Дневник офицера КГБ
Шрифт:
— А что было вчера? — спрашивает Тахир.
— Проходил курс молодого бойца. Отрабатывал упражнение «тревога», — отвечаю я.
— Они еще и не то могут! — смеется Тахир. — Вот однажды…
Тут раздался голос шефа:
— Третий! Третий! Я первый! Как у вас?
— Первый! Я Третий, у нас все нормально, идем за Вторым, — ответил Нур.
— Третий! Внимательнее, въезжаем в Дехходжу. [13] Конец связи.
— А что такое Деххо…
Стас прерывает мой вопрос.
13
«Спальный»
— Кончай базар. Слышал команду шефа? Еще узнаешь.
Молча смотрю по сторонам. Автоматы взяли на руки, шутки кончились. Слева и справа от дороги одни развалины, как на фотографиях «Сталинград 1943 г.». Славно поработала наша авиация.
Дальше начинается поле, которое заканчивается ветхими строениями, а за ними — «зеленка», «родовое гнездо» душманов; до нее метров четыреста, не более. Прохожих почти не видно. На поле редкие фигуры людей, днем они дехкане, а ночью — «душмане».
Да, невеселое место Дехходжа! В Кандагаре было два «исторических места»: Дехходжа и Черная площадь. Точную характеристику ей дал в своей песне девятнадцатилетний паренек из ДШБ. [14]
14
Десантно-штурмовой батальон.
Дальше здания менее разрушены. Становится оживленнее. Навстречу едут машины, снуют торговцы с повозками, груженными различным товаром, проходят женщины в паранджах и с детишками на руках. Работают лавки, ремонтные мастерские. Нормальная жизнь.
Проезжаем «площадь Пушкина». [15] Поворот — и вот центральная, единственная относительно безопасная улица в Кандагаре. По ней даже можно ходить пешком, если есть желание взбодриться.
Последний поворот — и мы медленно въезжаем на территорию Управления МГБ Афганистана. Небольшой, довольно уютный дворик с апельсиновыми деревьями и высочайшими кустами роз. Таких кустов я еще не видел. А какие розы на них цвели: рубиновые, темно-красные, розовые, кремовые, желтые, бордовые! С разрешения богбона (садовника) я постоянно срезал по семь роз, которые очень долго свежими стояли у меня на столике в комнате.
15
Так мы в шутку называли центральную площадь, на которой был памятник с пушками в честь очередной победы над англичанами.
В двухэтажном здании — когда-то это была гостиница — находились кабинеты руководства, секретариат и наша мошаверка.
Мошаверка (вольное производное от слова «мошавер») состояла из двух небольших комнат с окнами: одно выходило во двор Управления, второе — на «зеленку». В этих комнатах проводились совещания, встречи с подсоветными, как мы называли наших афганских товарищей, и обеды.
Мошаверка также служила нам укрытием от душманских снарядов. После объявления в 1987 году правительством Афганистана политики национального примирения, «духи» до неприличия активно стали вести обстрел Управления. Мы попросили афганское руководство заделать кирпичом окно с видом на «зеленку». Они это сделали. В полкирпича заложили проем окна — какая — никакая защита от снарядов.
По периметру дворика, в одно-двухэтажных домиках, размещались различные службы. На северной стороне возвышался высочайший, метра в три, забор.
— За ним пакистанское консульство, — видя, с каким любопытством я разглядываю забор, сказал Женька-борода.
Удивленно смотрю на него? Может, прикалывает? Управление МГБ и пакистанское консульство — соседи? Что-то новенькое…
— Соседи, соседи, — читая мои мысли, продолжает Евгений. — А что? Очень удобно. Можно разрабатывать пакистанские спецслужбы, как говорится, не отходя от кассы. Привыкай, еще не то увидишь. Это — Афганистан!
— Всем в мошаверку, общий сбор, — раздался чей-то голос.
Короткий инструктаж шефа.
— Задача ясна? Вопросы есть? Вопросов нет. По местам. Сбор в 13.00. Тахир, Александр, — со мной, к начальнику Управления.
Входим в просторный и уютный кабинет начальника Управления. Навстречу из-за стола поднимается Гульхан. После традиционных приветствий Игорь Митрофанович представляет меня.
— Наш новый сотрудник, Александр. Владеет персидским языком.
Гульхан еще раз протягивает мне руку.
— А мы уже знакомы.
Шеф удивленно смотрит на меня и на него: «Когда успели?»
— В самолете познакомились, когда летели из Кабула. Мне его ящичек понравился, — и он весело подмигивает мне. — Что, Игорь Митрофанович? Поручим Александру городской отдел. Там работы непочатый край. Знание языка ему пригодится. В отделе по-русски почти никто не говорит.
— Правильное решение. Я и сам хотел вам предложить этот вариант, — соглашается шеф и обращается к Тахиру: — Подвези Александра в горотдел, в общих словах объясни что к чему, в частностях он сам разберется.
«Надеюсь», — подумал я. Туговато придется. У меня персидский язык, а здесь говорят на смеси дари с пушту — все равно что смесь украинского и грузинского языков.
Тахир, видя мое замешательство, одобряюще подталкивает в спину. Мол, не дрейфь, прорвемся. Как же эти восточные люди чутко понимают психологическое состояние человека! С этим мне еще придется столкнуться, да и самому чему-то от них научиться. Спасибо, дружище, ты снова меня поддержал, я твой должник.
Городской отдел, в котором мне предстояло начинать трудовую деятельность, находился на окраине Кандагара в пятистах метрах от «зеленки». До меня им практически никто не занимался, так что надо было начинать с нуля.
Тахир, познакомив меня с начальником отдела Гаузом, сказал:
— Ты осваивайся, а мне, извини, некогда, нужно к себе в отдел. Через два часа заеду. Пешком не ходи. Будут вопросы, звони.
Второй отдел — контрразведка — находился всего в двадцати метрах от горотдела. Почему нельзя ходить пешком, я потом на себе испытал.