Дневник, найденный в ванне
Шрифт:
Мы не будем описывать здесь все безмерное богатство открытий при раскопках Третьего Пентагона. Интересующихся отсылаем к специальным работам. Следует лишь добавить еще несколько замечаний, предваряющих чтение Записок.
Обнаружили их на третьем году работ на четырехрядном ярусе с системой внутренних коридоров, где были расположены помещения ванных комнат. В одной из них, заполненной, как и все остальные, застывшей лавой, были найдены части двух человеческих скелетов, а под ними — листки бумаги, представляющие собой оригинал Записок.
Как сможет убедиться читатель, смелые предположения Гистогностера
Запискидают представление о судьбе замкнутого подземного сообщества людей, которые, искусственно не принимая к сведению реальное положение вещей, делали вид, что являются мозгом и штабом сверхдержавы, простирающейся до самых отдаленных галактик, и игра их стала верой, а вера — уверенностью.
Читатель станет свидетелем того, как фанатичные слуги Кап-И-Таала создали миф о так называемой «Антиздании», как проводили жизнь в подсматривании друг за другом, в проверках правомерности чужих действий и преданности пресловутой «Миссии» даже тогда, когда последний след реальности этой «Миссии» уже стерся в их памяти, так что им осталось только лишь все более глубокое погружение в пучину массивного психоза.
Историческая наука еще не сказала своего окончательного мнения о Записках, называемых также, по месту их находки, "Дневником, найденным в ванной".
Нет так же единогласия по отношению к датировке отдельных частей манускрипта — первые одиннадцать страниц Гибириадские Гностеры считают апокрифом более поздних лет — однако для рядового читателя эти споры специалистов несущественны.
Итак, настала пора нам, наконец, умолкнуть, чтобы последний дошедший до наших времен свидетель бумажной эпохи неогена заговорил собственным голосом.
1
Комнату с таким статусом, в которую мой пропуск давал бы право войти, отыскать не удалось. Сначала я попал в Отдел Проверки, потом в Отдел Дезинформации, где какой-то служащий из Секции Нажима порекомендовал мне подняться на девятый этаж, но там никто не хотел со мной даже разговаривать.
Я блуждал среди множества людей в форме и штатском, каждый коридор был наполнен энергичными шагами, хлопаньем дверей, щелканьем каблуков, и в эти воинственные звуки вплеталось стеклянное звяканье далеких колокольчиков, словно где-то заливались бубенцы. Время от времени курьеры проносили по коридору кипящие чайники, несколько раз я по ошибке забредал в туалеты, в которых торопливо подкрашивались секретарши. Агенты, переодетые лифтерами, приставали ко мне со всякой чепухой, а один из них, с искусственным инвалидным протезом, столько раз перевозил меня с этажа на этаж, что уже кивал мне издали и даже перестал фотографировать аппаратом, имитировавшим гвоздику, засунутую в петлицу.
Около полудня он стал мне уже «тыкать» и продемонстрировал то, к чему испытывал слабость — спрятанный под полом лифта магнитофон, но меня это не занимало, ибо настроение у меня портилось все сильнее.
Я упорно ходил от комнаты к комнате и задавал вопросы словно наивный ребенок, все еще находившийся вне пронизывавшей Здание циркуляции секретности, но ведь должен же я был проникнуть в нее в каком-нибудь месте. Два раза помимо воли я попадал в подземное хранилище. Там я полистал лежавшие сверху секретные документы, но и в них не обнаружил для себя ни малейших указаний.
После нескольких часов бесплодных поисков, уже порядком раздраженный и
Я вспомнил, что более всего убеленных сединами высоких чинов я встречал на пятом этаже, поэтому я поднялся туда, затем, пройдя через дверь с надписью "ТОЛЬКО ПОСЛЕ ДОКЛАДА", попал в помещение помощника секретаря, где не было ни души, оттуда, через боковую дверь с табличкой «СТУЧАТЬ», в зал, полный пожелтевших мобилизационных планов, и тут стал перед проблемой, поскольку из него вело две двери. Одна была с табличкой "ТОЛЬКО ДЛЯ СДАЧИ ОТЧЕТОВ", на другой виднелась табличка "НЕ ВХОДИТЬ". Поразмыслив, я открыл эту вторую и, как оказалось, хорошо сделал, поскольку очутился в секретариате командующего Кашебладе. По той причине, что я прошел через дверь, дежурный офицер, ни о чем не спрашивая, проводил меня прямо к командующему.
И здесь в воздухе разливался стеклянный нежный звук. Кашебладе помешивал чай.
Это был могучий лысый старец. Лицо с обросшими щетиной щеками и собравшейся в складки кожей под подбородком располагалось над отворотами мундира с нашивками в форме галактики. На письменном столе перед ним стояли в два ряда телефоны, сбоку — агентурная рация, на краю стола банки, снабженные этикетками различных препаратов, однако, похоже, во всех них был самый обычный спирт. Со вздувшимися на лысине жилами, он усердно занимался тем, что нажимал на кнопки, принуждая умолкать начинавшие звонить телефоны.
Когда они начинали звонить по несколько одновременно, он бил по клавишам кулаком. При виде меня он пробежался по всем телефонам, наступила тишина, в которой он некоторое время позвякивал ложечкой.
— А-а, это вы! — бросил он. Голос его был могучим.
— Так точно, это я, — ответил ему я.
— Подождите, не надо говорить, уж у меня память, так память, буркнул он. Затем какое-то время разглядывал меня из-под кустисто нависших бровей.
— Х-27, ретранспульсия контрсанитарная, Эпсилон Лебедя, а?
— Нет, — проговорил я.
— Нет? А? Ну! А-а!! Мобилятрикс би-ку восемьдесят один, запятая, операция «Гвоздик»?
— Нет, — сказал я.
Я попытался поднести к его глазам мой вызов, но он недовольно отпихнул его.
— Пинет? — пробормотал он.
Он был похож на человека, утонувшего в своем всеведении. Он замялся и стал помешивать чай. Звякнул телефон. Он придушил его львиным жестом.
— Пластиковый? — внезапно бросил он мне в лицо.
— Это вы мне? — спросил я. — Нет, скорее всего нет — обычный.
Кашебладе одним движением заглушил звеневшие уже телефоны и вгляделся в меня еще раз.
— Операция Гипербор. Маммациклогастрозавр… энтама, панта-кла…
Сделав эту еще одну попытку, не желая примириться с неожиданной брешью в своей безошибочности и видя, что я не отреагировал, он уперся могучими руками в клавиши и гаркнул:
— Пшел прочь!!!
Похоже было, что он выставляет меня за дверь, но я был слишком исполнен решимости и, к тому же, слишком штатским, чтобы беспрекословно ему подчиняться. Я по-прежнему стоял, вытянув вперед руку, в которой держал вызов. Кашебладе наконец взял его, не глядя, словно нехотя, опустил в щель стоявшего перед ним аппарата, тот зашумел и зашептал ему что-то. Кашебладе слушал его, тени пробегали по его лицу, огоньки вспыхивали в его глазах. Он исподлобья взглянул на меня и принялся нажимать кнопки.