Дневник Великого поста
Шрифт:
Немного позже мастер приехал к нам и помог установить всю композицию. Я рассматривал распятие и не уставал поражаться таланту художника. Как тонко проработана каждая деталь, складочки одежд и выражение лиц. Внизу под самим распятием по традиции изображен символический череп Адама. Лобное место, на которое стекает исцеляющая род человеческий Кровь Сына Божия. Меня поразила достоверность работы мастера.
– Для того, чтобы так натурально вырезать череп, мне пришлось заняться анатомией и подробно изучать, как устроена человеческая
Несколько лет спустя мы уже по собственной инициативе обратились к мастеру и предложили ему вырезать для нас немного уменьшенную копию знаменитого Ростовского креста. У нас его еще называют «Годеновским», по наименованию крошечной деревушки, где он пребывает в храме, рядом с местом своего чудесного обретения в начале пятнадцатого века. Он согласился, и мы поехали посмотреть на крест. Мастер захватил с собой профессиональный японский фотоаппарат с большим объективом.
– Чтобы резать копию, нужно иметь подробное изображение деталей. И чем больше их будет, тем легче работать.
«Если, конечно, нам позволят сделать эти фотографии», – подумал я, но вслух ничего не сказал, рассчитывая, что в самом Годеново нам удастся приобрести какие-нибудь уже готовые изображения.
Проехав более двухсот километров, мы оказались в Годеново. Храм был открыт. Мастер подошел к кресту и долго смотрел на лик Распятого. Человек, вырезавший не одну голгофу, стоял и не мог оторваться от этого Лика.
– Вы сможете сделать что-то подобное?
– Не гарантирую, но постараюсь. Мне самому уже хочется это сделать.
Я подошел к монахине, что дежурила за свечным ящиком, и рассказал о цели нашего путешествия.
– Этот человек – мастер, таких мало. Он работал даже для храма Христа Спасителя в Москве. Помогите. Нам нужно сделать всего несколько фотографий Ростовского креста. Мы хотим для нашего храма заказать мастеру его чуть уменьшенную копию.
– Хорошо. Я сейчас позвоню и спрошу благословения у матушки.
К моему удивлению, нам не только позволили сделать несколько снимков, но даже открыли ради этого стеклянный шкаф, в котором хранится крест. Для меня это стало настоящим чудом.
Вернувшись домой, я решил не беспокоить мастера своими звонками, понимая, какую мы ему задали задачу. Сказать трудновыполнимую – значит ничего не сказать. Будучи в Годеново, я все пытался понять, в чем причина притягательной силы этого распятия? Ведь не первый раз сюда приезжаю, всякий раз стою и не могу оторваться.
Глаза – непонятно, закрыты или полуприкрыты. Непостижимая надмирность при всяком отсутствии чувственности. Полная противоположность тому первому образу Спасителя, который вырезал мастер для нашего храма. Совершенный покой. Как тот древний мастер сумел его передать? Я, священник, не могу разгадать тайну Годеновского распятия, а как быть современному художнику, человеку от церкви далекому? Много раз я видел отражение этого покоя на лицах усопших христиан. В момент, когда лицо принимает выражение лика, я вспоминал Лик с Годеновского креста, но от этого тайна не переставала оставаться тайной.
Через месяц он сам позвонил и сказал, что наш заказ готов.
– Я «заболел» этим распятием и больше ничем не мог заниматься. Вчера только закончил. Отложил резец и заставил себя уйти. Утром встал – сразу в мастерскую. Посмотрел и понял: все, работа завершена. Теперь любое прикосновение к фигуре Христа пойдет только во вред.
Вот уже десять лет копия креста из Годеново установлена у нас в летнем храме. Все эти годы не устаю удивляться, как ему удалось это сделать?
На днях пришло известие: мастер умер. Неожиданно загорелось его любимое детище, его мастерская. От мастерской огонь перекинулся на дом. Мастер увидел, как огонь пожирает его дом, и сердце разорвалось.
Смотрю на похоронщиков. Андрюха, на удивление трезвый, и опять новые лица. Зато ребята все как на подбор, гренадеры ростом под метр девяносто. Не алкаши какие-нибудь, давно я таких красавцев не видал. Это все благодаря кризису. Они усопшую старушку в храм точно перышко занесли. Рассматриваю, умиляюсь, и мой взгляд падает на широкие спортивные шаровары одного из сотрудников погребальной фирмы. А на них во всю ширину штанины пропечатан огромный человеческий череп белого цвета. И такое впечатление, как будто у этого черепа имеется шея, и эта шея закутана в широкий мягкий шарф. Черепу тепло, он смотрит на меня и улыбается довольной улыбкой.
Подумал, наверняка и нашего мастера Андрюшины ребята закопали. Их спроси, они и не вспомнят. А этот белый череп на штанах, кутаясь в теплый шарф, с довольным оскалом смотрел на его гроб… Для меня Андрюха со своей бригадой не просто могильщики, они словно символ неизбежности, как черта, подводящая окончательный итог. И пускай мы будем в страхе шарахаться от Андрюхи, а Андрей бояться нас и защищаться серебряным крестом, никуда нам друг от друга не спрятаться и не убежать. Так и живем, в отчаянном ожидании неизбежной встречи с тем, кто, откровенно торжествуя, всматривается в нас пустыми глазницами ухмыляющегося черепа, пригревшегося на штанах у похоронщика. От его оскала не спастись, кроме как, подойдя к кресту, ухватиться за него, припасть и уже никогда не отходить. Тогда у этого, который кутается в шарф, слетит привычная глумливая улыбка, и ему станет по-настоящему холодно.
Мастер. Последние десять лет мы с ним не виделись, и я не знаю, как сложилась его жизнь после той встречи с Годеновским крестом. Разгадал тайну распятия и прошел мимо? Или все-таки остался?
Подхожу к парню в шароварах и тихонько спрашиваю:
– Это что же, Андрюха вам спецодежду приобрел?
Конец ознакомительного фрагмента.