Дневник для Стеллы
Шрифт:
Правда, постепенно он начинал, по-видимому, понимать, что дело не только в том, что «люди не торопятся оказывать милости», но и в том, что его назначению в Англии препятствует королева, хотя в «Дневнике» об этом ни слова. Из «Дневника» мы узнаем, что он предложил Оксфорду начать выпуск монет в виде медалей с профилем королевы, той самой королевы, о которой он ранее писал, что, когда она охотится в экипаже, то смахивает на йэху. До напечатания «Гулливера» оставалось еще 15 лет, но образы отвратительных дикарей, как бы являющих человеческую природу без маски, уже возникали в его воображении и ассоциировались с королевой Англии и ее окружением.
15 сентября 1712 г. он пишет уже без обиняков: «С недели на неделю я ожидал, что в отношении моих собственных дел наконец-то будет что-то предпринято, однако и по сей день так ничего и не сделано, и я понятия не имею, когда это произойдет,
Свифт еще предпринимает последние попытки хоть как-то сгладить отношения Оксфорда и Болинброка, редактирует предстоящую речь королевы в парламенте, но прежде всего усиленно хлопочет о получении деканата св. Патрика в Дублине. Что он ради этого претерпел, читатель сам увидит из записей, сделанных Свифтом в последние дни. Ему пришлось в конце концов поступиться своей гордостью. И как раз в те дни, когда шотландские лорды, возмущенные политикой Англии в отношении их страны, потребовали расторжения унии, Свифт уезжает в Ирландию. Он торопился занять свою должность. Он уезжал, уязвленный всеми перенесенными унижениями, оставляя кабинет тори на краю гибели и все же с намерением возвратиться сюда зимой или даже осенью.
[Не потому ли он так часто пишет на страницах «Путешествий Гулливера» о неблагодарности? В Лиллипутии, например, неблагодарность рассматривается как уголовное преступление. В этой же части книги мы читаем следующие строки: «…величайшие услуги, оказываемые монархам, не в состоянии перетянуть на свою сторону чашу весов, если на другую бывает положен отказ в потворстве их страстям» (I, 5). Когда в стране Глаббдобдриб Гулливер пожелал увидеть людей, оказавших великие услуги монархам и отечеству, их имена, за исключением немногих, невозможно было найти в архивах, большинство их умерло в нищете и немилости, а остальных история оболгала (III. 8).]
На этом «Дневник» прерывается. О том, что испытывал Свифт после своего вынужденного и поспешного отъезда, прекрасно видно из его письма к Э. Ваномри от 18 июля 1713 г. (с. 436). В Дублине, где широко распространились слухи о тайных сношениях кабинета Оксфорда с претендентом, местные английские протестанты и духовенство встретили Свифта крайне враждебно. В письмах же из Лондона его просили поскорее возвратиться, поскольку торийский кабинет крайне нуждался в его услугах, и 29 августа, пробыв в Ирландии после трехлетнего отсутствия всего лишь два с половиной месяца, он вновь уехал в Англию.
9 августа он снова в Лондоне. И опять начались поездки в Виндзор, обеды то в обществе теряющего власть Оксфорда, то в обществе постепенно прибирающего ее к рукам и уже перетянувшего на свою сторону леди Мэшем Болинброка. Вскоре Свифт вступает в ожесточенную полемику с бывшим своим приятелем из лагеря вигов — Ричардом Стилем, обрушившись на него двумя своими памфлетами, в одном из которых («Общественный дух вигов») он позволил себе пренебрежительные высказывания о шотландском дворянстве, в связи с чем депутация шотландских лордов явилась к королеве с требованием разыскать и наказать автора. Палата лордов осудила памфлет, а его издатель Морфью и типограф Барбер подверглись аресту. Все, конечно, прекрасно понимали, кому принадлежит этот памфлет, но для задержания автора необходимо было формальное основание, и хотя правительство никоим образом не собиралось подвергать Свифта аресту, оно, тем не менее, вынуждено было объявить о вознаграждении в 300 фунтов тому, кто укажет автора. Взаимное ожесточение достигло кульминации.
Что оставалось делать Свифту? Участь Оксфорда легко было предвидеть, а связать свою судьбу с Болинброком было слишком рискованно. Не попрощавшись ни с тем, ни с другим и уведомив о своем местопребывании только самых близких друзей, Свифт уехал из Лондона и поселился в 50 милях в небольшой деревушке у знакомого пастора. Оттуда по письмам из Лондона он следит за последними сценами драмы, то и дело сбивающейся на фарс. 26 июля 1714 г. Оксфорд был отстранен от должности, но торжество Болинброка длилось недолго: 31 июля королева умерла, и он почти тотчас же остался не у дел. Ганноверский курфюрст, провозглашенный
16 августа, не заезжая в Лондон, и не повидавшись ни с кем, Свифт уехал в Ирландию. Он и теперь не оставлял надежд на возвращение, не исключал возможности будущего сотрудничества с Болинброком или с Оксфордом или даже с теми из тори, кто приспособился к новому порядку вещей. Только 11 сентября он узнал об отставке Болинброка и из обстоятельств, сопровождавших это событие, понял, что теперь ему предстоит надолго, быть может навсегда, остаться в Ирландии.
Виги начинали сводить счеты. 18 марта 1715 г. Болинброк, опасаясь преследования, тайно бежал во Францию; 9 апреля был учрежден Тайный комитет во главе с Уолполом для расследования всех документов, относящихся к Утрехтскому договору; 10 июня на основании представленного этим комитетом отчета парламент обвинил Оксфорда, Болинброка и Ормонда в государственной измене, а месяц спустя Уолпол расквитался с одним из своих недавних обвинителей, заключив Оксфорда в Тауэр, откуда тот вышел лишь через два года. Ормонд тоже спасся бегством. Это был разгром, окончательный и бесповоротный. Таков был финал целого этапа в жизни Свифта. Он приехал в Англию на три-четыре месяца, а пробыл почти четыре года и возвратился в Ирландию потому, что после происшедших перемен его политической карьере в Англии пришел конец. Теперь ему предстояло, как он писал, «… с помощью привычки научиться переносить эту страну» (Ирландию. — А.И.) [Corresp., I, 375.].
Читателю «Дневника для Стеллы» невозможно не заметить того обстоятельства, что на его страницах то и дело по разному поводу проскальзывает отчетливая неприязнь автора ко всему ирландскому. У епископа Клогерского «милая ирландская забывчивость»; сестре Парнела «несколько свойственна ирландская бесцеремонность»; в другом месте он замечает: «… зимой в Лондоне нет ничего хуже, нежели полчища ваших ирландцев… впрочем, я всегда держусь от них подальше». Свифт с подчеркнутым пренебрежением относится к оценке его писаний ирландской публикой и уверяет, что вообще предпочитает обходиться без ее одобрения. Следует отметить, что такого рода неприязнь характерна не только для «Дневника». «Известия о раздорах, связанных с выборами мэра Дублина, — пишет он Кингу 13 октября 1713 г., — занимают нас ровно столько же, как если бы вы прислали нам отчет о своем маленьком сынишке, забавляющемся вишневыми косточками, и вообще самое лучшее, что может сделать ирландское правительство, — это не беспокоить нас своими делами» [Ibid., 391.]. «Поверите ли, — читаем мы в „Дневнике“, — я серьезно убежден, что если бы ДД не жили в Ирландии, то я не вспоминал бы о ее существовании и двух раз в году». Свое назначение в деканат св. Патрика он воспринимает как изгнание, как ссылку. «Газеты поведают вам, — пишет он Дайперу, — что я вновь осужден на житье в Ирландии» [Ibid., 346.].
Как ни мучительны были для него последние недели в Лондоне, как ни тяжело было ему наблюдать развал кабинета, там была жизнь, там вершились судьбы Англии и шла напряженная борьба, которая соответствовала его темпераменту и склонностям, там было где развернуться его таланту. Здесь, в Ирландии, все казалось ему провинциальным и убогим, а местные конфликты в сравнении с тем, что происходило в Лондоне, представлялись мелкими дрязгами. Но это еще не все. Ведь он добыл для ирландской церкви первины, а там почти никто не признавал его заслуг, ведь его имя так и не было официально упомянуто в связи с этим делом. Зато все прекрасно знали, что, бывший сторонник вигов, он перешел на сторону тори и был правой рукой свергнутого ныне кабинета. В парламенте и магистратах Ирландии преобладали виги (недаром Свифт с таким раздражением писал об ирландском парламенте тех лет, требуя его роспуска и выборов нового, лояльного к тори). Представители различных религиозных сект — а они составляли не меньше половины английских поселенцев в стране — ненавидели тори, потому что именно тори ввели в Ирландии Акт о присяге и преградили им путь ко всякого рода должностям, а Свифт был рьяным сторонником Акта о присяге. Наконец, все поселенцы в Ирландии — и сторонники англиканской церкви, и нонконформисты — считали, что кабинет тори готовит реставрацию Стюартов, а это было бы на руку коренному населению страны — католикам-ирландцам и во вред всем протестантам: и приверженцам англиканской церкви и диссентерам.