Дневник гауптмана люфтваффе. 52-я истребительная эскадра на Восточном фронте. 1942—1945
Шрифт:
Я чувствовал жалость к этому бедняге, тем более что мог понять, как плохо ему, должно быть, было. Я сам был близок к призыву о помощи предыдущим днем. Возможно, эта проблема волновала бы меня в течение некоторого времени, если бы четырьмя днями позже тот же самый пост радиоперехвата не сообщил новость, что мой «товарищ» М. снова с увлечением носится в небе. Он благополучно опустился на парашюте и был выловлен из воды своими товарищами. Возможно, позднее он сбил некоторых из моих товарищей.
В это время мой друг Хейнц Захсенберг снова стал предметом разговоров. Он ненавидел и презирал «собачьи схватки». Он отказывался вступать в маневренный бой с врагом, вместо этого одерживая свои победы элегантно и с превосходством. Он всегда утверждал: «Я постоянно выше всех. Если я лечу слишком низко, по неосторожности или вынужденно, то тогда я
Да, у Хейнца были свои причуды. Они начинались на взлете. Он всегда забирался в свою машину одним и тем же образом и мог трижды вылезти из своего «Мессершмита», стоявшего с уже работающим двигателем, и не взлетать, потому что его механик, обер-ефрейтор Роммель, не помахал ему, когда он собирался выруливать на взлет. Поднявшись в воздух, он первым делом надевал «шноркель» [89] – кислородную маску. Хейнц утверждал, что не может летать без кислорода и всегда носил маску.
89
«Шноркель» – термин, позаимствованный у подводников, которые так называли устройство, позволявшее лодке идти на небольшой глубине с дизельным двигателями.
Однажды мне представилась возможность вылететь на самолете Захсенберга. В ходе полета я так и не смог определить скорость, на которой двигатель его желтой «восьмерки» работал бы ровно. Но почему? Все оказалось очень просто, Хейнц признавал лишь одно положение дросселя в воздухе – полностью открытым!
Крымская погода также была не по вкусу Хейнцу. Облака обычно висели довольно низко, так что он летая очень близко к нижней кромке облачности на максимальном газе.
Мы вместе летели в одном звене в один из этих тоскливых зимних дней, когда кромка облаков была на 2500 метрах. Мы набрали высоту и оказались над Керченским проливом. Хейнц не имел никакого желания летать над морем и вместе со своим ведомым резко развернулся, чтобы направиться на юг вдоль побережья непосредственно под облачной кромкой. Поскольку в назначенном нам районе были замечены русские, я хотел пролететь, по крайней мере, до косы Тузла – маленького острова посередине Керченского пролива К сожалению, врага нигде не было видно. Поэтому мы тоже развернулись и неторопливо полетели в юго-западном направлении к побережью.
Затем я увидел одиночный самолет. Внезапно из облаков выпал другой самолет и обстрелял первый. «Ага, – подумал я, – это Захсенберг». В то время как первый самолет упрямо придерживался своего курса, второй выполнил вторую атаку, отвернул и снова атаковал. За самолетом впереди уже тянулся большой шлейф вытекавшей охлаждающей жидкости, и он направлялся к нашему аэродрому. Русский – это, должно быть, был только он – снова исчез в облаках.
При заходе на посадку я увидел на летном поле обгоревший, дымившийся «Мессершмит». Это была желтая «восьмерка» Хейнца Захсенберга. Вот что случилось: осознавая свою высоту и скорость, Хейнц, как всегда, думал: «Никто не сможет достать меня!» Он перестал смотреть назад и сконцентрировался на обнаружении вражеских самолетов, уверенный, что его никто не застанет врасплох. Но вдруг из облаков позади него спикировал русский, получивший все преимущества. Когда пули начали стучать по обшивке его машины, Хейнца не взволновало, что дела идут не так, как надо: «Что-то с двигателем, сегодня он определенно стучит!» Лишь во время третьей атаки, когда очередью почти что срезало левый радиатор, Захсенберг не смог больше не замечать русского. Увидев прямо позади своего самолета большой красный нос врага, он начал маневрировать. Он спас свою жизнь, умело выполнив полупетлю.
Его «Мессершмит» был кучей хлама, но он смог дотянуть на нем до аэродрома. Там он выскочил из него и успел отбежать перед тем, как взорвался боекомплект.
Глава 5
Отступление в Крыму
24 января 1944 г. я в ходе одного вылета одержал свои 87-ю и 88-ю победы. Я продолжал выполнять боевые вылеты, пока 2 февраля не получил отпуск. В последнее время интенсивность боевых действий в воздухе возросла. Каждую неделю несколько наших пилотов не возвращались из полетов. Я был «на последнем издыхании», но собирался совершить перелет домой и обратно, хотя он мог бы стать столь же драматичным, как настоящий боевой вылет.
Как и полагалось, перед
Обильно вспотев, я, наконец, приземлился в Грамматиково. Я совсем не собирался снова садиться в этот самолет, но я хотел добраться до дому настолько быстро, насколько это было возможно, а путешествие по железной дороге отпадало, поскольку русские полностью отрезали Крым. Длинный окружной путь через Румынию по морю также казался мне слишком опасным. Так что я передал эту «скотину» механикам для «объездки», а затем совершил на ней пробный испытательный полет. Самолет все еще летел не совсем нормально, но я был готов рискнуть отправиться на нем в Николаев.
Я взлетел вместе с унтер-офицером, который тоже получил разрешение вылететь домой в отпуск. Немедленно после взлета мы начали набирать высоту и приблизились к русским позициям около Перекопа [90] на 5000 метрах. Мы слегка повернули на запад, в сторону моря. Я не испытывал никакой радости от полета над морем, потому что мой «ящик» настолько ужасно трясло, что я мог не бояться замерзнуть. Когда, наконец, я достиг высоты 6000 метров, то вспомнил о шести бутылках шампанского, уложенных в фюзеляже. Позднее, после посадки, я с облегчением обнаружил, что они благополучно пережили этот высотный перелет.
90
Поселок в 5 км севернее г. Армянск, расположенный на узком Перекопском перешейке, соединяющем Украину и Крымский полуостров.
В Николаеве машину пришлось разобрать. Механики были поражены, что она вообще еще могла летать.
Я получил другой «ящик», чтобы продолжить свое путешествие. То, что он находился практически в таком же состоянии, я понял после первого испытательного полета. Мое недовольство усугублялось тем, что наш обер-цальмейстер [91] Фрейганг битком набил фюзеляж большим количеством почты, посылок и продуктов. Я предупредил его, что нет никакой гарантии, что этот «ящик» долетит до Германии. К сожалению, я заплатил за то, что не прислушался к голосу разума и не убедил его не делать этого. Результатом был ужасный страх, который я испытывал в течение некоторого времени в ходе полета.
91
В люфтваффе, как и в других родах войск, ряд административно-хозяйственных должностей занимали гражданские лица. Согласно специальному закону они были членами вооруженных сил Третьего рейха и носили военную форму, но в то же время не были солдатами по немецкому определению. Полномочия приравненных к офицерам военных чиновников распространялись только на их служебные обязанности, они не были прямыми начальниками для любого военнослужащего ниже по званию, как обычные офицеры, и не могли командовать никакими воинскими подразделениями. В данном случае оберцальмейстер – это старший казначей, приравненный к обер-лейтенанту.
Я был настолько осторожен после вылета из Николаева, что решил не предпринимать никаких длинных перелетов. Сначала был 150-километровый перелет до Тирасполя. Там пришлось задержаться. Погода была, настолько плоха, что на улицу нельзя было высунуть нос. Даже большое количество красного вина, которым снабжал меня прюфмейстер [92] Ренке, не ободряло. Мой самолет стоял перед дверью, мое отпускное свидетельство было у меня в кармане. Но нельзя было ничего сделать, только ждать.
92
Прюфмейстер – военный чиновник, выполнявший функции контролера.