Дневник Жеребцовой Полины
Шрифт:
На следующий день все чужое отдали. Благодарности никакой! Наверное, хозяйка денег решила: сумма должна быть больше. Возможно, хватанули и с ее стола часть купюр в суматохе как и наш кошелек!
Мы дворами ушли, несмотря на начавшуюся беспорядочную стрельбу.
До последнего случая с солдатами было следующее. Кто-то снимал камерой рынок с высотного дома.
– Эта камера необычная! — доложили долларщики. — Она берет расстояние до двух километров!
Мы
Неприятные слухи приползли. Надеюсь, это ошибка. Машу, которая приняла ислам, убили! Она же русская.
Если все так, то беда случилась из-за маленького дома и участка земли.
Думала проведать Машу, но никак не складывается. Хуже всего, что те подростки, которые раньше к ней в дом лазили (а Маша нам этих придурков показала), стали следить за нами. Уже третий день!
Продолжаю
Я хотела поехать к Маше и все узнать. Но мама устроила скандал. Такого давно не было. Мама разбила чашку! Кидалась драться и все швыряла. Кричала:
– Вставать надо раньше! А не тянуть время!
А задержались мы оттого, что я пекла маме лепешку. Она хотела есть.
Мама вместо «спасибо» проклинала меня! Проклинала!
Я сказала ей:
– Наша ссора — козни шайтана! Прекрати сейчас же! Я — тебя прощаю! И ты меня прости!
Мама меня послала. Сообщила, что я ей «насточертела», и ушла.
Резвану со второго этажа она дала задание:
– Оставляю эту лентяйку под твою охрану!
Пока он пытался что-то сообразить, мама быстренько смылась.
Парень посоветовал мне не плакать! Взял в долг сигареты и ушел.
На улицу за мамой я не побежала. Не хватало, чтобы она при людях начала меня позорить и кричать. А еще, не дай Бог, лупить.
Царевна Будур.
27 ноября 2000
Первый снег! Мамаша— дома.
Дороги в городе перекрыты федеральными войсками.
— Они грабят рынок! — сказали соседки, приехавшие из центра города.
И добавили:
— Еды не купить! Никого не пускают! Мы видели: в свои машины военные грузили кур,
молоко и сигареты прямо из камер хранения.
Мне на это сегодня плевать с высокой вышки. Как хорошо дома! Я учу уроки, пью чай с лепешкой в коридоре и наблюдаю за крысиной семьей — она живет у нас в разрушенной кухне! Красота! Крысята смешно пищат!
28 ноября 2000
Два дня Ураза. Начинать есть нужно вечером, после появления первой звезды.
Я не держу дневной пост: болею.
Снилось, что я бегу босиком по снежной дороге встречать Аладдина. Холодно. И ветер.
30 ноября 2000
Российские военные разгромили рынок.
Нет столов. Нет заработка. И совсем нет еды. Люди плачут, рассказывают, что ограбили камеры хранения. Забрали мужчин.
Вчера мы пешком шли на рынок посмотреть, есть ли доски или все пожгли?
Мы немножко поторговали на ничейных коробках. Купили две буханки хлеба и рыбные консервы.
Под вечер кто-то взорвал БТР у мечети. Началась стрельба в «куда попало». Пули так и свистят по рынку! Сильно где-то рядом бабахнуло! Народ бросился бежать! Мы, естественно, тоже. Мчались, что было духу с Тоней, торгующей книгами. Удирали по бульвару. Потом через территорию роддома. Наконец, вышли на трассу.
К нам присоединился мужчина в рабочей одежде. Он признался, что после взрыва боится идти один. Могут забрать, и тогда есть вариант исчезнуть.
Мы пообещали на посту соврать, что знаем его. Попутчица Тоня свернула к своему дому.
Мужчина — тоже. Они оказались действительно соседями!
Рядом по дороге топало много людей. Все с грузом. С сумками или с колясками, нагруженными товаром. Постепенно, идущих по трассе становилось все меньше и меньше. Кто остановил машину. Кто-то сумел забраться в переполненный автобус. Некоторые попутчики предпочли свернуть с трассы на боковые улочки. Люди решили: лучше плутать долгими переходами по частному сектору. Но не идти беззащитно в темноте по открытой дороге.
В нас стрелял снайпер с дома Печати, но не те нынче пошли снайпера. Он не попал!
Трассирующие пули в серо-синем небе были то красными, а то золотыми. Мы любовались ими, задрав головы.
Преодолев большую часть пути, мы с мамой оказались на дороге одни.
Стемнело окончательно. Часы показали семь часов вечера. Неожиданно на остановке
«12-й трест» к нам присоединился попутчик. Мама предложила ему идти рядом — безопасней! Он согласился. Сказал, что его уже разок забирали. Побили немножко. Сообщил, что человек он «невезучий».
— Если жив — везучий! — возразила мама.
Он идет и говорит:
— Сейчас БТР взорвали. А у меня работа такая, поздно.
Сообщил, что он живет на остановке «Катаяма».
Пост военных маячил вдали. Нам удалось остановить проезжающую машину и посадить попутчика.
Парень хотел, чтобы мы ехали с ним. Но мы не сели с посторонним мужчиной вместе.
Наши дома были недалеко. На прощанье парень представился: