Дневник maccolit'a. Онлайн-дневники 2001–2012 гг.
Шрифт:
Конец этой истории приходится на 1975 год. В повести его нет.
Закончилась история так.
После нашей встречи в Москве, в феврале 1974 года, когда мы оба были уже вполне взрослыми людьми, брать тайм-аут еще на 8 лет было как-то слишком уж романтично.
Через неделю Валька приехала в Питер.
Мне решительно негде было с нею встречаться. Выручил мой друг Геннадий Иванович Алексеев, поэт и художник, Царство ему небесное, который дал ключ от своей мастерской.
И вот там, в этой неустроенной мансарде (это была коллективная мастерская на троих, у каждого художника было по комнате), мы и остались наедине, впервые за 16 лет.
И там
Пытаюсь вспомнить – и не могу.
Через день она уехала.
А я принялся писать ей письмо – то самое, которое через год с небольшим стало частью повести, написанной от лица героя, курсивом. Тогда я писал это как письмо, но… какие-то чисто литературные устремления и красоты уже присутствовали. И еще одним махом написал «Февральскую поэму», где все было про то же, но стихами.
И уже в апреле повез это все в Калининград, каким-то немыслимым образом объяснив эту поездку жене. Ну что мне было делать в Калининграде? Я тогда работал уже не в Политехе, а в лабаратории НОТиУ одной проектной архитектурной конторы. Внедрял АСУ. Работа была совсем не пыльной.
В Калининграде снял номер гостиницы. Двойной, одноместных там просто не было. Оплатил оба места. («Вы же не станете женщин водить?» – как бы в шутку спросила администратор. «Здрасьте! А зачем я тогда двойной номер беру?» – как бы в шутку ответил я.)
И Валька ко мне пришла читать тексты.
Интересно, что ее муж как раз тогда был дома. Вообще-то он был моряком и отсутствовал в плаваньях по нескольку месяцев, но тогда был дома. Я спросил: «А как ты сумела?» Но она меня в свою семейную жизнь не допускала.
И вот мы, значит, читали тексты и разговаривали, а про любовь опять не помню.
Плотская любовь никак не хотела внедряться.
Я уехал и в поезде сочинял стихи. Назывались они «На могиле Канта». Мы и вправду туда ходили.
Концовка там такая:
Любимая! Какой философПоможет этакой беде?Неразрешимей нет вопросов.Мы в «никогда» с тобой. В «нигде».Мы вычеркнуты из объема,Из времени исключены,У нас нет крова, нету дома,И до тебя – как до Луны.Для нас короткое свиданье —Провал во времени, когдаБессмертное существованьеНам тайно дарят поезда.А философскую системуЛюбви – постиг ли кто? открыл?Что скажет нам на эту темуФилософ Кант Иммануил?Потом была встреча в Москве, куда Валька приехала, чтобы представлять на Центральном ТВ работы калининградских самодеятельных художников, которыми она занималась там в Доме художественной самодеятельности. И я примчался в Москву. Помню, что мне удалось проникнуть в Останкино, и я наблюдал, как ее снимают. Она показывала ювелирные изделия из янтаря. У нее с собою был чемодан этих изделий. Сейчас к этому чемодану приставили бы взвод охраны. А тогда мы таскали его с собою по Москве.
И опять проблема пристанища. В московскую гостиницу не рискнули – не пустят. Тогда я отыскал телефон своего школьного приятеля Сашки Величанского (мы с ним учились в одном классе со 2-го по 6-й),
И снова провожания, прощания, поцелуи, перроны.
А в конце мая она снова приехала в Питер. Было уже тепло. Ключ от литфондовской дачи в Комарове дал Глеб Сергеевич Семенов, тоже давно уже покойный, замечательный человек и поэт. К нему в ЛИТО я ходил в начале семидесятых.
Отдельно можно рассказывать о том, как я похищал простыню из семейного платяного шкафа. И о конспиративной застройке всего этого мероприятия. Короче, мы там оказались и прожили два дня.
Что я помню?
Помню, как Валька, смеясь, едет на велосипеде по тропинке леса, пронизанного весенним солнцем. Где мы раздобыли этот велосипед? Помню, как она ночью влезает в окно по приставной лестнице. Помню, как мы уничтожаем простыню.
А постели опять не помню.
Она нам оказалась не нужна и не важна.
Хотя все было, конечно. Но… это было почему-то неинтересно. И весь мой пыл, вся влюбленность пропадали, когда мы ложились в постель и начиналось КАК ОБЫЧНО. Как с любой другой женщиной. А их у меня к тому времени уже поднакопилось.
На самом деле было хуже, чем с любой. Мне ни разу не удалось возбудить ее по-настоящему. Хотя я старался. Я стал немного нервничать. Я стал думать о технике.
Когда танцуешь, нельзя думать о технике танца. Надо его переживать. Тогда все получится.
Оказалось, что чисто физически мы друг другу мало подходим.
И это после 16 лет любви и горы стихов и писем.
Больше мы с нею не пробовали заниматься НАСТОЯЩЕЙ любовью.
Письма продолжались, но стихов больше не было. Потом письма стали исчезать, уступая место телефонным звонкам, а они становились реже. Мы все чаще заводили разговоры о детях. Ее сын через несколько лет приехал в Ленинград учиться, я там чем-то помогал. И она приезжала к нему, я встречал ее, мы куда-то ходили. Но по молчаливому уговору уже больше не пытались тянуть роман.
А тогда, через год, летом 1975 года, я впервые посмотрел на текст моего длинного письма как на прозу. И понял, что там не хватает третьего участника этой многолетней истории. Моей жены. И я написал ее часть. Мне кажется, она много сильнее.
И вот убей меня Бог – я не помню, как на этот текст реагировала Марина. Она ведь его читала. Вскоре вышла книжка стихов – и там было про Канта. Потом книжка прозы – и там была эта повесть. При том что наши встречи с Валькой как бы были законспирированы.
Она говорила, что видит себя иначе. Но каких-то разборок у нас не было. Они начались через несколько лет, когда она наконец встретила человека, с которым живет по сей день уже 20 с лишним лет. Но разборки уже в другую сторону.
Впрочем, мы и сейчас дружим и подолгу обсуждаем по телефону дела наших взрослых детей.
А о Вальке последние несколько лет я ничего не знаю.
Почему я не люблю фэнтези?
16 февраля
Это я себя спрашиваю.
Никогда не мог читать ни Толкина, ни кого другого. И фильмы смотреть тоже.
При этом мог с интересом читать всякую фантастику, где действуют да хоть роботы, или покемоны всякие, или зверушки.
Хотя если там среда обитания полностью вымышлена, то тоже скучновато. Типа в другой Галактике.
Наверное, дело в среде обитания, а не в персонажах?