Дневник эфемерной жизни (с иллюстрациями)
Шрифт:
— Господин должен пожаловать сюда. Он изволил распорядиться: «Будете прислуживать здесь!»
Дамы мои переполошились, они стали тут и там высматривать, что за день оставлено в доме в беспорядке. Я смотрела на это с горечью, время шло, и день уже подходил к концу. Прибывшие к нам мужчины стали говорить:
— Его экипаж был совсем готов, отчего же он до сих пор не прибыл?!
Постепенно наступила ночь. Некоторые заговорили:
— Странное дело. Кто-нибудь, сходите посмотреть.
Человек, который пошел взглянуть на двор Канэиэ, вернулся со словами:
— Теперь экипаж господина распряжен, телохранители отпущены.
«Ну вот, опять, — подумала я, — это невыносимо. Это невозможно описать словами.
Как только рассвело, сын сказал мне:
— Пойду, узнаю, что там такое случилось.
Он так и сделал, и ему сказали:
— Вчера господин, видимо, расстроил вас. Нам он изволил заметить: «Внезапно мне сделалось очень дурно, и больше я ничего не могу делать».
Я тогда подумала, что было бы, наверное, лучше, если бы я не слышала этого. К тому же у меня в ту пору был период осквернения, а если бы я услышала это в обычное, спокойное время, то не подумала бы плохого. Так я размышляла в раздражении, когда принесли письмо от госпожи Найси-но-кан. Она, оказывается, думала, что я еще в провинции; письмо было очень трогательным.
«Почему, — писала она, — вы продолжаете проводить жизнь в таком месте? Мне говорили, что он еще приезжает вас навестить, хотя вы и находитесь так далеко. Поэтому я несколько озадачена вашими речами о том, что вы разлучились.
Если потокиРеки Имосэгава [52] По старому руслу бегут,Мы увидим ещеЕго тень возле Вашей».В ответном письме ей я написала:
«Я думала, что буду жить в горах, покуда увижу осенние картины, но и здесь нашла на меня тоска: среди неба тоже бывают следы облаков. Я думала, никто не знает, сколь обильны мои думы, но как же Вы-то о них узнали? Поистине, сказала бы я Вам:
Что делать мне с печалью,Что иссушает плоть?Меняется река,Которая бежитЧерез горы Имосэ».Тот день был свободным, а следующий, как я слышала, приходился на религиозное воздержание. В наступивший день мое направление для Канэиэ было запретным, а днем позже я неотступно думала, что ныне он все же приедет, и я высматривала его до поздней ночи, когда он, наконец, появился. Канэиэ объяснил, что прошлой ночью было то-то и то-то, не чувствуя себя виноватым и говоря так, будто ничего не произошло:
— Я и сегодня очень спешил; домашние все разошлись по случаю воздержания, а я все бросил, как есть, и приехал.
Я не хотела с ним говорить… С рассветом Канэиэ заторопился назад со словами:
— Как там люди, которых я послал в незнакомое место?!
После этого прошло еще дней семь или восемь. Мой отец — скиталец по уездам — собрался совершить паломничество в Хассэ [53] и предложил мне поехать вместе с ним. Я переселилась к нему, чтобы соблюсти перед дорогой воздержание. Но не успели мы тронуться с места, как в час Лошади внезапно раздался шум. Отец переполошился:
— Смотри-ка,
Внезапно вошел Канэиэ. Днем он наполнил все ароматом благовоний, совершил положенные службы — и вдруг забросил все, четки положил на полку, вел себя грубо и показался мне очень странным. Этот день он весь пробыл у меня, а на другой день вернулся.
Дней через семь или восемь мы отправились в Хассэ. Из дома выехали в час Змеи. Людей с собою мы взяли много, так что выглядели очень пышно. В час Барана мы достигли известного нам павильона в Удзи, где было расположено владение старшего советника Адзэти [55] . Сопровождавшие нас люди вели себя шумно, но мне все равно было одиноко, особенно, когда я осматривалась вокруг. Я слышала, что покойный ныне хозяин устраивал свое владение, вкладывая в него всю душу, и думала, что в этом месяце исполнится всего год с его кончины, а все уже безмерно запущено…
Управляющий поместьем пригласил нас к себе. Обстановка, кажется, была все той же, что при покойном хозяине: шторы, складные ширмы, прямые ширмы, на черные рамы которых натянута ткань цвета прелого листа — все соответствовало месту и было подобрано с большим вкусом.
Я устала, а тут еще поднялся сильный ветер. Заболела голова… Я поставила загородку от ветра и выглядывала из-за нее, пока не наступила темнота. Лодки для ловли рыбы с помощью бакланов, с зажженными факелами скользили вверх и вниз по реке. Смотреть было бесконечно интересно. Прошла даже моя головная боль. Я подняла шторы и вспомнила, когда выглянула наружу, как во время самовольного своего паломничества, на обратном пути, заехала к уездному начальнику. Это было здесь. Господин Адзэти вышел ко мне и одарил многими подарками. Каким он был очаровательным! Я думала тогда «В каком из миров определена нам такая судьба?»
Всю ночь я не смыкала глаз. Глядя на лодки с бакланами, которые плыли вверх и вниз по течению, я думала:
Если спросят: «Что за огоньСкользит то вверх, то вниз?»Отвечу «Тот, что в грудиМоей, ну а еще — на лодкеУ рыбака».Когда я посмотрела наружу опять, картина изменилась: приближался рассвет, и теперь на речке появились так называемые лодки с ярусными снастями. Мне стало очень любопытно.
На рассвете мы поспешили дальше, и сердце мое наполнилось очарованием, когда я обнаружила, что и пруд Ниэно, и река Идзуми не изменились с тех пор, как я видела их в первый раз. Увиденное давало пищу для размышлений, но шумное и оживленное сопровождение смешивало мои мысли. В роще Ётатэ мы остановили повозки и достали дорожные коробки для еды. Все ели с удовольствием. Решив поклониться в святилище Касуга [56] , мы остановились на ночь в бедном постоялом дворе при нем.
Когда мы выехали оттуда, шел сильный дождь. Не идти же было из-за этого в Микасаяма — под гору Трех зонтов — и многие из нас сильно промокли. Но мы все же доехали до святилища, совершили положенные жертвоприношения и направились дальше, в сторону Хассэ. К храму Асука мы подъехали с поднятыми факелами, и, пока оглобли укрепляли на подставках, я осмотрелась и увидела, что здесь очень красиво расположены деревья. Двор был чистым, а из колодца так и хотелось напиться. Пожалуй, верно поется: «Здесь нужно остаться на ночлег».