Дневник Жаклин Пейн
Шрифт:
К тому времени мне уже точно пора было в дурдом, так что можно было не беспокоиться, что подумает секретарша в приемной. Пописав (по правде говоря, ни к чему писать о таких подробностях в дневнике), я переоделась в джинсы и пошла назад в холл. Думаю, секретарша в приемной не заметила перемены в моем туалете, пожалуй, она даже не заметила бы, если бы я начала отпиливать себе голову тупым столовым ножом, она полностью игнорировала меня. Я полагаю, что людей, работающих в подобных заведениях, специально учат не смотреть ни на кого, ведь какой-нибудь параноик или человек с комплексом вины может подумать, что на него смотрят осуждающе, приписывая ему совершенно несправедливо разные ужасные вещи.
Как бы там ни было, у меня, что называется, стали остывать ноги, я уже решила говорить только о том, какие у меня ужасные родители, чтобы получить подтверждение, что во всем виноваты они. Ну и, быть может,
В общем, ровно в десять (у них, верно, уходит полдня на сверку часов во всей клинике) из дверей одного кабинета высунулась женская голова и назвала мое имя. Я пересекла зал и вошла в крошечную комнату, коричневую, словно ее выкрасили дерьмом. Думаю, они считают это нейтральным цветом. В кресле напротив гораздо менее удобного на вид незанятого стула сидела невероятно толстая женщина!!! Я просто ошалела и не знала, что делать. Толстенная тетка, и при этом врач-психоаналитик! Как может толстый психоаналитик быть хорошим специалистом? Если бы она была хорошим специалистом, то не была бы толстой, ведь так? Это все равно что разведенный консультант по укреплению семьи или правое крыло парламентской фракции лейбористов… О, таких примеров можно привести множество… словом, ты понимаешь, что я имею в виду.
Огромная, она прямо-таки слилась со своим креслом, можно было подумать, что оно — часть ее тела. (Наверно, это было бы очень удобно для психоаналитика, ведь он весь день сидит на одном месте.)
Усевшись напротив нее, я просто не знала, сказать мне, что ее полнота меня пугает, или сделать вид, будто я не заметила ее размеров (ха!), и начать говорить о себе — про размеры моего зада, целлюлит и т. д., скрестив при этом пальцы, чтобы она не подумала, будто я критикую ее. Пока я решала, с чего начать, прошло пятнадцать минут. Почему же она не говорит ни слова? Может, это и есть тест? Может, тот, кто заговорит первым, — чокнутый? Еще через несколько минут, которые показались мне часами, она наконец заговорила. У нее была очень мягкая, успокаивающая манера говорить, которая мне понравилась. Она спросила, что именно заставило меня обратиться к психоаналитику. Я тут же решила, что она туповата… Я сижу перед ней в джинсах, и она, даже мельком взглянув на меня, должна была бы понять, зачем мне нужен психоаналитик! Снова наступила пауза, я обдумывала, не стоит ли мне, обдав ее презрением, выскочить из кабинета, но решила, что это может выглядеть, будто у меня проблемы в плане агрессивности. В конце концов я заявила, что вообще-то сама не знаю, зачем пришла, но надеялась, что врач сумеет очертить круг моих проблем и поможет избавиться от них. Что-то вроде этого, короче.
Я могла бы просто сказать без обиняков: «У меня толстый зад, и это портит мне жизнь», но боялась, что она ответит: «Да, вижу, особенно в джинсах». А если бы она сказала мне что-нибудь вроде этого, ведь я не смогла бы ответить: «Кто бы говорил, жирная жопа!» — потому что тогда на меня вылился бы ушат помоев о моей агрессивности или что-то в этом роде, не менее злобное и не по делу, и хоть неприятный разговор начала бы она, виноватой в конце концов осталась бы я.
Наступила новая, еще более длинная пауза, во время которой я ждала, что она наконец заметит здоровенные размеры моих обтянутых джинсой бедер и спросит что-нибудь типа: «А вас не беспокоит ваш вес?», но она не спросила.
Что меня еще раздражает в этой психиатрии, так это то, что тебе самой предоставляется определять свои собственные проблемы! Прекрасно, в следующий раз она попытается сформулировать аргумент, снимающий всякую вину с моих родителей. Я вдруг заметила, что осталось всего пятнадцать минут, а круг моих проблем так и не очерчен, от меня ждали каких-то откровений! Я решила дать ей какой-нибудь лакомый кусок, иначе у меня не будет повода встретиться с ней еще раз. Я сказала, что не раз спала с мужчинами, к которым не питала почти никаких чувств, чтобы понравиться им, но прекратила это дело, потому что утратила веру в то, что свободный секс со мной непременно заставит мужчину полюбить меня. И снова она не уловила мою мысль! Она решила, что главный вопрос для меня — может ли секс со мной заставить мужчину меня полюбить, в то время как речь шла
Только я собралась поднапрячься и выдать ей еще, как она встала и сказала: «На сегодня наше время кончилось, быть может, вы захотите прийти ко мне на следующей неделе, тогда мы продолжим разговор». Ну и ну, вот тебе и задушевная беседа со скоростью света. Похоже, она доведет меня до мокрых трусов и стоящих пистолетом сисек, покуда я не заставлю ее понять, в чем моя «главная проблема». Не надо мне больше ходить к ней, пусть знает… она еще пожалеет, что не проявила должной чуткости.
8 апреля
Не знаю, зачем я хожу к этой тетке. Завтра в Глазго первая конференция Поцци, и это сейчас главное. У меня дела поважнее, я не могу тратить время на то, чтобы разжевывать все какой-то толстой психоаналитичке, которая не догадывается, в чем проблема, если даже ее написать крупными буквами и сунуть ей под нос!
Не скажу, что мне нравится делать записи только раз в неделю, но, боюсь, придется продолжать в том же духе… не знаю почему, просто раз я так решила, надо выполнять решение, разве нет? В последние дни перед конференцией работы было столько, что я почти не разговаривала с Энди с того самого бессловесного романтического путешествия в Глазго. На днях он явился в розовой рубашке, и теперь я вообще не знаю! Ну а как узнаешь, если не спросишь напрямик? Может, Энди сам не знает, что он гей, а я ему раскрою глаза? Я уже успела обвинить его во всех смертных грехах и не уверена, что сумею оправдаться, если нападу на него еще раз, даже если окажется, что у него есть все записи Джуди Гарланд[10].
Утром видела мельком Нижнего Парня, поняла, что слишком задержалась с ответным приглашением, и пригласила его на девятнадцатое. Надо же это сделать когда-нибудь, в этот уикенд уже не успею, но до поездки к мамуле — обязательно. Идея: устрою выпивку на следующий уикенд — заодно и эту чертову субботу убью.
Думаю, ни к чему и объяснять, что к сеансу у психоаналитика толком не подготовилась. Надела те же самые джинсы, на этот раз с ремнем, футболку заправила внутрь, но она так и не завела речи про мой вес. Может, мне надо было самой затронуть эту проблему, но я не захотела — а вдруг она не считает меня толстой по сравнению с собой и сочтет мои слова бестактными, мол, кому из нас надо больше беспокоиться из-за своего веса? А в общем-то, ведь мы с ней не соревнуемся, кто толще, не правда ли? Ее толщина в самом деле не имеет ко мне никакого отношения. Если не считать того, что трудновато спрашивать совета, как улучшить свою жизнь, у того, кто весит по крайней мере вдвое больше тебя… Может, это только я такая. Может, другие не придают такого значения весу, как я… Может, я на этом могу свихнуться. В следующий раз попробую выкинуть из головы ее размеры, лягу на кушетку так, чтобы не видеть ее, и спрошу. Неплохая идея.
10 апреля
Знаю, что не собиралась после визита к психоаналитику писать до следующего вторника, но вчера состоялась первая конференция Поцци, и я не могу ждать до следующей недели. Считаю, что конференция прошла отлично. Был один ужасный момент вначале: я поднялась и пошла приветствовать собравшихся, а пол на сцене был деревянный, и он так громко заскрипел, когда я шла к микрофону, что я вся похолодела. Я стояла, онемев, и смотрела на море лиц, полагая, что все думают в этот момент одно и то же: «Она, наверно, весит целую тонну, — слышите, как пол скрипит?» Но, когда стало ясно, что вслух этого никто не высказал, я быстренько обрела самообладание. Вот это был денек! Я ни на секунду не присела, правда, еще и потому, что на мне был темно-красный костюм, в котором я не могу садиться. Честно говоря, я и хожу-то в нем с трудом — так он меня обтягивает во всех местах, словом, это мой любимый костюм. В конце дня Карло подошел ко мне и осыпал комплиментами по поводу того, как замечательно все прошло, казалось, он хотел еще что-то сказать… Не знаю что. Предпочитаю ограничивать наши отношения строго профессиональными рамками. Я вовсе не хочу, чтобы он изливал передо мной свои чувства к Энди… или к какому-нибудь другому мужчине.