Дневник 1984-96 годов
Шрифт:
Пришла открытка — дали автомобиль, который надо получать и о котором надо заботиться. Потом пришла открытка из Союза писателей на "видак". За видаком ездил в магазин вчера и весь сегодняшний день провозился, его настраивая. Естественно, ничего не получилось. Все одно к одному — как патроны в пулеметном рожке, но что поделаешь — деньги так быстро меняют курс, так неясна наша дальнейшая судьба, что приходится покупать все это барахло. Машина у меня только три года, видак тоже есть. Из впечатлений ижевских главные — это писатели. Все больше и больше я начинаю любить моих товарищей такими, какие они есть, с интересом наблюдал за Мих. Петр. Лобановым, Юр. Полик. Кузнецовым, Вик. Иван. Кочетковым. Новые для меня в известной мере фигуры — это Женя Кузнецов, референт СП, с ним очень интересно говорили о текущем
За эту поездку особенно сблизились с писателем Александром Ал. Бологовым из Пскова. Прекрасный человек твердых убеждений и высокой искренности. В его биографии много необычного и интересного — и море, и бокс — он в молодости был чемпионом. Очень чистый, счастливый в своей порядочности человек. Порода для писателей почти переведшаяся, а для остальных редкая.
В пятницу и субботу был на даче, вернулся в воскресенье вечером. Сейчас придут проверять сигнализацию для охраны. Жить с каждым днем становится все страшнее. Умер Юра Стефанович. Еще недавно мы с ним работали на семинаре в Дубултах.
23 апреля, пятница. Утром уехал в Обнинск. Встал, как почти ежедневно, в 6 часов. Бегал до бензоколонки на Ленинском и там купался в пруду. Болят ноги, но бегать мне нравится, будто молодое преодоление себя, будто бегу марш-бросок в армии. У меня надежда, что смогу пересилить. Никому не признаюсь, ноги сводит, и боль пульсирует в икрах. Все это похоже на наши фамильные беды. У мамы все начиналось с ног и спины.
В Москве распустились тополя. До сих пор не могу забыть: позавчера прошел дождь, и как мучительно молодо пахло распустившимися почками. Сегодня, уже под вечер, ходил гулять. Теперь я как на чудо смотрю на новую встречу с лугом, где я бегал в прошлом году, за рекой. Бунтуют птицы, среди голых ветвей такой веселый базар и такой молодой.
Вчера вечером в "Ударнике" видел на большом экране "Казанову", фильм Феллини, о котором я так мечтал многие годы. Лет восемь назад мне на пленке подарил этот фильм В.Юдин, я его знаю по кадрам. Все нужно смотреть в свое время. Море в первом эпизоде — искусственное, сделанное из какой-то синтетики. Другое искусственное море у Феллини в фильме "Корабль плывет". Опять размышления о правде вымысла…?
Последние два дня перечитывал "Сатирикон". В этот раз с особым вниманием смотрел почти пропускаемую ранее главу "Пир Трихмалиона". Кстати, пришла мысль о новом романе: аферист-депутат, подлец и авантюрист. Здесь же нашел интересную мысль о вымысле в литературе. Я очень много думал об этом. "Ведь дело совсем не в том, чтобы в стихах излагать факты — это историки делают куда лучше, нет, свободный дух должен устремляться в потоке сказочных вымыслов, по таинственным переходам" (Б. Ярхо).
Написал первый абзац в новой главе. Как всегда, пришло на помощь время: вспомнил выборы, голосовали тогда за Сталина и т.д. А не назвать ли роман "Плюс квамперфектум"?
ТВ все время говорит о Литве. Жить с каждым днем все страшнее, но мне все же кажется, что путешествие "под гору" заканчивается…?
5 мая, суббота. Обнинск. Все праздники были с В.С. в "Отрадном", санатории МК. Перешли и они на хозрасчет, поэтому берут очень дорого, по 12 с лишним рублей с человека. Мы были такими, кто платит, наверное, единственные. Аппарат еще получает всякие дотации и подкорм, все понаехали с детьми и тещами, но, полагаю, вскоре этих шальных денег у партии уже не будет. Все время порывались подсчитать — сколько я заплатил за последние год партвзносов, и куда же эти деньги подевались. Я-то ведь вступал в партию, которая совершенствовала и организовывала народную жизнь по относительно справедливым законам. Что делать? Кому все же верить? После этих санаториев во мне впервые начал просыпаться гнев. Как хорошо кормится вокруг всего этого прислуга.
В пятницу был в СП на комиссии по литнаследству реабилитированных писателей. Шанталинский зачитал из личного дела Ставского. Например, письмо Ежову по поводу стихов Мандельштама. Автор, наверное, понимал, что это лояльное письмишко означало для поэта смерть! К письму прилагался литературный отзыв на эти стихи поэта-прозаика Павленко. Вот так куется литературное счастье. Гнев начал застить глаза. Я перебил Шанталинского и предложил посмертно исключить Ставского из СП. Кого же мы избирали и что это за структуры СП, кого они выращивали? Ведь это особая корпорация творцов, а творчество подразумевает в том числе и терпимость. Я предложил свою меру посмертной ответственности, хотя был всегда против какого бы то ни было шевеления трупов. Пусть покойники тлеют в своих могилах. Но этот эпизод, быть может, один из самых за мою жизнь глубоко меня потрясших. По-моему, на мою реплику никто не обратил внимания. И правильно.
Продвигается роман. Говорил со Славой Шугаевым относительно нашей ассоциации непримкнувших и с А. Жуковым о вроде планируемом кем-то выдвижении меня на Госпремию. Он сказал: обязательно дадут. Но, боже, незачем мне этим заниматься! И палец о палец не стукну.
8 мая, вторник. Был у меня дома Женя Широких, мой ученик по семинару в Дубултах. Веселый, нарядный, пьяный. У него идет роман в издательстве "Стиль". Интересно поговорили о сегодняшнем дне и о его романе. Как бы научиться писать весело и небрежно. Женя выпил бутылку шампанского — я в это время занимался легкой уборкой на кухне. Вечером уехали с В.С. в Обнинск.
9 мая, среда. Утром смотрел телевизор. Колонна стариков — Героев Советского Союза тронула до слез. Ведь тогда были юные и чистые, какие горизонты расстилались впереди перед каждым!.. Вечером читал Бакунина. Интересно, какая удивительная порода людей, как мало мы о них знаем. Время обглодало все, оставив как остов, одни имена.
17 мая, четверг. Около половины третьего дня выдалась минутка. Все накапливается и мусорит голову. На несколько дней лечу с группой писателей в Ташкент, там какой-то юбилей. Собственно говоря, спроворила меня на это путешествие Р.Ф.Казакова, но сама расчетливо не полетела: "Узбеки меня плохо издают". Бог с ней и с ее издателями, отступать мне было нельзя. Еду на юбилейные торжества и открытие памятника узбекскому поэту Хамиду Алимжану. Беру на всякий случай с собой в библиотеке Дома литераторов том истории узбекской литературы.
Из последних событий. 14-го мая умер Валера Коксанов, ему нет еще и 42 лет, инфаркт.
Патологоанатом сказал: ноги и сосуды у него были зверским образом объизвествлены. Видимо, существует и какая-то своеобразная плата за пользование благами. Сколько раз я был у них в гостях, сколько раз там выпивали, но как обильно и через край там и кормили. О, эта жирная и сочная пища из кремлевского распределителя! Доброжелательные, щедрые люди. Вчера был у его родителей. Мать, еще недавно цветущая женщина, совершенно раздавлена. Но на столике рядом с ее креслом — стопка красных правительственных соболезнующих телеграмм. Их пододвинули ко мне, и я, мелкий садист, не стал никого радовать, не начал читать. С Валерой были связаны многие этапы моей жизни на радио, в литературной редакции. Именно он был редактором мемуаров Брежнева, выпускал их в эфир. Сколько сразу всего вспомнилось!
Валерина свадьба, где мы с В.С. были свидетелями. Уже в дверях встретил его вдову Зинаиду. И женихались, и женились на моих глазах. Мало ты насулил нам жить вместе! Рассказала: "Когда легли спать, заткнула бирушами уши, чтобы он мне не мешал храпом, но в половине первого меня как бы толкнуло. Проснулась, он был неподвижный, тяжелый, но еще горячий". Пожалуй, я напишу о нем страничку в "Эфире". Эта мысль возникла параллельно с давней мыслью написать об умершем Дмитрии Морозове. Тоже работали вместе на радио и дружили. Это мой долг. Информационным поводом для рассказа может стать недавний звонок жены Дмитрия Лоры: она разбирала бумаги и нашла рукопись моей первой повести "Живем только два раза".