Дневник мертвеца
Шрифт:
Изменились, если можно так выразиться, потребительские предпочтения выживших. Возникло осознание ценности простых вещей: еды, чистой воды, спичек, соли, ножей и прочего, без чего выброшенный на улицу человек становится беспомощным. Деньги, эта замечательная разноцветная бумага, утратили всякое значение. Практиковался натуральный обмен, но, как правило, только внутри небольших групп, где люди знали друг друга; в иных случаях необходимое грубо отбиралось.
Итак, почти полтора месяца я провел в пути. Я шел только в дневное время, через день - первый день с утра до вечера без остановки даже на еду; на второй день отдыхал. Как, разумеется, знает будущий читатель этих записей, зомби проявляют наибольшую активность в темноте. Трудно судить наверняка, почему, - казалось бы, какая разница мертвецу, светит солнце или нет?
– но факт остается фактом: днем они заползают в тень, а еще лучше в какую-нибудь нору или подвал; там
Когда солнце начинает садиться, они вылезают из своих логовищ. Это самое опасное время. Вернее, не совсем так - самое опасное время наступает, когда солнце полностью заходит и сумерки сменяются кромешной тьмой, особенно если ночь к тому же облачная или безлунная. Но почти сразу после захода их становится очень много. Днем они попадаются относительно редко, зато ночью сложно найти место, где бы их не было. В темноте, когда отовсюду слышны нечеловеческие вопли, стоны и зловещий вой, от которых мурашки бегут по коже, а волосы на всем теле встают дыбом, начинает казаться, что их вокруг тысячи и тысячи; подозреваю, что так на самом деле и есть. Ночи теперь не те, что раньше, когда в городах круглыми сутками горел свет. Нынешние ночи такие, что хоть глаз выколи. Ни фонарик, ни факел, ни даже прожектор не помогут, разве что привлекут ненужное внимание.
Тут мне очень пригодились часы Casio - спасительный артефакт сгинувшего прогресса. Они показывали не только время восхода и захода солнца, но и фазы луны. В них был встроен даже шагомер, поэтому я мог приблизительно оценивать пройденное растояние.
Сначала, заняв укромное место с хорошим обзором, я доставал оптический прицел и внимательно осматривал окрестности, чтобы выбрать, куда идти: где будет находиться место следующего контрольного осмотра и каким путем безопаснее туда попасть. Прицел, в отличие от бинокля, хорош тем, что один глаз всегда остается свободным и я мог заметить, если рядом со мной происходило что-то угрожающее. Если я видел зомби, то отмечал про себя их количество и планировал маршрут так, чтобы по возможности обойти стороной. Я не мог идти кратчайшим путем из точки в точку, приходилось избегать открытых пространств. С одной стороны, открытые места были преимуществом, поскольку не позволяли зомби приблизиться незаметно; с другой, они таили опасность, там я мог оказаться на прицеле какого-нибудь человека - снайпера-одиночки.
Как я уже упоминал, люди больше не отличались дружелюбием к себе подобным. И то, что этот стрелок убьет меня, возможно, не ради моих вещей, а просто потому, что давно сошел с ума и не осознает, что творит, было бы для меня слабым утешением. Получалось, что шел я в основном вдоль кромки леса, готовый забежать в него или, наоборот, бежать от него на открытое место по мере необходимости. Я как можно дальше обходил бывшие населенные пункты; дорогами старался не пользоваться. К отдельно стоящим брошенным домам не приближался - в них могли находиться зомби, прячущиеся от дневного света.
За два часа до начала захода солнца я начинал искать убежище на ночь. Иногда подходящего места не попадалось, приходилось отсиживаться на деревьях; к счастью, обычно мне везло и такое бывало редко. Запирающийся изнутри подвал или что-то подобное идеально подходил для того, чтобы хорошо спрятаться. Главное, чтобы там были мощные - бетонные или кирпичные - стены и крепкая железная дверь с выступами, отверстиями или ушками. При себе у меня был хитрый замок в виде стального тросса наподобие тех, какими раньше пристегивали велосипеды для защиты от воров, только толще и прочнее; я нашел его в разгромленном хозяйственном магазине. С его помощью можно было надежно запереть изнутри любую дверь или решетку.
Найдя убежище на ночь, я запирался и ел; потом раскладывал карту и при свете фонарика планировал следующую часть маршрута: куда я направлюсь, какое расстояние надеюсь преодолеть и сколько времени это займет. Потом засыпал, но удавалось это не всегда: бывало, находящиеся поблизости или забредшие откуда-то зомби, почуяв мое присутствие, всю ночь пытались сломать дверь, чтобы добраться до меня. Они выли, трясли ее, царапали, били - в-общем, производили страшный шум. Обычно это продолжалось до рассвета; с восходом солнца они оставляли свои попытки и убирались восвояси. Раньше меня жутко пугали такие вещи, однако человек привыкает ко всему; в конце концов я разжился берушами в одной из разграбленных аптек и решил проблему. Но сначала мне пришлось преодолеть психологическую трудность: было очень сложно убедить себя, даже после множественных проверок, что дверь и замок достаточно надежны, чтобы выдержать многочасовой штурм. Это был вопрос доверия себе - достаточно ли тщательно я все осмотрел, не упустил ли какой-нибудь мелочи, за которую придется заплатить жизнью? Забыл еще упомянуть, что, прежде, чем зайти внутрь и запереться, я разбрасывал перед дверью снаружи и неподалеку от нее куски битого стекла, листы жести, сухие ветки или любой найденный мусор, способный издавать звуки, когда на него наступят. Я старался, чтобы это выглядело как можно естественнее, словно этот мусор оказался там случайно, сам по себе - чтобы возможные враги не вычислили по нему мое укрытие. Под врагами я имею в виду людей, зомби не способны даже на такие простые умозаключения. Хотя никто из вменяемых людей не передвигается ночью, я все же считал, что лишняя осторожность не помешает.
Спал я в одежде, на случай, если придется внезапно вскакивать и драться. На расстоянии вытянутой руки я клал саперную лопатку-топор, пистолет со снятым предохранителем и пару гранат; автомат с примкнутым штык-ножом лежал на мне сверху, стволом в сторону двери; я обнимал его двумя рукам, словно ребенок любимую игрушку. Разумеется, я делал это не из-за какой-то особенной любви к нему. Мне нужно было иметь его рядом, буквально в руках; но так, чтобы пальцы во сне не попали на спусковой крючок - я не хотел умереть от инфаркта при случайном выстреле. Я начал практиковать сон с оружием с первых же дней после начала катастрофы. Вначале улечься удобно было непросто, но еженощные упражнения дали свои плоды - я выработал, наконец позу, в которой мог высыпаться без ущерба для безопасности.
Если ночь проходила спокойно, следующие сутки я посвящал отдыху, еде и сну, не выходя из убежища. Утром следующего дня, проснувшись перед рассветом, я завтракал, осторожно выходил наружу и шел, стараясь придерживаться намеченного накануне плана. Так шли день за днем, неделя за неделей. За время путешествия я не раз бывал на волосок от гибели; в пути я повидал много всякого, в основном плохого. Я подробно описал произошедшие со мной события в утерянном предыдущем дневнике; у меня уже нет возможности приводить их снова. Собственно, я даже не думаю, что частные происшествия в жизни ничем не примечательного - кроме того, что он долго оставался жив - человека имеют какое-то значение. Эти сведения могут быть полезными разве что в качестве некоего самодеятельного пособия по выживанию. Такого рода полезные детали я стараюсь упоминать; надеюсь, они кому-нибудь пригодятся.
Наконец, я достиг цели многодневного похода. Здесь меня встретила та же разруха, что и везде. Я с трудом узнавал места моего детства. С тех пор, как я был тут последний раз, изменилось практически все. После падения власти компартии огромные территории оказались застроенными особняками нуворишей и новой знати. Вилл и дворцов стало так много, что они буквально налезали один на другой. Теперь они выглядели не столь представительно, как до эпидемии. Всюду виднелись следы катастрофы: выломанные ворота; раскиданные по дворам некогда дорогие вещи и мебель, разбитые, испорченные непогодой и временем; бесполезно ржавеющие лимузины и дорогие спортивные машины; почти истлевшие трупы и скелеты в позах, свидетельствующих о борьбе и мучительной смерти. Брошенные, с выбитыми окнами и дверьми, часто обгоревшие или сгоревшие совсем, особняки являли собой поразительный контраст с роскошью, что била здесь в глаза прежде. Я не раз видел эти места в телевизионных сюжетах, но не представлял, насколько плохо дела обстояли в действительности. Помимо сожаления о безжалостно вырубленных ради строительства особняков лесах, я испытывал серьезную озабоченность - изобилие домов означало опасность наличия многочисленных зомби. Но время показало, что мои тревоги оказались напрасными: живые мертвецы попадались, но не в таких больших количествах, как этого можно было ожидать. Я решил остаться и осмотреться немного, а потом уже решать, что делать дальше.
Я выбрал дом, расположенный в точности на том самом месте, где много лет назад стояла старая деревянная дача моего деда. Это был безобразный трехэтажный особняк из красного кирпича. Похоже, дачный поселок сохранил свое функциональное предназначение при новой власти; только представления о том, какой должна быть госдача, сильно изменились. В моем выборе было больше ностальгии, чем рациональных соображений; я вспомнил деревья, под сенью которых играл в детстве; я плакал, обнимал их и разговаривал с ними; говорил им, что вернулся домой и останусь теперь с ними навсегда, совершенно забыв о своих планах добраться когда-нибудь до Италии или Греции - смешно вспомнить, но я вынашивал одно время и такие бредовые идеи; поскольку не имело значения, где жить, мне хотелось переселиться в места с более теплым климатом. Вокруг оглушительно пели птицы, напоминая мне о прежних временах. Наличие птиц также говорило о том, что зомби поблизости нет - по крайней мере, в больших количествах.