Дневник. 2009 год.
Шрифт:
Я уже говорил, что в игре актеров, в их сценических вышивках не вижу «узелков и неверных стежков». И поразительно – четкую струну театрального действия держит и самый зеленый молодняк. Сошлюсь на крошечный пример – спектакль на малой сцене «Не все коту масленица», где молодой актер К. Зайцев и молодая же (выпускница Ярославского театрального института 2009-го года) Е. Медведева в главных ролях успешно конкурировали со старшими именитыми коллегами. В этом смысле, как мне, наблюдающему театр не один год, кажется, в театре существует определенная гармония среди артистов разных поколений, не очень типичная вообще для отечественной сцены.
Я довольно много размышлял, в чем истоки такой артистической и поколенческой терпимости, и постепенно пришел к выводу, что она базируется на абсолютном авторитете и выявленном чувстве справедливости художественного руководителя. Доронина – и главный арбитр художественного спора, и демиург театрального календаря. В принципе это и понятно, ибо, зная эту актрису, часто характеризуемую как «последняя великая актриса русской сцены» и наблюдая
Говорить об этой актрисе, как еще и основной актрисе репертуара – она играет в «Лесе» и «Без вины выноватые» А. Островского, в «Зойкиной квартире» М. Булгакова, в «Вассе Железновой» М. Горького, в пьесе Э. Радзинского «Старая актриса на роль жены Достоевского» – дело бессмысленное. Как говорится, «машина марки Форд не требует рекламы». То неожиданное и неповторимое, свойственное только нескольким актрисам русской сцены последних лет, как Бабанова, Марецкая, Пашенная, Гоголева, Раневская, как сама Доронина, трудно требовать с каждой актрисы и с каждого актера, но в повседневной театральной жизни своего коллектива Доронина этого и не требует, но всегда требует сценической простоты и профессионализма. Как-то после премьеры одного из спектакля, где как художественный руководитель и режиссер, одетая в роскошное развевающееся платье Доронина благостно раскланивалась с публикой, я шел по театральному коридору и вдруг услышал буквально рык львицы. Собрав в одном из репетиционных залов только что отыгравших актеров, художественный руководитель учиняла «разбор полетов».
5 декабря, суббота. Утром ни радио, ни телевидения не включал и поэтому только уже в Доме кино, куда я приехал, чтобы смотреть документальные фильмы, узнал о жуткой трагедии в Перми. Там возник пожар в ночном клубе, который праздновал свой юбилей, чуть ли не сотня погибших и сотня пострадавших. Почему Россия не может жить без несчастий?
Режиссура. Здесь любимый тезис, когда не поклонники театра и люди, как правило, не видевшие его спектаклей, говорят о сцене на Тверском бульваре. Они, поскрипывая зубами, готовы согласиться, что сама Доронина очень неплохая, и даже гениальная актриса, но тут же вворачивают, что вот пока играла с хорошими режиссерами. А что касается того, что она и режиссер. Здесь, не умаляя ничьего достоинства, можно сказать, что актер это не совсем скрипка, где так важен скрипач, и что великие Мочалов или Щепкин играли вообще без режиссуры, и не всегда у Веры Комиссаржевской в режиссерах был Мейерхольд. У кого бы Доронина в театре ли, в кино ли не играла, неудач и провалов у нее не было. Но современный театр, как известно, без режиссуры не существует.
Все разговоры о режиссуре Дорониной могут закончиться для тех, кто еще не стал об это говорить, после последнего ее спектакля «Комедианты господина де Мольера». Естественно, она и здесь не самоучка, а в свое время окончила Высшие режиссерские курсы. Но образование – практика. Я видел постановку этой пьесе у коллег по театру Дорониной на Камергерском. Ой, боюсь, что сравнение здесь, хотя и там спектакль очень неплохой, не в их пользу. Я бы сказал, что даже О. Табаков был не выше своего на много лет положе коллеги М. Кабанова, хотя оба, наверное, теряли во время спектакля не по одному килограмму живого актерского веса. По слухам, и Малый театр в последней премьере не перелетел через планку, поставленную на Тверском бульваре. Сама Доронина поставила ряд спектаклей, где не было неудач, но присутствовал ее опыт, приобретенный в работах с Товстоноговым, Гончаровым и Ефремовым. Надо сказать также, что все эти режиссеры жесткого реалистического направления, стремящиеся «умереть в актере». Не все они прямые наследники Станиславского, но все они его союзники.
Конечно, в этом театре, в силу его отчетливо продекларированной специфики, не ставят Серебряков и Бутусов, люди «иные», но конечно, талантливые, но ведь ставят и Р. Виктюк и В. Белякович – тоже звезды современной режиссуры. В этом смысле театр постоянно ведет определенную работу, стараясь расширить свою режиссерскую палитру за счет в первую очередь людей ярких и талантливых. В списке постановщиков мы встречаем и, к сожалению, ныне навсегда ушедшего, «оперного» режиссера Б. А. Покровского, и С. Кургиняна, и А. Морозова, и Б. Щедрина, и кинорежиссеров В. Ускова, Э. Лотяну, С. Говорухина. Острые ли и интересные это люди, отличающиеся своим высоким профессионализмом? Бесспорно. Так же как и то, что в своих работах в театре или кино все они в первую очередь опирались на актера, на выявление в его сценическом и экранном действии не исключительно внешнего, эксцентрического начала, но в первую очередь духовных и человеческих качеств – того универсального, что трудно извлекается, но, которое всегда безошибочно в большом искусстве.
Но все ли проходило в театре безошибочно? Один раз художественный руководитель сняла спектакль на второй день после премьеры. Это, как ни странно, был М. Булгаков и его пьеса «Батум»
Сценография. Историческая память в подробностях сохранила атмосферу первых спектаклей основателей. Дождевые струи, катящиеся по желобу и водосточной трубе, пение птиц, «звук лопнувшей струны». С тех пор многое изменилось, и даже в театре на Тверском бульваре на сцене появились чуть ли не авангардистские конструкции и специальные установки. Сохранилось описание, как знаменитый знаток Москвы Гиляровский, дядя Гиляй, водил актеров «общедоступного» театра в ночлежку на Хитровку – изучать материалы и жизнь. В Художественном – ставили пьесу Горького «На дне». Потом многое из этого «мастер-класса» вошло в знаменитую постановку: сама ночлежка, костюмы, предметы быта, называемые реквизитом, жесты. Но вот в нынешней, репертуарной постановке «На дне» в театральных сукнах, на пустой сцене лишь стилизованные под барачные койки ряды нар и актеры, одетые в белую шелковую униформу. Сценографию диктует режиссерский замысел и характер предложенного материала. Как и в любом московском театре, здесь группа приглашенных художников и, естественно, главный художник, собственно и отвечающий за сценографию. О главном художнике чуть ниже, а вот список за двадцать лет привлекаемых к работе сценографов весьма разнообразен. Здесь и В. Боер, работающий с Р. Виктюком, и В. В. Дмитриев, возобновлявший с Т. Дорониной «Три сестры», и Б. Мессерер, и Э. Стенберг, и В. Белякович, почти всегда сам оформляющий свои спектакли. Не надо даже особенно знать театр, чтобы понять, что все эти мастера очень разные, но между прочим заметим, что в свое время и в старом, вернее, и в очень старом МХАТе плохо приживался, начиная конфликтовать с реалистической манерой, «передовой стиль». Вспомним, что в свое время разрекламированная постановка Гордона Крега со своими сукнами и ширмами, должными изображать Эльсинор, как-то не получилась. В этом была своя закономерность.
При всем разнообразии художественного высказывания перечисленных выше и не перечисленных мастеров, основной, так сказать, классический, фирменный тон в театре задает все же главный художник – Владимир Серебровский. За его опыт и манеру говорит звание – народный художник России. Мне кажется, что это и любимый художник руководителя театра, и любимый художник аудитории. Я не раз наблюдал, как еще до того, как произнесена первая реплика, когда еще только открылся занавес, зритель первой овацией встречает разворачивающуюся перед ним сценическую картину. Здесь еще, конечно, некоторая тоска по картинам жизни, написанным в формах самой жизни. Мне кажутся исчерпывающими те слова, которые по поводу своего соратника в свое время произнесла художественный руководитель театра. «Театральные художники, не поддавшиеся болезни авангардизма, редки, их почт нет, их единицы. На мой взгляд, самым талантливым, ярким и смелым, подлинным мастером является Владимир Глебович Серебровский. Ему ведомы тайны Островского, Чехова, Булгакова – таких великих и таких не похожих друг на друга. У Серебровского возникают на сцене и чарующая гостиная в доме Раневской, и магическое озеро в усадьбе Гурмыжской, и приволжская красота в теплой и мудрой пьесе Виктора Розова…Тонкую и неуловимую границу между Островским, Чеховым, Булгаковым, Розовым Серебровский ощущает всем собою, своим сердцем, своим большим Божьим даром». Как старому зрителю этой сцены, мне не остается ничего, как присоединиться. Мы ведь и цитируем только тогда, когда не можем сказать лучше и точнее.
Заключительное. Ну, естественно, не все хорошо, как и положено. Естественно, как в свое время в «очень старом МХАТе» бывают и досадные срывы, и замены и неудачи, которые как раз и являются вестниками будущих удач. Но придумать и зафик сировать мне этого не удалось – здесь надо иметь другую оптику, и, видимо, у самого пишущего и анализирующего другую практику. Этот обзор мне хотелось бы закончить цитатой из Немировича – я ими не злоупотреблял, – которая стоит в самом начале. Вспомним ее. В ней говорилось о некой заключительной фазе театра, которая грозит застоем, а здесь мы имеем дело совершенно другого рода. С театром, который на основе классически сформулированных принципов своих основателей – Станиславского и Немировича-Данчнко практически только начинает свою громкую судьбу, с новой, воспитанной театром же труппой и все расширяющимся кругом зрителей. Это уже совершенно другой театр, чем тот, который я видел десять или пятнадцать лет назад. И мы вправе от этого нового театра многого ожидать.
Подписаться по этому случаю пришлось по первому разряду – для министерства: имя, фамилия, все звания. Теперь пусть возражают».
7 декабря, понедельник. Два дня не писал дневник, потому что с утра до вечера сидел на кинофестивале. Писал ли я о том, как он называется. Довольно выспренно, но выразительно «Окно в Россию – ХХI век». Отчасти повезло с жюри – две опытных дамы, обеих зовут Марина, обе режиссеры-документалисты, но у одной отчество Валентиновна – это Дохматская, она из Вятки, заслуженный деятель искусств, у другой отчество Александровна, она из Иванова или из Саратова, могу ошибиться. Обе много снимавшие, знают «кухню». Кстати, рассказали мне грустную историю, как нынче добываются гранты на фильмы. На каждый фильм практически надо открывать компанию, писать кучу бумаг и объяснений. У саратовской Марины и у мужа, который снимает одну картину в год, есть своякомпания, и у нее самой тоже с одной картиной есть, но уже другая компания. В жюри еще артистка Наташа Варлей, которая, по сложившейся на этом фестивале традиции, смотрит всё дома, а потом присылает записочки. Есть еще и парень из Осетии, Артем Салбеев. Он тоже смотрит на дисках дома. Пришел только в воскресенье, когда мы подводили последние итоги.