Дневник советского школьника. Мемуары пророка из 9А
Шрифт:
– Ну, конечно, ты рисуешь Исаакиевский собор?
– Понятно, а что же еще!
– И я его не увижу никогда?
– Ого! Чего захотела! Нет уж, дудки! Я привык свои вещицы побольше оставлять в покое.
– Ну-у! Это чрезмерная скромность! – запротестовала она.
– Можешь там рассуждать, как угодно, – ответил я.
– Да чего ты взбунтовался? – удивилась она. – Пожалуйста, не груби только!
– Да потому что я знаю, что ты большая мошенница и не хочешь мне дать прочесть свою статью об «Аиде», с которой канителишься уже черт знает сколько времени. Я бы со статьей на подобную тему не возился бы уж так долго,
– Ну, а как бы у тебя получилось, если бы ты спешил?
– Ошибаешься! Я ее бы написал за один раз не ради спешки, а ради близкой для меня темы, которую я мог бы исчерпать с запоем без отрыва.
– А я ее тебе и не дам, пока не окончу, – сказала она.
– Это понятно, – согласился я.
– А если дам, покажешь тогда Исаакий?
– А при чем тут твоя статья?! – удивился я.
– Я очень хочу видеть, на что ты тратишь время, – добавила она. – Мне интересно, чтобы оно у тебя не уходило зря.
– Как бы ты еще не разочаровалась, – предупредил я. – Что ты так в этом заинтересована? Уж не ожидаешь ли увидеть в Исаакие репинскую картину?
– Я ничего не ожидаю, но я тогда способна буду подумать, что ты меня просто обманываешь и что никакого Исаакия у тебя нет. Мало ли что ты мне можешь наговорить в трубку. Проверить-то я не могу, тем более, если ты отказываешься мне его показать.
– Ты тоже, я вижу, разбушевалась, – усмехнулся я. – Но можешь, конечно, и не верить. Я от этого лично не понесу убытков. Мне просто нет смысла для каждого желающего тревожить плоды своих трудов. Я вообще не охотник широкого распространения их.
– Значит, ты эгоист!
– Хорошо! Пусть эгоист, подлец, бандит, мерзавец! Пусть мошенник! – меня это все мало задевает.
– А ведь это нехорошо!
– Ну и чересчур стараться тоже не следует! – ответил я. – Совать в глаза свои творения, как бы они плохи или удачны ни были, каждому желающему встречному тоже не очень-то хорошо. Все прекрасно, да в меру!
– Ты уж совсем с ума сошел! – сказала она. – К чему это упорство?!
– Хорошо! Ну, а как же ты думаешь увидеть этот Исаакий? – спросил я. – Ведь в школу я его брать не буду! А передавать через других тоже далеко не намерен. Швыряться так своими рисунками, отдавать их в руки каких-то людей для какой-то передачи – это неосторожное безумие для создателя этих рисунков.
Она сказала, что будет звонить, чтобы узнать еще раз, как я чувствую себя и что делаю, так как она очень заинтересована, чтобы у меня было все прекрасно. «Хитрая девчонка! – подумал я. – Не отступает! Таких приходится уважать. Хвалю!»
12-го числа я окончил рисунок, раскрасив памятник Николаю и весь собор. Собор я сделал по возможности таким, каким я наблюдал его в действительности, т. е. лилового цвета, под пеленой морозного воздуха.
Затем я решил покончить с серией о церквушке. Раз у меня такая уйма времени, то нечего оставлять что-нибудь на после. И 14-го марта я на довольно не маленьком листе решил воспроизвести вид церкви со двора, используя при этом мою летнюю зарисовку с натуры в записной книжечке.
Я сделал рисунок в карандаше и даже успел раскрасить небо и начать землю. Земля тут была особенно трудна, так как там во дворе валялся всегда всякий хлам: доски, горы кирпичей, железные ржавые брусья и прочий инвентарь, из которого можно было воспроизвести целый замок.
На
Я не забыл обратить внимание М. Н. на нарисованный почтовый ящик на стене «Астории» в рисунке Исаакия, а также не забыл сказать ему, что именно в этот ящик я опустил открытку, которую я послал ему из Ленинграда…
Больше уже М. Н. я не видел, а ведь сейчас, когда я пишу эти строки, уже не март, не времена последних снегов, а пышное лето – 5-го июня!
На следующий день я окончил рисовать церквушку, так что моя серия о ней была почти готова. Мне оставалось лишь сделать последний оставшийся еще не рожденным рисунок церкви. Сверху, с Мишкиного подъезда, откуда она, особенно зимой, имеет чарующий вид призрачно белой постройки, я и хотел нарисовать ее для этой серии как последний рисунок. Но теперь зима кончалась, снега уходили, и я очень горевал, что по враждебности погоды я не имею возможности окончить серию в этом году, даже при наличии времени. Рисовать же ее сверху летом или весной не было смысла, ибо эффект и красота пропадали вместе с зимним покрывалом снега.
Я уже частенько выглядывал на улицу, когда мне приходилось отправляться к горловику или же с Мишкой в виде прогулки за молоком, но я не допускал мысли, что отправлюсь в школу еще до весенних мартовских каникул. Я твердо решил отдаться в лапы учителей уже после марта, чтобы извлечь из этого еще какую-нибудь пользу. В своих мошеннических способностях я был больше уверен, чем в умственных!
Как-то раз, отправляясь с Мистихусом за молоком, я высказал ему сожаление в том, что ангина моя не дала мне осложнения: тогда бы, дескать, я мог пробыть дома и дальше, уделив все это время своим интересам.
– Вот до чего может довести человека школа, – сказал я. – Считать болезнь как благодеяние и спасение от уроков! Это черт знает что! М-да… Заболеть бы этак годика на два!
– Скромное желание, – с иронической невозмутимостью заметил Мишка.
22-го числа я написал Рае и Моне письмо, которым решил сопроводить рисунок Эрмитажа и Дворца. Я просил, чтобы они как можно скорее ответили мне. Вечером я посетил почту и заставил письмецо покинуть Москву не иначе как самым настоящим заказным посланием.
На мое счастье, зима задержалась, и, вопреки обычному, мартовская Москва покрылась снова глубочайшими сугробами. Восстановилась истинная зимняя погода. Я сейчас же отправился к Мишке на его десятый этаж и с подъездной лестницы срисовал карандашом панораму на нашу церквушку, реку и постройку Дворца Советов.
Вид был именно такой, какой я и ожидал: преобладание синих и фиолетовых цветов, зимний молочный туман и ослепительные покровы снега. Вечером я достал лист ватманской бумаги и сделал карандашом остов будущего рисунка. На следующей же вечер рисунок был с весьма огромными трудностями окончен, и я смело мог поздравить себя с окончанием возни с серией о церквушке. Теперь она у меня полная! Ура!