Дневник мамы первоклассника
Шрифт:
— Зачем тебе продленка? — спросила я Васю.
— Там мультики показывают, — ответил сын.
— Дома тоже мультики есть.
— Там другие. И дети там ничего не делают. Только смотрят мультики.
— Ладно, посмотрим. А что купил?
Дело в следующем. Вася обнаружил в школе киоск. И попросил купить то ли часы, то ли улитку — я так и не поняла. Мы договорились, что он посмотрит, сколько это дело стоит, и мы купим вместе. У Васи есть свой кошелек. Грубо говоря, копилка. Просто все никак кошку с прорезью в башке ему не куплю. Вот мы и решили, что он наконец
Я долго ему рассказывала про ценность денег, про то, как они зарабатываются непосильным трудом. Вещала долго и с воодушевлением.
Утром в школу его отводил папа. На пороге Вася вспомнил, что забыл взять из кошелька деньги, и собрался идти назад. И что сделал муж? Естественно, дал ему денег. Сколько? Сто рублей.
— А почему сто рублей?
— А что, больше надо было? — удивился муж.
Я выразительно закатила глаза. Я удивляюсь, что он Васе тысячу не дал. С утра-то, когда спать хочется.
Нужной вещью оказалось печенье, похожее на собачий корм. Такие пахнущие химией подушечки.
— Попробуй, — предложил сын.
— Ты уверен, что это можно есть?
— Да, у нас все ели.
— А ты сам-то ел?
— Нет. Я такое не ем.
— И сколько эта гадость стоила?
— Десять рублей.
— А сдачи тебе дали?
— Дали. Десятками.
— И где они?
— Раздал одноклассникам. Они все захотели.
У меня в голове замелькали кадры. Завтра к Васе подойдут мальчишки и опять попросят денег. А он скажет, что нет. Тогда его изобьют и велят принести. А потом слух о добром мальчике дойдет до старшеклассников, и его будут бить и «ставить на счетчик». Ужас!
Вела беседу по поводу личных средств, взывая к его, хоть и очень малопроцентным, еврейским предкам. Вася, по-моему, ничего не понял, но сказал, что подушечки больше покупать не будет, а купит лучше циркуль. Дима уже купил.
22 сентября Кнут для доносчика и прочие закозявки
Стоим с родительницами, ждем детей. Выскочил Федя и подбежал к маме Димы.
— А вашего Диму Гриша ударил. Прямо в этот, как его, хап.
— Куда? — спросила мама Димы.
— Мама, меня Гриша в пах ударил, — со ступенек школы слетел сам Дима. Орал так, что заглушал звонок.
— Потому что Дима Гришу обозвал, — объяснил Диминой маме Федя.
— Это он меня первый обозвал, — рыдал Дима. — Я давал сдачи. Сдачи можно давать.
— Нет, это Дима начал. — Федя по-прежнему спокойно и рассудительно обращался к родительнице. — Я все видел. И свиньей тоже первый обозвал.
— А он меня, он меня! — всхлипывая, кричал Дима.
— А почему ты друзей закладываешь? — спросила я у Феди.
— Я не закладываю, — ответил мне мальчик, — я правду говорю. И Гриша мне не друг. Но я про друга правду скажу. Хотите? Вот вчера Антон задание
— Странно, что тебя еще не отлупили, — проговорила я, обращаясь к Феде.
— Антон меня ударил. В грудь, — подтвердил как ни в чем не бывало Федя, — я ему не дал сдачи, а учительнице рассказал, что Антон дерется. Светлана Александровна Антону замечание сделала. А Диме, — обратился правдолюбец к маме Димы, — придется на выходных задание делать. Никому не задали, только ему.
— Мне не задали, не задали! — Дима тем временем уже с остервенением колотил мешком со сменкой об землю.
— Задали-задали, — не замолкал Федя.
— А почему только ему? — спросила ошалевшая от информации мама Димы у Феди.
— Потому что он сначала не слушал, потом играл, а потом плакал.
— А почему плакал?
— Потому что не успел.
— А как Вася себя вел? — поинтересовалась я у Феди. Так, ради любопытства.
— Вася? — Федя задумался. — Вася сегодня хорошо себя вел. Даже блин с вареньем съел на завтрак.
— Ты про всех все знаешь? — уточнила я.
— Да. Вам про кого рассказать?
Тут наконец пришла Федина бабушка.
— Ну что? Опять доносишь? — спросила она строго.
— Опять! — радостно воскликнул Федя.
— Я же тебе говорила: «Доносчику — первый кнут», — устало сказала бабушка.
— Мама, а почему вы меня Васей назвали? — спросил сын после школы.
— Потому что нам с папой очень понравилось это имя. А что?
— Знаешь, вот бывают такие имена, которые разные. Вот у нас мальчик есть. Вообще-то его Денис зовут, но он говорит, что Дэн. И все зовут его Дэн, даже мама. Только учительница Денисом называет. А еще есть мальчик Филя. Я забыл, как его зовут по-настоящему.
— Филипп?
— Да. Только его мама зовет Филей, а он хочет, чтобы Фил. А учительница его тоже Филиппом зовет.
— Ты хочешь, чтобы у тебя было тоже необычное имя?
— Нет. Не хочу. Только иногда хочу. Когда с Настей дружу.
— А при чем тут Настя?
— Ну, ни при чем. Только она, как выздоровела, с Дэном желуди собирала, а не со мной.
Да, я помню это вечное мучение с именами-фамилиями. У нас в классе был мальчик Федя — Федя Морковкин. Так с ним никто не хотел дружить. Его дразнили — «Федя съел медведя, а морковкой подавился». А Ленку Кашеварову как только не обзывали — и Овсянкиной, и Гречкиной, и Кашкиной, и Манкиной, и Перловкиной. А Ирку Похлебину исключительно Похлебкой звали.
Конечно, каждой девочке в детстве хочется быть не Машей или Светой, пятой по счету в классе, а одной-единственной Аэлитой или Матильдой. И куда-то в далекое прошлое ушли прозвища. Сережу никто не называет Серым, Андрея — Дроном, Сашу — Саньком, Диму — Димоном, а Гену — Гендосом…
На следующий день у Васи из портфеля вместе с огрызком вывалилась записка: «Прасти пажалута» и сердечко вместо точки. На обратной стороне бумажки было написано: «Некагда непращюу».
— Вася, это тебе Настя записку написала? — спросила я.