Дневник офицера КГБ
Шрифт:
Тахир ушел. Я остался один на один с начальником отдела товарищем Гаузом. В переводе с языка дари «Гауз» означало «толстый». Действительно «толстый» — при росте 176 см он весил всего 52 кг.
— Итак, дорогой товарищ Гауз, с чего начнем? — сказал я. — Давайте знакомиться с отделом.
По выражению Гауза я понял, что мой «хороший персидский язык» понятен только мне. Ясно. Попробовал объясниться как можно проще. Надо же! Меня поняли. Чем проще говоришь, тем тебя лучше понимают. Слышал бы мою речь наш преподаватель, больше двойки с минусом точно не поставил бы.
Принесли пачку
От напряжения даже руки вспотели. Первый день — и такая удача, это же человек пятьдесят душманов! Такими темпами мы их за неделю если не переловим, так перебьем. Глаза горят. Чем только до меня здесь занимались?
Уточняю информацию: может, ошибка в переводе? Нет, все правильно, три бандгруппы общей численностью около пятидесяти человек с юга Кандагара через посты Царандоя [16] войдут в город. Надо срочно принимать меры. Звоню Тахиру, срывающимся от волнения голосом сообщаю ему полученную информацию. В ответ слышу:
— Александр, ты извини, у меня серьезные переговоры. Потом все обсудим.
— Какие переговоры-разговоры?! Ты что, меня не понял, бандиты в город входят! — почти кричу в трубку.
16
Афганская милиция.
— Я тебя отлично и в первый раз понял. Через тридцать минут закончу свои дела и подъеду к тебе. Все, конец связи.
Держу трубку в руках, из которой доносятся короткие гудки. Удивленно смотрю на Гауза, он на меня. Мой разговор с Тахиром произвел на него впечатление. Робко спрашивает меня:
— Мошавер Саша, может, чаю?
— Какой чай? Какой чай?! Семь лет только чай и пьете! Такими темпами будем воевать — еще лет десять чаи будем гонять.
Афганец преданными глазами смотрит на меня, а про себя, наверное, думает: «Молодой мошавер, горячий, как утюг». Действительно, чего это я раздухарился? Тоже мне, третейский судья. До меня и поумней ребята работали, в крайнем случае, не глупее. Надо успокоиться. Приедет Тахир, разберемся.
— Извини, товарищ Гауз, давай свой чай. Хотя сейчас не помешало бы и стакан водки принять на грудь.
Во время чаепития кое-что узнал об отделе. Состоит он из шести отделений — по числу районов в городе. В каждом отделении, кроме начальника, по штатной численности три офицерские должности и три сержантские. Отделения не укомплектованы. Всего в отделе, не считая начальника и заместителя, семнадцать человек. На связи сорок пять надежных людей (агентов) — это чуть больше двух человек на одного сотрудника, негусто. В голове помечаю: «Надо активно заняться подбором источников информации», — это основа разведки и контрразведки.
Главное направление в деятельности отдела — обеспечение безопасности жителей в городе, а также получение и реализация информации по бандгруппам. Кроме этого, пять сотрудников на «уазике» постоянно сопровождают нашу группу в Кандагар и обратно.
Спрашиваю:
— А почему сегодня никого не видел?
— Бензин закончился. Лимит, мошавер Саша, — отвечает Гауз. — Но завтра обещали заправить.
Да, война войной, а лимит лимитом. Интересно, сотрудники нашего Представительства в Кабуле на обед тоже по лимиту ездят? Вот язва! Не могу без крамольных мыслей.
Спрашиваю Гауза:
— А что это за люди сидят вдоль забора, укрытые одеялами?
— Это агентура. Пришли на встречу.
Немая сцена… Действительно. Сильная конспирация — это отсутствие всякой конспирации. Хочешь что-то спрятать, положи на видное место!
Во время разговора входили афганцы — сотрудники отдела. Гауз меня с ними знакомил. Мне понравился начальник шестого отделения Джахир. Стройный, крепкий двадцатидвухлетний пуштун. Он торопился на мероприятие, поэтому договорились пообщаться после его завершения.
— Салам алейкум, — проговорил вошедший Тахир. — Ну что, Котовский? Шашку не затупил?
— Да ладно тебе прикалываться. Здесь по-русски слабо соображаешь, куда там до языка… Голова кругом идет. Посмотри, пожалуйста, информацию. Может, что не так понял?
Тахир просмотрел сообщения.
— Все правильно понял. Банды действительно должны войти в Кандагар. Информация хорошая, обязательно доложи шефу.
С немым вопросом на лице смотрю на Тахира.
— Должны войти, — повторяет он. — А куда им деваться? — то ли спрашивая, то ли отвечая, говорит он. — Они же все, в основном, местные жители. Днем — в «зеленке», ночью — к семьям. Ты в первый день сильно не напрягайся. Мы все поначалу за неделю хотели с войной покончить — ан, нет… Короче, закругляйся, время.
Да, Восток — дело тонкое. Многое еще придется понять. Чему нас в КАИ учили? Язык, основы наружного наблюдения, международные отношения — короче, в основном нас готовили для работы хоть и в сложной, но в мирной обстановке, а здесь война. Придется доучиваться, вспомнить произведения о Гражданской войне, когда брат шел на брата, отец на сына, сын на отца… Из Отечественной войны тоже можно многое взять. Хорошо, что в школе и в институте нас правильно обучали и воспитывали.
— Тахир, а после обеда какие планы?
— После обеда — в машины и на базу.
— Не понял? Почему так рано?
— Почему, почему… Сам же читал сообщения: «…В Кандагар должны войти боевики». А у нас с ними что-то вроде джентльменского соглашения — до двух часов дня мы в городе, после — они. Крайний срок выезда — шестнадцать часов, но это в экстренных случаях. Шеф поначалу тоже призывал работать до упора, но когда между машинами и над головами пару раз из камышей пальнули, он шашку в ножны и вложил. После первого раза думал, что душманы просто промазали. Но если уж они ухитрились стрелять между машин, то по машинам бы явно не промахнулись. После второго раза пришли парламентеры и предупредили, что третьего раза не будет. Понятно излагаю? Давай в мошаверку, а то от обеда ничего не останется.