Дневник русского украинца: Евромайдан, Крымская весна, донбасская бойня
Шрифт:
Данное желание мне хорошо знакомо. Год назад в раскрашивающейся надеждой действительности крымчане по большей части жаждали чего-то похожего, и повсюду клокотало сакральное «возвращение домой».
Помню тот день – 16 марта. Пожалуй, никогда ранее в Крыму я не ощущал, не слышал, не видел среди жителей полуострова столь мощного, всеобъемлющего чувства радости, праздника, царившего на улицах, площадях, в душах. И та вечерняя эйфория, наступившая после объявления результатов референдума, транслировавшаяся федеральными каналами онлайн, не была поддельной. Она била витальным ключом, снося все преграды, барьеры сомнения,
Солнечным лучом эта надежда, эта радость протянулись до 18 марта, когда полуостров, торжествуя, внимал словам президента Владимира Путина о «возвращении в родную гавань» и улыбался свитеру «народного мэра» Алексея Чалого. Рейтинги взлетали, фанфары звучали, конфетти летело, и грезилось будущее на зависть всем.
А дальше, собственно, началась реальная жизнь, которую, утрируя, можно описать словами из песни Мэрилина Мэнсона – «длинная трудная дорога из ада». Того, что в жёлто-голубых тонах и с трезубцами на красно-чёрных башнях.
Украина то ли не хотела, то ли не знала, что делать и как управляться с Крымом, коррелировавшим в себе царское рекреационное и коммунистическое военное прошлое. За двадцать три года полуостров обветшал, обнищал и превратился из благодатного места, куда приезжали графы, князья, писатели, художники в нечто хмурое, брошенное, подзабытое. Точно породистого пса выгнали на улицу, и он там исхудал, завшивел, поизносился.
В России же, несомненно, всё будет иначе. Ведь дома, как известно, и стены помогают. Так говорили, представляя новую прекрасную жизнь. И на фоне этих сокрушительных в своей безапелляционности перспектив робко постукивала древними копытами извечная русская двойка – «кто виноват» и «что делать». Первую загогулину вопроса разомкнули быстро, и обвинительные стрелы, шипящие, раскалённые, полетели в Киев, а вот над вторым вопросом то ли в принципе не задумывались, то ли старались не афишировать.
Власть знает, что делать, будьте покойны – разъясняли народу, и тот вроде как соглашался. А когда проскакивали сомнения – эти теребящие душу мыслишки, порой оформляющиеся в нервные, суетливые действия, – тогда появлялся, к примеру, сенатор от Севастополя Андрей Соболев с наказанием-просьбой: «Не надо критиковать нынешнюю власть. Дайте ей спокойно работать». И вроде бы дали. Камни если и метали, то не слишком активно, да и чаще всего не в тех, кто их заслуживал.
Прошёл год. И вот теперь точно – время собирать камни. Они, увесистые и поменьше, тащатся в СМИ, аккуратно, хотя чаще нет, обрабатываются и превращаются в памятники, где одно лишь величие и торжество. И ни слова против. Тот, кто усомнится, пусть даже на миг, рискует попасть в список непатриотичных предателей, у которых на лацкане пиджака – высохший укроп, а в перспективе – общение с людьми, способными внятно объяснить, как и для чего любить родину надо.
Пожалуй, во всей крымской истории возвращения именно это наиболее опасно и настораживающе. Потому что оды поющие, словеса говорящие отчасти сродни тем, кого от мема «Крымнаш» воротит так, что впору экзорциста звать. Именно они, не замечающие – в силу нежелания или утраты способности замечать – истинного положения дел на полуострове представляют для него главную угрозу. Создавая видимость всеобщего процветания, благоденствия, используя аргумент «зато нет войны» как заградительный щит
Люди, которые либо не имели к Крымской весне никакого отношения, либо препятствовали ей, сейчас возносят себя на первые роли, нацепив – в буквальном и переносном смысле – медали за освобождение и развитие полуострова. Они же, сидя на руководящих должностях, не поменявшись с украинских времён, давят тех, кто искренне переживает за происходящее в регионе, кто радеет и болеет за него, ибо не на час и не ради бонусов рисковать стал. Такие люди, осмеливающиеся возражать, критиковать, маркируются вредителями, хотя жаждут для Родины только блага.
Предмет же критики сегодня вопиющ, огромен. Обывателю над толщей Чёрного моря видна лишь меньшая часть проблемного айсберга, топящего корабль, всё ещё плывущий в родную гавань, но и её достаточно, чтобы предупредительно возопить: «Этот поезд в огне! Необходимо принять меры!»
Паники на полуострове нет. Есть желание выправить крен, ситуацию. Подавляющее большинство не стонет и не рыдает о том, что возвращение Крыма в Россию было ошибкой, обратного украинского камбэка с мольбами «Киев, забери нас» не жаждет. Люди сделали выбор, люди не отрекутся, но продолжение нынешнего курса на полуострове грозит сначала болезненным попаданием в тупик, а после крушением не только стен, но и голов. Крымчане терпеливы. Да, они, согласно русской традиции, долго запрягают, но быстро едут – события февраля-марта 2014 года это лишний раз доказали.
С метафизической – психологической, культурной, ментальной – составляющей вопросов нет, а вот с конкретной реализацией, с механикой, физикой процесса образовался увесистый том рефлексий, жалоб и предложений. И в данном ракурсе то, что происходит сегодня в Крыму и Севастополе, – диверсия и подлог по отношению к Российской Федерации. Люди ждали возвращения матери, а получили мачеху, соприкасаясь с которой всё чаще впадают в паническое состояние: «А её ли мы ждали? А она ли должна была прийти?» Неужели так?
С одной стороны, безусловно, нет: по пути домой, её, видимо, захватили, изуродовали, поиздевались, и до конечного пункта назначения дошёл испорченный, ухудшенный вариант, так как на местах – старые новые люди. Но, с другой, Крым фактически продемонстрировал те недостатки, которые дискредитировали, терзали Россию всё это время. Недостатки, свидетельствующие: «В этой гавани что-то не так. Она нуждается в инвентаризации, реставрации, модернизации (список…ций можно продолжить)». Во многом Крым сегодня – та призма, сквозь которую воспринимают всю Россию.
И вот уже нет-нет да и вспомнят в очередях социальных учреждений ту, доевромайдановскую Украину, где, казалось, не было столько проблем в сфере здравоохранения, образования, пособий и выплат. Двадцать минут среди обычных, замученных тогда и вновь жизнью людей – и телевизионный образ Крыма, источающий елей, осыпается, рушится.
– У меня муж – онкобольной. Два месяца не могла устроить его в больницу. Наконец, положили. Но через некоторое время говорят – забирайте! Лечить нечем, город не закупил лекарств. Как же сама? Давайте, я сама куплю. Нет, не положено! У нас бесплатная медицина. Так что ему – умирать? – говорит мне женщина в первой городской больнице.