Дневник офицера Великой Армии в 1812 году.
Шрифт:
Сейчас же поднялась тревога; прибежали солдаты с ближайших постов. Тщетно русские, желая обмануть, кричали: «Кто идет? — Франция!» (в эту самую ночь ждали прибытия нескольких драгунских отрядов, посланных за фуражом). Когда при свете бивачных огней стали видны казачьи длинные копья, офицер, командовавший постом, решил, как прославленный рыцарь д’Ассас, пожертвовать собой, если бы это оказалось нужным: он предупреждает сначала обо всем своих людей, которых было до тридцати человек, затем приказывает открыть огонь и ведет их на казаков.
Эти последние заметили, что их хитрость не удалась и, не желая попасть в ловушку, отступили. Жалею, что не могу назвать этого офицера по имени, так как похвалы распределяются между Гверра, Джованнини и Висконти [7] .
Сураж, 8
7
Автор прибавляет в примечании следующие грустные размышления: «И что же! Кто бы поверил этому. В то время как в армии рассказывали и комментировали доблестные подвиги итальянских егерей и драгунов гвардии, в то время как император в депеше на имя одного из своих ближайших помощников перечислял этих храбрецов и ставил в пример другим, в то время как сами французские бюллетени, обычно столь скупые на похвалу другим, давали о них краткий отзыв... одной несчастной Италии оставались, как я позднее узнал, неведомыми все прославляющие ее подвиги ее сыновей. Напрасно я во всех итальянских журналах отыскивал имена людей, покрывших славой свою страну и награжденных императором. Эти листки, дававшие отчет о славных деяниях всех остальных, молчали о наших!.. Прочтите эти журналы, и вы не подумаете, что в Великой Армии, шедшей в Россию, было итальянское войско! Но принц Евгений, несмотря на все свои (и очень многие) выдающиеся достоинства, никогда не умел заставить итальянцев любить себя; он не оставил после себя хороших воспоминаний в стране, несмотря на то, что столько лет ею повелевал.»
Яновичи, 9 августа. Мы двигались все время с разными затруднениями; каждую минуту приходилось останавливаться, чтобы чинить мосты и сделать дорогу возможной для артиллерии и обоза. В довершение бед нам пришлось, вскоре после нашего отправления, выдержать ужасную грозу. Дождь портит дороги, затрудняет движение. Обозы и артиллерия все время в большом затруднении.
10 августа. 9-го вечером дошли только до Яновичей. Мы расположились лагерем вокруг этой деревни по дорогам и полям, очень плохо защищенные от непогоды. Большая часть войска осталась под открытым небом, под проливным дождем. Сегодня утром, когда мы собирались выступать, пришел контрприказ. Только первая и вторая дивизии пойдут в Лиозну; третья же и королевская гвардия останутся здесь; вышедшая из Суража кавалерийская бригада вернется обратно и займет позицию вместе со 2-м линейным полком. Все еще идет дождь.
11 августа. Движемся около Лиозны; кругом равнина, там и сям прорезанная холмами, леса, потоки. Дождь, льющий целый день как из ведра, только увеличивает трудности пути.
Лиозна, 12 августа. Дождь ни на минуту не прекращался; мы устроили биваки на возвышенностях. Теперь мы, не говоря уже о грязи, это неизбежное следствие дождя, стали биваком на болотистой почве, всюду прорезанной маленькими ручейками, впадающими в пруды; это очень тяжелое препятствие для колонны, везущей с собой артиллерию и большие обозы. Для переправы войска служит шаткий, плохо построенный мост, какие можно часто встретить в России на поперечных тропинках... Принц занял господский дом, на расстоянии четверти мили от Лиозны. В маленькой деревушке, приблизительно в двух верстах от Лиозны, проходит главная дорога на Рудню и на Смоленск.
Любавичи, 13 августа. В Любавичи ведет прямая дорога. Мы вышли по ней утром, затем нас вернули и заставили идти по Рудненской дороге. Мы переправились через один из многочисленных маленьких притоков Лучесы; но только свернули с прямой дороги, как заметили, что новая дорога не лучше прежней; дождь сделал ее во многих местах непроездной. Колонны вынуждены останавливаться посреди этой ужасной топи, и мы ждем, пока саперы исправят дорогу или, вернее сказать, проложат новую при помощи фашин, веток и земли. Мы проходим потом через несколько жалких деревушек, расположенных неподалеку одна от другой: все они покинуты, все разорены.
14 августа. Мы получили сегодня утром в Любавичах приказ идти на Расасну, чтобы переправиться через Днепр. По пути местность продолжает быть дикой и пустынной. Разоренные избы попадающихся на пути деревень похожи на разрушенные стойла, а это, по-видимому, единственные жилые постройки. Если дорога, пройденная вчера, была непривлекательна, то нынешняя еще хуже, потому что тянется насыпью через бесконечное болото, в котором мы едва не растеряли половины своей поклажи. После долгих усилий мы, наконец, добрались до Днепра, который греки называли Борисфеном; это имя наводит на серьезные мысли о былых, мрачных временах. Ведь эта река была пределом славы наших предков!
Хотя мы сейчас только союзники великой нации, а не главные лица разыгрывающейся драмы, мы все же не можем без гордости думать, что перейдем через Борисфен. Честолюбие в человеке, как воздух в природе; уничтожьте его в нравственной области, уничтожьте воздух в области физической, и движение остановится.
Но Борисфен в том месте, где мы перешли его, только жалкая маленькая речка с крутыми берегами, поросшими небольшими деревьями. Кто не знает громадности этой реки, не представляет себе, какое пространство она орошает, тот при виде ее почувствует разочарование. Понятно, что у нас было о ней совсем другое представление.
Сообщают, что Наполеон вчера вечером прибыл в Расасну в ту минуту, когда кончали наведение мостов. Он выехал из Витебска накануне ночью. Три дивизии Даву и корпус Груши первыми перешли реку на рассвете. Мы с императорской гвардией располагаемся на левом берегу. Император велит разбить себе палатку перед Расасной.
Ляды, 15 августа. Сегодня на заре двинуты были все корпуса в таком порядке: кавалерия, Ней, Даву, итальянская армия и императорская гвардия.
Звуки пальбы в стороне авангарда одно время заставили нас думать, что там завязалось дело. Войска прибавили шагу, но вскоре узнали, что эти залпы были сделаны по приказу Мюрата захваченным вчера у неприятеля порохом в честь дня рождения императора.
Начальники отправились его поздравить по этому случаю, но солдаты и не подумали праздновать этот день, как обыкновенно. Впрочем, у нас не было для этого возможности, если бы даже и хотели. Мы ждали первой победы.
Новый край, через который мы теперь идем, плодороднее и красивее пройденного до сих пор.
Мрачные леса Литвы кончаются у Днепра и не доходят до Смоленска.
Дорога идет по обширной равнине, усеянной деревнями; это показывает, что здешние земледельцы и вообще здешние жители более деятельны и зажиточны. Гораздо легче покупать провизию.
Рожь начали жать, потом бросили; кавалеристы радуются, что есть чем покормить отощавших лошадей; жители бежали.
Колонны пехоты, кавалерии и артиллерии идут рядами ускоренным шагом на небольшом друг от друга расстоянии, чтобы быстро развернуться при первой же необходимости. Такое необходимое боевое расположение тем, однако, неудобно, что вытаптывается рожь на триста шагов в обе стороны от дороги.