Шрифт:
Понедельник.
Это новое существо с длинными волосами порядочно таки надоедает мне. Оно вечно около меня и ходит за мной неотступно. Мне это не нравится. Я не привык к обществу. Лучше бы это существо оставалось с другими животными…
Сегодня пасмурно, ветер с востока… Верно, у нас будет дождь… У нас? Откуда я взял это слово?.. Да, припоминаю, новое существо употребляет его.
Вторник.
Осматривал владения. Новое существо называет их раем… Почему? — право не знаю… Говорит, что они похожи на райские сады…
Это не объяснение… а просто одно упрямство и глупость… Мне никак не удается дать название хотя бы одному предмету; новое же
Среда.
Построил себе шалаш от дождя, но и там меня не оставили в покое. Незвано-непрошено явилось новое существо. Когда же я захотел выпроводить его, оно стало выпускать воду из отверстий, которыми смотрит, и утирать ее внутренней стороной своей лапы; при этом оно испускало такие жалобные звуки, какие я слышал у животных, когда им бывает больно. Если бы оно только молчало! Но оно вечно без умолку тараторит. Я вовсе не хочу обижать это бедное создание, или оскорблять его. Но я до сих пор никогда не слыхал человеческого голоса, и всякий новый, чуждый звук, нарушающий торжественную тишину этого дремлющего безлюдия, звучит для меня фальшивой нотой и оскорбляет мой слух. А эти новые звуки раздаются так близко около меня: — то возле моего плеча, то под самым ухом, то с одной стороны лица, то с другой; я же привык к более или менее отдаленным звукам, — звукам, несущимся издалека, от этих напоенных молчанием пространств. Я привык к голосам природы; — к завыванию ветра в лесах, к мирному плеску невидимых ручейков, к той нежной едва уловимой музыке, которая родится в ночной тишине и, может быть, исходит от яркого блеска предметов, светящихся и мерцающих в ночных небесах.
Раньше я чувствовал себя более счастливым, чем теперь.
Суббота.
Новое существо ест слишком много плодов. У нас, пожалуй, не хватит запасов. Опять — «у нас». Это его слово, но оно стало теперь и моим, так часто я его слышу. Сегодня очень пасмурно и туманно. Я в такую погоду сижу дома, но новое существо выходит. Оно выходит во всякую погоду, а потом с грязными ногами вваливается прямо в шалаш. И вечно болтает.
Как хорошо и спокойно было здесь раньше!
Воскресенье.
Мимо!.. Этот день становится всё более и более утомительным. В прошлом ноябре его установили, как день отдыха. Раньше у меня бывало шесть таких дней в неделю. Вот тоже непонятное распоряжение! Вообще мне кажется, что здесь как-то слишком много законодательствуют — постановлений всяких, понуждений, запрещений не оберешься… Побольше бы свободы действия… (Примечание. Подобного рода мысли, впрочем, лучше оставлять при себе).
Сегодня утром видел, как новое существо пыталось сбивать яблоки с запретного дерева. Но ему не удалось сорвать ни одного. Куда ему!.. Уверен, что яблоки останутся целы.
Понедельник.
Новое существо называет себя Евой. Пусть будет так, я не возражаю. Говорит, что когда я захочу, чтобы оно пришло, то я должен звать его этим именем. Я ответил, что не предвижу в этом необходимости. По-видимому, это замечание подняло меня в его мнении. Оно говорит, что оно вовсе не оно, а она. Это еще сомнительно, но, в сущности, мне всё равно. Пусть бы она только держалась в стороне и оставляла меня в покое.
Суббота.
Во вторник я удрал от неё. Скитался два дня и построил себе новый шалаш в уединенном месте, постаравшись, как можно лучше скрыть свои следы. Но она выследила меня при помощи прирученного ею зверя, которого она называет волком, и снова явилась ко мне, издавая жалобные звуки и выпуская воду из впадин, которыми смотрит. Поневоле пришлось вернуться с нею, но, как только представится случай, удеру снова. Она пускается во всякие бессмысленные догадки. Между прочим, интересуется тем, почему это животные, которых она называет львами и тиграми, питаются травой и цветами, тогда как, судя по их зубам, они должны были бы поедать друг друга. Это нелепо, потому что-тогда они убивали бы один другого, а вместе с этим, насколько я могу сообразить, в мире появилась бы смерть; меня же учили, что смерть в мир еще не пришла. Право, в некоторых случаях начинаешь, жалеть об этом!
Воскресенье.
Мимо!
Понедельник.
Мне кажется, я теперь понимаю, для чего дана неделя: она существует для того, чтобы отдыхать от скуки воскресного дня. Это хорошая мысль. Особенно для здешних мест, где хорошие мысли удивительно редки. (Примечание. Оставляю это наблюдение про себя)…
Она снова взбиралась на то дерево. Сшиб с него. Говорит — никто не видел. Как будто это достаточное оправдание для такого рискованного, поступка. Высказал ей это. Слово «оправдание» привело ее в восхищение. Действительно, слово хорошее.
Четверг.
Она говорит, что сделана из моего ребра. Это, по меньшей мере, сомнительно. Я никогда не ощущал недостатка в ребре… Почему-то ее беспокоит также судьба сарыча; говорит, что ему следует есть не траву, а падаль. Как ни как, а сарыч должен удовлетвориться тем, что есть. Нельзя же для его удовольствия перевернуть вверх дном весь план мироздания.
Суббота.
Вчера она упала в пруд, заглядевшись на себя, по обыкновению. Чуть-чуть не захлебнулась; говорит, что было очень неприятно. Это заставило ее сокрушаться о существах, живущих в воде, которых она называет рыбами. По своей привычке она продолжает прилеплять имена ко всем и ко всему, хотя никто в них не нуждается и никто на них не откликается. Но она, по глупости, не обращает на это никакого внимания. Она выловила целую массу рыб, принесла и положила их в мою постель: — «чтобы согреть бедняжек». Но, глядя на них, я не заметил, чтобы они чувствовали себя здесь лучше, чем в воде. Как только наступит ночь, я всех их выброшу вон. Я не желаю с ними спать — они скользки и противны, особенно для человека, на котором ничего не надето.
Воскресенье.
Мимо!
Вторник.
Она подружилась теперь со змеем. Остальные животные, по-видимому, рады этому; она вечно производила над ними всякие опыты и надоедала им. И я рад, потому что змей с нею разговаривает, а я могу оставаться в покое.
Пятница.
Она говорит, что змей советует ей попробовать плод с того дерева, уверяя, что результатом этого будет глубокое и полное познание. Я говорил ей и о другом последствии такого поступка, о том, что в мире появится смерть. Это было ошибкой с моей стороны. Надо было держать язык за зубами. Мои слова навели ее только на мысль, что таким путем она может спасти больного сарыча и доставить подходящую пищу уныло бродящим львам и тиграм. Я советовал ей держаться подальше от запретного дерева. Она возразила, что не считает нужным этого делать. Предвижу неприятности. Скроюсь куда-нибудь.