Дневник императора Николая II (1890-1906)
Шрифт:
– Хорошо, майор, ступайте!
– Ваше императорской величество… Может, на всякий случай, удалить этот предмет? Хирургическим путем?
Осетр задумался.
Само по себе это было неглупое предложение. Обезопасить императора от возможного покушения, если имплантированная штучка все-таки является бомбой. Но хирургическое вмешательство вполне могло привести к самоликвидации имплантата. И к смерти носителя. Окажись на месте носителя другой человек, Осетр без раздумий пошел бы на это. Но подвергать опасности сестру… Не по родственному
К тому же тревоги в душе, как и прежде, не ощущалось. А интуиция молчала, как сыч… Нет, рискнем! Где наша не пропадала!
– Не стоит, майор. Ступайте!
Дежурный покинул императорский кабинет.
А Осетр немедленно связался с Охлябининым.
– Иван Мстиславович! У цесаревны Ольги присутствует блок. Дворцовый ментал не сумел справиться с ним. Нет ли у вас более квалифицированного сотрудника?
Судя по короткой паузе, которая предшествовала ответу, министр имперской безопасности был готов скрыть от императора информацию. Наверное, опасался, что ментала заберут во дворец окончательно… Но потом благоразумие взяло верх над излишней секретностью.
– Разумеется, есть, ваше императорское величество.
– Пришлите его, пожалуйста, в Петергоф. Нам нужно допросить цесаревну, но чтобы она осталась в живых. От мертвых толку не предвидится.
Это он мог бы Охлябинину и не объяснять, но, видимо, случившееся сделало императора излишне болтливым…
– Слушаюсь, ваше императорское величество!
В результате допрос Ольги пришлось перенести на следующее утро.
Засекин-Сонцев, правда, пытался настаивать на ночном допросе, мотивируя тем, что ночью нервная система преступницы будет ослабленной и с нею будет легче справиться, но Осетр решительно пресек эти поползновения. Он не воспринимал цесаревну как преступницу…
Присланный Охлябининым ментал не без труда, но сумел снять блок. Трудился он более двух часов.
По его словам, конструкция в мозгу арестованной оказалась совершенно незнакомого типа, и воспользоваться наработанными методиками не удалось. Пришлось двигаться на ощупь…
Ночью, уже улегшись в постель, Осетр прислушался к собственным ощущениям. Росомашьей тревоги он по-прежнему не ощущал. А это о многом говорило…
«Ну что, “росомаха”, ржавый болт тебе в котловину! – сказал он самому себе. – Вакуум травить надумал?! Собственной сестры испугался, храбрец?! Всей твоей смелости – только замужних дамочек по гостиничным номерам тискать!»
Когда мужчина начинает стыдить самого себя, за правильным решением дело не станет.
Оно и не стало.
Едва Засекин-Сонцев утром прилетел во дворец и явился пред светлые императорские очи, Осетр сказал ему, что посторонний предмет в теле цесаревны его совершенно не пугает.
С какого-то дьявола ему захотелось подразнить Деда…
– Полагаю, ваше императорское величество, что вы, несмотря на наш вчерашний разговор, все-таки намерены принять участие в допросе.
На физиономии Железного Генерала было прекрасно написано, как он относится к легкомыслию императора. Сколь и прежде – с большим неодобрением…
– Намерен, Всеволод Андреич.
– Полагаю, отговаривать вас по-прежнему бессмысленно.
– Бессмысленно, Всеволод Андреич.
Они находились в кабинете тет-а-тет. Поэтому советник по безопасности позволил себе приблизиться к императору и положить ему руку на плечо.
– Смотри, сынок, не заиграйся с судьбой, – сказал он. – Она не любит слишком самоуверенных.
– Ну да, – ответил Осетр. – Она просто обожает трусов.
– Это не трусость, а разумная осторожность.
– И тем не менее я хочу поговорить с сестрой.
Дед поморщился:
– Простите мою наглость, ваше императорское величество, но иногда мне очень хочется разложить вас на скамейке, содрать с вашей царственной задницы штаны и всыпать вам по первое число.
Желание и в самом деле было наглым.
Но по тону было ясно, что Дед практически сдался. Ну, ничего, переживет, не в первый раз…
– Будь вы моим отцом, Всеволод Андреич, – Осетр улыбнулся, – однажды я бы позволил вам такую воспитательную меру…
– Я тебе и так как отец.
– А она мне – сестра. Не «как сестра», а реальная. И ее происхождение требует от нас уважения. К тому же, если станет широко известно, что Вершитель Бедросо использовал в качестве «живой бомбы» отпрыска императорской фамилии, он лишится своих последних сторонников среди нашей элиты. Нет, он не пойдет на такое.
– Если намерен опереться на Великого князя Владимира, не пойдет, – сказал Железный Генерал. – Но если намерен развязать обычную межгосударственную войну, то запросто. Убрал существующего императора, и начинай агрессию.
И тут Осетра осенило.
– Всеволод Андреич! Да если бы он использовал цесаревну Ольгу в качестве «живой бомбы», эта бомба давным-давно бы взорвалась. Еще на мерканской территории. Или на борту «Георгия Победоносца».
Дед думал всего пару мгновений. И аж крякнул от досады:
– Ладно, согласен. – И поднял руки, окончательно признав свое поражение.
Осетр крякать не стал. Но раздосадован был не меньше Засекина-Сонцева.
«Ну и тупой же ты, император! – сказал он самому себе. – Мог бы и сразу сообразить».
Что подумал Дед, осталось неизвестным. Но вряд ли он хвалил себя за остроту ума.
Потом Железный Генерал все-таки проворчал:
– И на старуху бывает проруха!
– Да, – согласился Осетр. – Мысль, лежащая на поверхности, иногда почему-то выползает из самых глубин
И добавил про себя: «А не рассчитываешь ли ты, Дед, вот таким образом убрать императора? – И тут же одернул себя: – Паранойя, друг мой! Паранойя!.. Тогда бы он черта с два явился бы во дворец!»
– Всеволод Андреич! Поступим вот каким образом. Вы проведете допрос. А я сначала просто поприсутствую. Дальше же будет видно.