Дневник гауптмана люфтваффе. 52-я истребительная эскадра на Восточном фронте. 1942—1945
Шрифт:
Затем я услышал голос Барникеля: «Я позади вас, слева. Присоединяйтесь ко мне!»
Только сейчас я увидел своего ведущего. «Viktor, сближаюсь!» – ответил я. Я начал разворот влево с набором высоты, пока его «Мессершмит» не стал видим ниже моего крыла. Тогда я снизился и занял свою позицию.
Далеко внизу под нами – мы все еще были на высоте 3000 метров – и несколько дальше в море двое взлетевших русских маневрировали и изо всех сил старались сблизиться с нами, нервничая оттого, что все еще находились в зоне собственного зенитного огня. Мы медленно поднялись на 5000 метров и полетели дальше в море, держа русских в поле зрения. Когда они были
Я держался позади него, ежеминутно сообщая о своем местоположении. Таким образом, он знал, что я прикрываю его сзади и он может сконцентрироваться на своей цели. К сожалению, эти двое русских заметили нас, и, прежде чем мы успели выйти на линии огня, они быстро развернулись и начали приближаться к нам. Теперь мы начали разворот, и скоро я уже был настолько вовлечен в «собачью схватку», [44] что едва понимал, где верх и где низ, где мой ведущий и где разрывы зенитных снарядов.
44
«Собачья схватка» – жаргонное выражение военных летчиков, обозначающее ближний маневренный воздушный бой между истребителями.
Наконец, я зашел в хвост одному русскому и приклеился к нему, но он не собирался позволить мне приблизиться на дистанцию огня. Парень был настолько хорош, что все, что я мог сделать, – так это лишь держаться за ним. Тем временем Барникель преследовал другого русского, который, в свою очередь, пытался сбить меня. Таким образом, это была забавная, красочная цепочка, в которой каждый старался противостоять другому. Я обильно потел и ругался; каждый раз мой противник отворачивал в сторону прежде, чем я мог нажать на спуск оружия. «Собачья схватка» продолжалась, возможно, в течение четверти часа, но ни одна из сторон не желала сдаваться или выходить из боя.
Мне постепенно становилось не по себе. Это был первый длинный воздушный бой, в котором я участвовал, и я чувствовал себя очень утомленным. Я не мог выдерживать этого достаточно долго, но не хотел стать первым, кто выйдет из боя. Равный бой продолжался до тех пор, пока мой оппонент не решил, что с него хватит; он направил нос своей машины вниз и спикировал в середину зоны зенитного огня. Но я уже был настолько разъярен, что едва ли что-нибудь могло бы не позволить мне спикировать вслед за ним, тем более что я знал: моя машина тяжелее и я, конечно, могу догнать его. Будем надеяться, что я не буду сбит зенитной артиллерией во время этой погони.
Русский впереди становился все больше и больше и скоро заполнил весь мой прицел. Я нажал на спуск и увидел, что мои трассеры исчезают в его фюзеляже. Затем последовала вспышка пламени. Вражеский самолет, который не пытался выполнить никакого маневра ухода от огня, встал на дыбы, а затем начал пикировать к земле под все более и более крутым углом.
В течение некоторого времени я следовал за ним, несколько раз прокричав «Abschuss!». Затем зенитный огонь снова стал весьма активным, и, изменив курс, я направил свою машину в сторону моря. Когда я разворачивался, то видел, как пылавший вражеский самолет врезался в землю, подняв облако пыли. Поскольку зажглась моя красная лампа, я быстро взял курс домой. По пути я спросил: «Шесть-один от шесть-два. Вы видели мою победу?»
Прошло какое-то время, прежде чем Барникель ответил:
Странно, но потом я был в довольно плохом настроении. Ведущий должен был подтвердить победу своего ведомого, хотя сам не смог добиться успеха. Командир группы так же был удивлен, когда я доложил о своей победе. «Ну что же, – заметил он, – возможно, теперь мы сможем сделать из вас, Липферт, летчика-истребителя. Но не слишком торопитесь. Дайте себе время и сначала накопите необходимый опыт. Иначе вы пройдете тем же самым путем, что и многие другие, которые не хотели признать, что еще есть масса того, чему они должны были научиться!»
Через несколько дней после 28 февраля я снова вылетел с унтер-офицером Барникелем, все еще в качестве его ведомого, поскольку выполнил только 44 вылета. В воздухе ничего не происходило, и не было ничего веселого в том, чтобы плыть на высоте 4000 метров в такой тоскливой, туманной мгле, что нельзя ничего найти. В своем безрассудстве я убедил Барникеля, что мы должны снизиться до уровня земли и напугать русских вдали от фронта нашим внезапным появлением.
Мы на большой скорости пронеслись над железнодорожной линией, Барникель – слева от колеи, а я – справа, при этом оба ниже телеграфных проводов. Не осознавая никакой опасности, я увидел, что вдали передо мной появилась точка, а вслед за ней через секунду – вторая. Они обе стремительно выросли и оказались двумя самолетами. Они были, возможно, на 300 метрах и приближались к нам.
Но что это были за самолеты? Должно быть, русские. Барникель также увидел их. Мы еще снизились, чтобы не дать себя заметить и позволить им пролететь над нами мимо. Действительно, это были два русских, вероятно, связных или учебно-тренировочных самолета.
«Horrido!» [45] – и за ними. Набирая высоту, мы поняли, что они заметили нас. Они отвернули от железнодорожной линии вправо и снижались. Это выглядело так, словно они собирались приземлиться. Мы не могли поверить своим глазам, но русские действительно искали место для посадки.
45
Боевой клич летчиков-истребителей люфтваффе. Они также позаимствовали его у охотников, у которых он означает нечто вроде крика «у-лю-лю!», с которым спускают на дичь гончих собак.
Мы приблизились к ним прежде, чем они смогли оказаться в безопасности. Барникель первым вышел на дистанцию огня. Он прицелился в ведущий самолет и открыл огонь. Держась почти рядом со своим ведущим, я теперь оказался позади другого самолета и обстрелял его, в то время как он был, возможно, в пяти метрах над землей. Для вражеского пилота это было еще высоко. Он, очевидно, хотел достичь земли максимально быстрее. Русский резко направил нос своей машины вниз, после чего она разбилась на части.
Самолет, атакованный Барникелем, смог совершить плавную посадку. Его экипаж, состоящий из трех человек, так спешил, что выпрыгнул из машины, когда та еще катилась по земле, и оставил ее на произвол судьбы. Еще до того, как слегка дымившийся русский самолет остановился, Барникель обстрелял его, и тот сразу же загорелся.
Мы сделали еще два круга и помахали пилотам, которые отчаянно пытались укрыться позади стога сена. Затем мы взяли курс домой. Мы поздравили друг друга и радовались оттого, что каждый одержал победу.