Дневник инженера Сил?цкого

Торин Юрий

Пекло.

10

По ночам тишь стоит, цикады стрекочут, благодать, слышно, как вдалеке у порта, сваи забивают. Да генерал-аншеф во сне бормочет хриплым басом за стенкой: "Вэйбл, вьобл… Ххэй-я!..Жуччья!." И тому подобное.

А то и приникнет к койке, колыбельную споёт на сон грядущий, собственного сочинения. Из цезурного – только союзы. Колыбельная сала и цыбули в два, в три часа ночи. Ох, матка бозка, несносный старикан! Танг'o танцует в исподнем под граммофон. Америке кулачищем грозит. Монокль вечно теряет. Одно слово – «ххэй-я»!

11

Давеча в гарнизон

артисты московские приехали, цыгане. С танцовщицами! И дурачок наш полков'oй вокруг цыганского стола кружит, и уж тянет ко рту лакомые кусочки, и уж со всех недопитых рюмок в одну сливает: «Дозвольте, господа цыгане, и мне угоститься чем Бог послал?!» Позор, да и только.

Генерала мы в ковёр закатали и рот кляпом заткнули. Чтоб репутацию не подмочить. И пошли у нас песни, гитары, танцы с бубнами – до рассвета! Вина- море разливанное. Офицеры сразу сделались этакие фазаны, оперение распустили, и давай артисток обхаживать. Одна – брунетка, а другая, вообразите, блондинка, хар`aктерные обе. Глазами так и стреляют. Огонь, а не мамзели. Фам фаталь!

А аншеф в ковре беснуется. Потеха!

12

Приятель мой новый, обер-офицер Белорус остроумен, артистичен, злопамятен – вот все качества хорошего руководителя. Тощ, в поле носит шляпу-боливар. Солнце-то лютое. С его лёгкой руки шутки про мой преувеличенно преклонный возраст сделались неслыханно популярны. Мне предлагают несуществующие льготы, осведомляются о моём здоровье и ссылаются на события двадцатилетней давности, уверяя, что я уже тогда был достаточно стар. Меж тем я строен, нормально сложён и на конституцию свою жаловаться оснований не имею.

Жалование здесь мне положили пристойное, а вот и вправду – зачитан приказ о повышении в должности! Меня и ряда сослуживцев. Ушам не поверил и даже прослезился, ибо сентиментален и от злых людей в своё время претерпел премного. Как говорит наш Ибрагим, на всё воля Всевышнего. Или, как гов`aривал наш старенький ксёндз, всё в руце Божьей, бонч воля твоя.

13

Все как есть, утром в синематограф укатили на двух экипажах, за тридцать вёрст в Анапу. Да и пивная там знатная: «Демократия», город всё-таки, а не наше захолустье.

Только я ещё раньше к таманскому дилижансу направился, и вышло, что явился на час раньше. Прежде не случалось со мной такого, да и хронометр был при мне. Чтоб скоротать время, дошёл до моря, обозрев`aл брошенные бульдозеры и лодки.

И тут – о чудо! Спинки мокрые, брызги, да парочкой, парочкой в лазурных волнах резвятся! Фонтанчики пускают! Езус Мария! Дельфины! Засмотрелся с кручи, чуть на дилижанс не опоздал. Вот же чудо из чудес!

А доехал – блуждал окольными путями, потому как карты нет, карты не положены.

Вышел опять-таки к морю, а там – девица верхом, коней купает. И блестит всё, сверкает, как в легенде какой древнегреческой!

Скинул я мундир, окуляры, хронометр рядышком, сапоги, планшетку свою на камушек честь по чести – и в воду! Алилуйя! Вынырнул – а их и след простыл. На месте вещи, а коней нет. Амазонки тоже. Вот досада, неужто померещилось от жары? Лучше бы даже мундир украли! Надо было идти в кавалерию…

14

Из Варшавы открытку прислали! И из Праги – другую, в красках, с видом на башни ратуши. Ещё – из Петербурга. А дальше – греческий остров Парос, Мюнхен, Вена… Пересматриваю – перечитываю, даже не верится, что где-то существует ещё моя Варшава… Друзья пишут. Это хорошо, что в этой провинциальной тмутаракани, в этой глуши хотя бы имеется почта! Конечно, корреспонденция идёт чертовски долго, но ведь идёт!

Почтмейстер – молодая женщина. Раздражительна крайне. Брови ниткою. Губы пурпурные. Отчего-то скандал устроила. Очереди нет, спешу, пришёл за почтою, а она ожидать велела четверть часа. Но ведь на службе же она! Грубить не стал, хотя конверт тридцать рублей стал стоить, противу апрельского четвертного!

В дилижансе подсела улыбчивая стройная дамочка-блондинка в соломенной шляпке, поддержал разговор из вежливости только: назвал`aсь, рассказала, где живёт с подругами, и как подруг зовут – в том же вагоне ехали. Так к вечеру, вообразите – в гарнизоне у меня уже репутация дамского угодника, и будто бы я дамочку за коленку трогал! Говорят, та ещё особа, известного сорта дамочка…

Ах, господа обер-офицеры!.. Что ж, надо ж как-то и развлекаться, таковы здешние нравы: сплетни в гарнизоне – вид досуга. Но надобно и знать меру! Эх, в Варшаву бы сейчас…

15

Зевс – пёс. Помесь алаб`aя с мастифом. Если мимо сардельку несут, Зевс делает "вуфф", и подбирает добычу. Если Зевс недоволен, он делает " вуфф".

Огромен, как полосатый телёнок. Если в природе бывают полосатые телята. Кошку или болонку какую может шутя перекусить пополам. Он наш сторож. Очень любит, когда его чешут, любимец всего гарнизона. Кушает из тазика, в два приема. Вырос этакий здоровяк, а всё забывает, что уже не щенок. Если кто шумит или через забор в шутку лазает, Зевс делает "вуфф!".

16

Нравы в гарнизоне сделались истинно пиратские. Рядовые носят какие-то треуголки, пестрые тряпки, бород и усов не бреют, словно одичали. В ушах видал серьги. За недостатком воды пьют всё, что горит. Ножи на поясе. Полная каррамба. Обер-офицера Белоруса уважают безмерно. Опять же, цыгане. Горланят чистую похабщину. Голые при луне танцевать станут скоро. В дилижанс садятся- так это сплошной "на абордаж"! Вуфф и ещ раз вуфф!

17

Хоть и говаривал царь Соломон, мол, во многом знании – много печали, а всё же жажда к познанию во мне сильнее жажды и голода телесных. Недаром я стандарты учил, и системы координат тоже.

Неразлучный наш спутник – оптический прибор нивелир в нарочитом жёлтом чемоданчике, тренога с винтами – к нему, да рейка телескопическая с сантиметровыми делениями. Метр спиральный, называемый рулеткою, французское изобретение – на пять, на десять и на тридцать метров длины. Вот бы порадовался старина Эвклид, а уж Лобачевский с Риманом и Бойяи уж точно бы позлорадствовали!

Череп отрыли, 5 сантиметров всего. Зверь крот. Мементо мори!

Окуляры зелёного стекла ношу не снимая.

Сосед Сандро снова объявился, гречанка его бросила. Теперь какой-то "юнга" за ним таскается. Афины какие-то, прости Господи.