Дневник добровольца. Хроника гражданской войны. 1918–1921
Шрифт:
Около полудня мы выехали в Армавир. Особых следов разрушения и боя не было заметно. По дороге только попадались подводы с гробами, которые скорее были похожи на длинные, наскоро сколоченные ящики, чем на гробы. Мы остановились прямо на улице и простояли часа 3, в течение которых успели сходить на вокзал и пообедать.
Вскоре выяснилось, что нас отправляют в ст. Прочноокопскую, где мы и будем пока что стоять. Станица эта расположена на Кубани, верстах в 6 ниже Армавира. Во время последних боев она очень сильно пострадала. Часть станицы, расположенная по левую сторону, буквально снесена с земли. Здесь большевики довольно упорно задерживались. Сначала наши гвоздили их артиллерией с горы Форштадт, а потом, перебравшись на левый берег, подожгли станицу. Все дома без исключения выгорели. Эта часть станицы называется «Сибильда». Прилегающие к Кубани дома правого берега тоже очень сильно пострадали и почти все разбиты. В церковь тоже попало несколько большевистских снарядов. Остальная же часть станицы разграблена. Почти все жители ее покинули во время хозяйничанья «товарищей». Имущество и вещи обыкновенно зарывали и прятали, а дома запирали. Большевики выламывали двери, выбивали окна, проникали в дом и грабили всё наиболее ценное. Взрывали полы, распарывали мягкую мебель, перины, подушки, били лампы, посуду и очень часто находили закопанные вещи. В
8.09.1918. С утра пошли посмотреть на войсковую больницу, которая была вблизи нас. Там товарищи уничтожили и перебили всё, что было. Даже портреты писателей на стенах в коридоре не были пощажены: какой-то прохвост перебил стекла в рамах и исколол лица штыком. Вчера вечером вернулась подвода со спиртом, и нам сегодня перед обедом выдали по две бутылки чистого спирта на каждого. Во время обеда мы выпили в компании Николая Николаевича и Сергея Сергеевича. После обеда мы втроем пошли осматривать «Сибильду», а Николай Николаевич остался дома, заявив, что он пьян «как собака». Здесь, как я уже говорил, ничего не осталось. Что уцелело от обстрела, то было уничтожено огнем. По сплошному пепелищу расхаживали свиньи и куры, которые очень часто с криком подпрыгивали, попадая в горячий пепел. Везде по улицам валялись человеческие трупы, одни совсем почти сгоревшие, другие только несколько обгоревшие и почерневшие. Сгоревшие трупы хотя и были ужасны, но все-таки они выглядели значительно лучше, чем не подгоревшие, распухшие от жары, голые и уже пахнущие трупы, которых тут много больше. У порогов бывших сгоревших домов кое-где еще сидят сторожевые собаки и пробуют тихо лаять на прохожих.
9.09.1918. Когда нам привезли обед, мы угостили водкой кашевара, и он нам принес за это полпуда хорошей говядины. По этому случаю мы решили устроить вечером маленький выпивон. Хозяйка нам сделала жаркое и к 6 часам вечера у нас собралась небольшая компания, к которой мы присоединили нашего хозяина. Кроме Николая Николаевича и Сергея Сергеевича у нас были Петр Петрович – подпоручик Зиновьев 26 , Александр Александрович – поручик Люш 27 , Михаил Петрович Пользинский 28 и Александр Иванович – подпоручик Тимченко. В общем, компания пила вяло. После 6-й рюмки продолжали пить только хозяин, Александр Александрович и я. Разводили спирт довольно основательно, так что наша водка вспыхивала и загоралась от зажженной спички. Мы втроем выпили изрядное количество, много больше, чем по бутылке на каждого; в этот день водка как-то особенно легко и гладко проходила у меня, Андрей же заявил, что такой крепости водку он пить не может. Выпивка затянулась часов до 12, в результате чего хозяин наш совсем свалился с ног, а мы с Александром Александровичем чувствовали себя совсем прилично.
26
Зиновьев Петр Петрович. Подпоручик. В Добр. армии; авг. – сен. 1918 в составе 3-й батареи 3-го отдельного легкого артдивизиона. Во ВСЮР и Русской армии в 3-й батарее Дроздовской артил. бригады. Штабс-капитан. Убит 27 окт. 1920 под Юшунью.
27
Люш Александр Александрович. Константиновское артил. училище 1915. Поручик, военный летчик. В Добровольческой армии; авг. – сен. 1918 в составе 3-й батареи 3-го отдельного легкого артдивизиона. Во ВСЮР и Русской армии; сен. 1920 в 3-й батарее Дроздовской артил. бригады. Штабс-капитан. В эмиграции в Канаде. Капитан. Ум. 1 мая 1967 в Монреале.
28
Пользинский Михаил Петрович. Из дворян, сын действ. стат. советника. Михайловское артил. училище 1915. В Добр. армии; авг. – сен. 1918 в составе 3-й батареи 3-го отдельного легкого артдивизиона. Во ВСЮР и Русской армии в 5-й или 6-й батарее Дроздовской артил. бригады до эвакуации Крыма. Галлиполиец. Осенью 1925 в составе Дроздовского артдивизиона в Болгарии. Подполковник. В эмиграции там же. Ум. в с. Княжево под Софией.
10.09.1918. Чувствовали себя достаточно вяло после вчерашней пирушки. Сегодня первый раз за всё это время был слегка пасмурный день. Жара и пыль уже достаточно надоели, так что такой погоде можно несказанно обрадоваться, а в особенности после хмельного вечера. Почти весь этот день я провел в доме у Николая Николаевича. Говорили о многом, и в частности он рассказывал случаи из своей практики. Среди разговора я спросил у него, как он чувствует себя, защищая людей, в виновности которых он сам не сомневается. Он на это ответил мне так: «То-то и плохо, что здесь задето профессиональное чувство. Не шутка выиграть дело, если нет улик и нужно только доказать невиновность, а вот попробуй-ка выиграть такой процесс, когда все улики против твоего клиента». Затем перешли на дело Бейлиса. Он между прочим говорил о том, что сами евреи создали из этого дела громкий процесс тем, что они подняли суд над Бейлисом, как суд над всем еврейством, и начали всех подкупать. От этого разговор перешел к рассуждениям о движении мысли в пространстве. Тут он меня познакомил с теорией французского ученого Габриеля Тарда, который посвятил много времени изучению причинности преступлений. По теории Тарда, однажды высказанная мысль не пропадает, а продолжает оставаться или двигаться в пространстве. Доказывал он это тем, что преступления, совершенные в глубокой древности и уже совсем забытые, иногда повторяются в теперешние времена. Кроме этого Тард приводит еще много примеров в роде таких, что жизнерадостный солдат, поставленный часовым на пост, на котором раньше застрелилось трое часовых, сам застрелился.
У хозяина Николая Николаевича есть две забавные дочери-лилипуты; одной 32, а другой 28 лет, обе не выше аршина ростом. Родились они совсем нормальными, как говорит их отец, а потом перестали вдруг расти. Головы и лица у них чрезвычайно маленькие, но выражение лиц и морщины, как у глубоких старух.
Живется нам здесь значительно хуже, чем в станице Кавказской. Кроме того, что здесь почти ничего не достать, так как станица разграблена, плохо еще и то, что хозяева попались нам какие-то нелюбезные. Я даже рассердился на Андрея за его излишнюю вежливость с нашими хозяевами. По-моему, то обращение какое необходимо в интеллигентной
11.09.1918. После обеда Андрей уехал с компанией прогуляться в Армавир. Приблизительно около 5–6 часов вечера появились в Прочноокопской первые подводы с беженцами из станиц Урупской и Бесскорбной, которые сообщили, что эти станицы заняты большевиками, которые нажимают на Армавир. Лично я не придал их сообщению особого значения. Вечер я провел у Николая Николаевича и около 10 с половиной часов ушел к себе спать. К этому времени волна беженцев значительно усилилась. После 11 приехал Андрей и сообщил, что в Армавире настроение очень тревожное и что беженцы двигаются от самого Армавира и до Прочноокопской непрерывным обозом. В Армавире Андрей слышал, что дивизия Боровского 29 теснит их от Невинномысской, а они собираются пробиться здесь у Армавира через нашу дивизию. Он мне советовал эту ночь, в виду такого положения, спать на всякий случай одетым. Я последовал этому совету, встал и оделся, тут он еще, между прочим, сообщил, что в Армавире Михаил Петровича встретил одного своего знакомого офицера из мортирного дивизиона, который просил его взять с собой на время, пока положение Армавира не выяснится окончательно, дочь одного полковника 30 – Людмилу Васильевну Вавилову. Андрей говорил, что он с Сергеем Сергеевичем были против этого, но Пользинский и Тимченко настояли на том, чтобы ее взять. Тогда они познакомились с ней и ее отцом, который сказал, что сам он вынужден оставаться в Армавире, так как его жена серьезно больна и лежит, а дочь он не хочет подвергать излишней опасности и потому просит на время увезти ее из города. Таким образом к нам, в наш взвод попала барышня.
29
Боровский Александр Александрович, р. 6 июня 1875. Из дворян. Псковский КК 1894, Павловское ВУ 1896, АГШ 1903. Офицер л.-гв. Литовского полка. Генерал-майор, командир бригады 2-й Сибирской стрелковой дивизии. Георгиевский кавалер. В Добр. армии с нояб. 1917, организатор и командир Студенческого батальона. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода: с 12 фев. 1918 командир Юнкерского батальона, с 17 мар. 1918 командир Офицерского полка. С июня 1918 нач. 2-й дивизии, с 15 нояб. 1918 командир 2-го армейского корпуса, с 24 дек. 1918 командир Крымско-Азовского корпуса, 7 янв. – 31 мая 1919 командующий Крымско-Азовской добровольческой армией, с 22 июля 1919 командующий войсками Закаспийской области, с окт. 1919 командующий войсками Закаспийской обл., затем в резерве чинов при штабе Главнокомандующего, Генерал-лейтенант (с 12 нояб. 1918). Уволен от службы 29 окт. 1919, с апр. 1920 в резерве чинов. Эвакуирован в апр. 1920 из Ялты на корабле «Силамет». В эмиграции в Югославии, 1921 член отдела Общества русских офицеров в Королевстве СХС в Байя. Ум. 27 дек. 1938 в Скопле (Югославия).
30
Речь идет о Василии Ивановиче Вавилове, быв. нач. Пржевальской местной команды.
Эту ночь спать было довольно плохо, так как всё время по улице с большим шумом мимо нашего дома двигались беженцы, стучались к нам в ворота, ища ночлега на ночь, ходили у нас в доме и поминутно попадали по ошибке в нашу комнату. Но в конце концов, и к такому шуму и гаму можно привыкнуть и перестать обращать на него внимания, и наконец, поворочавшись часа два на постели, я довольно крепко заснул.
12.09.1918. Рано утром, на самом рассвете, Андрей разбудил меня и сказал, что совсем близко за Кубанью слышна очень отчетливо ружейная и пулеметная перестрелка. Я встал и вышел на улицу послушать. Действительно, очень ясно слышались даже отдельные ружейные выстрелы. По улице тянулись нескончаемые обозы беженцев. Нужно согласиться, что вид всех этих беженцев – довольно тяжелая и удручающая картина. Идут нагруженные телеги, гонят скот, причем многие коровы нагружены, как мулы, вещами, люди в бесконечном количестве плетутся вдоль по улице тоже с вещами и на плечах, и в руках. Все измученные, со страдающими лицами. Хорошо еще тем, у кого есть лошади и телега, а каково тем, у кого этого нет? Всё время слышны возгласы: «Ох, я больше не могу идти» или «Помогите мне, возьмите к себе на подводу, я больше не могу этого нести». Это говорят главным образом старики, больные и женщины с детьми и узлами на руках. Они идут, и многие не знают даже – куда и как, и единственное их желание – это уйти подальше и не быть застигнутыми большевиками.
Мы с Андреем постояли немного на улице, а потом пошли к командиру взвода справиться о положении. Он сразу с места в карьер налил нам по стакану водки, предложил выпить и потом сказал, что никаких распоряжений не получил и сам ничего не знает. Некоторые ходили к командиру батареи справиться о том, что мы будем делать, но оказалось, что он после вчерашней внушительной выпивки еще не пришел в себя и находится в таком состоянии, что «лежит и даже не мычит, когда его о чем-нибудь спрашивают», как сказал подпоручик Сапежко 31 , которого за его физическую силу прозвали «восемь лошадиных сил».
31
Подпоручик Сапежко был выпускником Сергиевского артил. училища 1915 г.
Положение наше нельзя назвать особенно красивым. Почти все, за исключением 2–3 офицеров, у которых были револьверы, абсолютно без всякого оружия. Что делается кругом на фронте, мы почти не знаем, почему-то сидим и чего-то ждем. На всякий случай мы с Андреем решили пойти к себе на квартиру и сложить вещи. Хозяева наши к этому времени почти успели уложиться и убрать решительно всё. В это утро вернулся домой сын хозяина, который был добровольцем в армии. От него я узнал, что он больше не собирается возвращаться в армию. Я воспользовался этим обстоятельством и взял у него винтовку и патронташ с 50 патронами.
Около 7–8 утра в этот день произошла довольно любопытная встреча. Среди беженцев, идущих пешком, я увидел одного пожилого господина, с которым мы познакомились в пути из Могилева в Киев. Он тогда ехал из Петрограда и говорил, что по делам фирмы Нобель собирается проехать на Кавказ. Он тогда рассказывал нам о том, как его ловили красногвардейцы при проезде через границу в Орше и, проехав эту границу, думал, что он уже почти избавлен от дальнейших злоключений в дороге. Теперь он обрадовался, увидев нас, и сообщил, что все свои вещи ему пришлось оставить в Армавире и что он заплатил бы сколько угодно за подводу, если бы ее можно было достать. В данный момент он собирается пройти на станцию Кавказскую, до которой больше 70 верст, и спрашивал нас, не могут ли большевики перерезать ему дороги. Мы посидели с ним четверть часа на скамейке, поговорили, и он пошел дальше со своим маленьким ручным чемоданчиком и вместе со своей дамой.