Дневник воспоминаний
Шрифт:
— Я видел, — начинает Уэст. — Я ведь одевал тебя, ну тогда. И отводит глаза в сторону.
— Вот поэтому ты понимаешь, почему я здесь, — глажу ладонью вскрытую лаком поверхность стола. — Мне нужно избавиться от этого уродства.
— Что ты хочешь на месте той писанины?
— Ничего. Я хочу не забивать, я хочу убрать.
— Джули, ты должна понимать, что на месте татуировки останется шрам, как от ожога. Может лучше покрыть сверху? Я нарисую нечто стоящее тебя, — и смотрит на меня так, словно через секунду он предложит мне стать его женой. И от его такого взгляда
— Теперь ты меня пойми, я хочу избавиться, уничтожить. Выжечь. А так, даже под самым лучшим твоим творением, всегда будет находиться то ничтожество. А я не хочу так. Лучше шрамы от тебя, чем рисунки от него. Куда мне можно лечь?
Уэст ошарашено смотрит на меня. Он явно в шоке от того, что происходит. Возможно, даже думает, что я сошла с ума, раз хочу изуродовать свое тело. Но он встает и выходит в зал, а через несколько мгновений вкатывает кушетку. Застилает ее пленкой, достает инструменты, одевает перчатки, готовит шприц.
— Пожалуйста, без обезболивающего.
— Ты точно оторва, — усмехается, но как-то без веселья. — Аккуратно ложись и сними свой свитер.
Я все сделала, как он сказал. А потом была боль. Делать тату не так больно, как ее сводить. Чувство такое, как будто по тебе водят раскаленной, до красна, отверткой. Но я держалась, сцепив зубы и повторяя про себя, что все будет хорошо.
Я даже не поняла, как это закончилось. Только прикосновение пальцев Уэста вернули меня в реальность. Он обильно наносил на воспаленные участки кожи какую-то мазь.
— Это было очень больно, — почти хнычу, как маленькая девочка.
— А я ведь предупреждал тебя. Ты никогда не слушаешь никого?
— Никогда! — подтверждаю.
Парень аккуратно помогает мне спрыгнуть с кушетки, одеть свитер, но моя голова не желает пролазить в отверстие для головы. Со смехом и силой он натягивает свитер на меня, что, когда моя голова проскакивает, я немного не могу ровно стоять на ногах. Слегка покачнувшись, я буквально падаю в его руки и зачем-то целую его в губы. А затем резко отстраняюсь.
— Прости, я не знаю, как это произошло!
Но он подходит ближе.
— А я знаю. Это произошло примерно так.
И прикасается своими губами к моим. Они настолько мягкие и горячие, что мне хочется потрогать его лоб в поисках температуры. Но я этого не делаю. Я обвиваю его шею своими ладонями и углубляю поцелуй. Щетина колит мои щеки, губы. Это совсем не романтический поцелуй, а брутальный. Рваный. Запах сандала, язык Уэста, переплетенный с моим. Все это действует на меня, как дурман. Как яд, который так опасен, но так сладок.
Языком облизываю его губы, как будто слаще них нет ничего в мире. Чувствую, как его пальцы поддевают край свитера и скользят вверх по оголенной коже, вызывая дрожь во всем теле. Резко выдыхаю ему в губы, снова целуя, все глубже, все настойчивее.
Уэст прижимает меня к стене, поднимает мои руки над моей головой и одной рукой удерживает их в таком положении. А другой берет меня за горло, слегка сдавливая, самую малость и теперь в свою очередь целует меня. Мне не хватает воздуха от переполнявшего меня возбуждения. Плавно, скользя
— Я не понимаю, что случилось? Я что-то сделала не так?
И я действительно не понимаю причину его остановки.
— Ты все делаешь так, и я все делаю так, но…
— Всегда есть какое-то "но". Дурацкое клише.
— Джулия. Ты пришла сегодня избавиться от рисунка. Это правильно. Но тебе ведь не это нужно! Ты должна избавиться от Дилана. Я не могу целовать тебя, зная, что этот мерзавец находится в твоей голове. Ты очень мне нравишься, Белоснежка! Правда! Еще с того вечера в клубе, когда ты попросила составить тебе компанию в танце. Как ты танцевала на самом деле, знал лишь я. Когда ты терлась об меня, я думал, что сдурею. Но ты не замечала никого, кроме того, для кого ты дарила свой танец. Для этого козла! А потом они пришли к вам знакомиться, а я не смог. Я бы сорвался. Я пошел домой и стоял под ледяным душем, отгоняя все воспоминания и успокаивая свое мужское начало. И сейчас, больше всего на свете, я хочу уложить тебя на этот чертов диван, раздеть и заняться ошеломительным сексом. И я сделаю это, но лишь тогда, когда ты полностью выкинешь этого мудака Дилана из своей головы.
Я стояла, как будто меня прибили гвоздями к полу, открыв рот. У него есть ко мне чувства! Такие живые и настоящие. И он не стесняется мне говорить то, что он думает на самом деле.
— Уэст, — мне так тяжело разговаривать, сама не пойму от чего. — Жаль, что ты не подошел тогда к нам. Возможно, все случилось бы по-другому. Кто знает! Во всяком случае, спасибо за все.
— За все?
— За тот танец, за доставку цветов для Реджи, за то, что ты хороший друг, за то, что ты меня вытащил из замка Синей Бороды, за футболку с Дали, за помощь сегодня, за поцелуи и за правду. Спасибо.
Стоит и ухмыляется. Красивый гад.
— Я отвезу тебя домой. Ты не боишься вечернего катания на мотоцикле?
— Я боюсь пауков, электричества и когда лопаются воздушные шары. А скорость я очень люблю. Прокатишь с ветерком?
— Ну, это я тебе точно могу пообещать.
*****
До кампуса мы доехали за считанные минуты. А ведь хотелось растянуть этот момент на дольше. Как я обнимала его сзади, чтобы не упасть. Запах его одеколона и кожаной куртки — это теперь мой любимый запах. А его мотоцикл — произведение искусства. Черный, как сама ночь, с хромовым глушителем и сумасшедшим ревом на все улицы города.
На прощание был мимолетный поцелуй, как будто его и не было вовсе. Но память и губы еще хранили те жаркие поцелуи в его кабинете.
Вся в воспоминаниях, я дошла до двери комнаты. Черная коробка, с красивым красным бантом лежала под дверью. Ну, начинается!
Отперев замок, я вошла в комнату. На всю мощность орет какой-то хаус и неугомонная Ви скачет на кровати. Слава Всевышнему, что на своей!
— Мелкая! — пытаюсь перекричать музыку, но это невозможно. Беру с пола комнатный тапок и бросаю в нее. Тапок попадает точно в цель.