть люди, которые читают, которые имеют независимую позицию в отличие от той, что оккупирована нашими присяжными критиками — ленивыми или повязанными родственными, клановыми и национально-групповыми связями. Значит, мое собственное мнение о романе и моя гордость им, делом, которое я своротил, не спесь и не самохвальство. Значит обида, которую я скрываю, горечь, которая тайно кипит во мне, не случайны.
С четверга я в Обнинске. Удивительно, почти двое
В среду был у Левы Скворцова, говорили о лингвистике. Как всегда, в трудную минуту своей творческой жизни я иду к нему. Он бескорыстно слушает, соглашаясь со мной, пока я мну свой роман.
Во вторник был на полугодовой редколлегии в "Знамени". Все время ощущаю враждебность по отношению ко мне. Или я все это придумал? Сцепился с Ю.Жуковым по поводу Армении и Азербайджана. Только ли две религии? Еще и две лжи. Много думаю о статье С.Чупринина. Воюя с русофобией, эта статья открыто, объективно способствует возникновению антисемитизма. В статье для автора имеют значение, как факт рассмотрения и констатации, лишь две нации: евреи и русские.
Очень надеюсь, что удастся немножко еще пожить и кое-что написать. Я ведь только-только начал понимать, как надо, доверяя себе, писать. Я ведь только-только научился думать. Что заставляет меня писать: честолюбие? Но почему же так много думаю я, человек без детей, о будущем страны, о родине, о следующей жизни.
В понедельник часа три-четыре занимался разбором повести Валеры Терехина "Детские игры". У парня безнадежное положение. А вдруг, дай бог, выпишется?
24 января. Состоялась приемная комиссия в СП на Комсомольском. Я пробил какого-то литературоведа из Кемерова, Казаркина. Додолев и Кожухова были против, и тем не менее счет 18х6 — принят. Чувство выигранной схватки. Додолев, который действует в соответствии с конъюнктурой, сообщил вслух: если русский, дескать, мы принимаем. Я напомнил ему, как совершенно несправедливо он завалил еврея Тоболяка с Сахалина.
25 января. Состоялось собрание писателей с повесткой "Каким быть нашему Союзу?". Много говорили о безобразной истории неделю назад во время заседания "Апреля". Была перепалка с представителями "Памяти". Даже крики: "Убирайтесь в Израиль!". Как всегда, шли разговоры: "Хорошо это евреям или плохо?" Выступавший Байгушев — человек со стилем русскоязычного писателя, пишет плохо — сказал: США лишили советских евреев права политических беженцев, а это деньги. Значит? Значит, сообщил Байгушев, необходимо, чтобы этот статус был возвращен.
В своем докладе А.А.Михайлов назвал нескольких писателей, которые в наше время, когда все выскочили на трибуны, занимаются делом, пишут: Маканина, Кима, Афанасьева, Киреева, меня.
29 января. Понедельник. Вчера вечером ездил в ДК "Красная Пресня" на вечер "Литература русского зарубежья — "Посев".
Вот так всегда и бывает, ожидаешь чего-то, тратишь время в надежде: а вдруг! Чудовищно низкий уровень выступающих. Подтасовка фактов заведомая, правдоподобная неправда, а главное — ничтожное, мелкое слово. Все можно простить за убеждения, но бездарность не простишь. Выступали московские авторы "Посева" — Васюков (поэт), Марина В., (училась у Трифонова, "чернуха" без чувства слова), Сергей Ларионов (слабые стихи и претенциозное выступление о 18 января в ЦДЛ, с намеками на КГБ), Юрий Аднунг — "бард и будущий автор" (лишь с одной интересной песней о "свободе"), Анатолий Щукин (50 лет, "поэт с площади Маяковского", однообразные стихи), Борис Губин читал стихи Сергея Морозова, покойного молодого поэта — это хорошо, Александра Казарловина, интересная, но, к сожалению, злобно-политизированная молодая поэтесса и т.д.
В вестибюле по бешеным ценам торговали книгами издательства и принимали подписку на журнал. В зале продавали листовки: "Господа, купите — "Ленин — преступник N 1". Я купился, и за два рубля приобрел список ленинских, уже давно опубликованных статей и телеграмм.
Сегодня в "Правде" статья Ю.Жукова. Впервые я с ним согласился.
1 февраля. Ленюсь записывать в тот же день. Боюсь бумаги, не люблю писать. Писатель — это всегда графоман, мне это не дано. Позавчера, в среду, был в Министерстве культуры РСФСР на совещании по выработке концепции Булгаковского центра. Выступал вторым, резко, памятуя, что уже 20 лет мы говорим об этом. Впервые увидел М.О. Чудакову.
Ни одной литературе, как русской, так не повезло: великий роман. Миф и живая реальность, лежащая над этим мифом. Было две точки зрения: за Центр — люди, которые поняли величие Романа и его предстоящее будущее, за музейчик — это присосавшиеся.
Горжусь своим выступлением: здесь я рву со своим бытовым конформизмом.
В романе решил сюжетом сделать "казус". Идет мучительно. Идет и нелепый квартирный размен.
9 февраля, пятница. Вчера вернулся из Калининграда, куда вместе с бригадой из "Октября": Будников, Осеев, Назарова, Мих.Павл.Капустин и Галя Нерпина — ей 25 лет и она хорошая поэтесса. Интересный вечер в Кукольном театре (бывшая церковь Королевы Луизы). Я был честен и выступил неплохо. В поезде — забегая вперед — Назарова, изрядно хватив, сказала: С.Н., надо определяться. Выдал ей — с кем следует определяться и во имя чего? Меня пока кормит самостоятельность.
Самое любопытное в этой поездке — материалы к моей книжке "Власть культуры": встреча с Ольгой Феодосиевной и ее рассказ о Канте. Я все записал на магнитофон и обязательно об этом напишу. Интересна сама проблема: город в России и его история. Имеет ли право народ во имя своего будущего ломать историю?
Вчера позвонили: "Литгазета" набрала в полосу тот же кусок "Эфира", что и "Неделя".
За время моего отсутствия дурацкая история с Сашей. Его остановили с 20 долларами, которые я ему дал на кассеты. Так защищены мы в правовом государстве или нет?
10 февраля, суббота. Вчера вечером был в Большом театре на вечере, посвященном столетию со дня рождения Б.Л.Пастернака. В.И. меня пригласил. Сидел рядом с В.Смирновым, с другой стороны — Михалков-Кончаловский. Валя называет это, раздражаясь, бриллиантовой комнатой, полагая, что я люблю эту светскую суматоху. Культура — повод для сбора. В десятом ряду сидела Раиса Максимовна, в первом — Лигачев и Лукьянов. Хохолок Лигачева торчал над стулом. За мною — Бакатин. Тут же остальные партийные товарищи. Что им Гекуба?! Пообщались, отсветились. Это первый неформальный, врезающийся в память юбилейный вечер. Плох был А.Вознесенский, совершенно переделавшийся из поэта в актера. С Е. Евтушенко они разделили, как всегда, амплуа: один актерствует на политической сцене, другой — на культурной. Но я подумал, что этим вечером, в принципе, Б.Л.Пастернак обязан тому, что в свое время приголубил мальчика Андрюшу. Еще были декорации Левенталя: лампа, светящаяся в окне дачи, и "звезда Пастернака", крупно мерцающая на звездном небе.
Вечером долго сидел у В.И.Юдина, ели рыбные консервы, говорили о его поездке в Армению.
15 февраля. Вечером позвонили из телепрограммы "Добрый вечер, Москва". После моей реплики в "Литературной России" о "Взгляде" — и я это предполагал — я оказался вытесненным с телевидения. Своя национальная рубашка им ближе. И вот звонок: не выступлю ли я в передаче, посвященной И.С.Глазунову. Глазунов мне не друг, человек суетный, но ведет дело нужное. Бог с ним, с его личными амбициями и пристрастиями. Я отказался. Но какие заразы — наверняка хотели еще раз подставить, хотели от меня ругани.