Дневник. 2009 год.
Шрифт:
Замминистра Минмонтажспецстроя, лично курировал строительство – Шильдкрехт (не отвечаю за точность имени, но пару раз присутствовал на планерках). Это министерство Фуада Якубовского.
Управляющий всеми строительными работами (не поверите) – Срулёвич, могучий, кстати, сибиряк.
Главный инженер проекта автоматики – Аронзон Виталий, мой нынешний сосед, живет в пяти блоках от меня, каждый год звонит на день рождения Олегу Чащину, начальнику заводской автоматики, с которым он отлаживал систему.
Были, конечно, и другие – среди коллег, инженерии.
В 1975-77 годах я работал на Одинцовском химзаводе. Завод готовился к генеральной реконструкции, для чего на площадку приехал замминистра Химпрома Константин Чередниченко, перед этим работавший секретарем Волгоградского обкома. Потом мне рассказывали очевидцы (сам не слышал) его распоряжение: «Найдите толкового еврея и направьте главным инженером
Перехожу к своему тезису. Да, евреи, в силу исторических условий своего развития, народ очень динамичный, способный как к созиданию, так и к разрушению. Мой опыт жизни в СССР совпал с периодом, когда государственнообразующий народ направлял энергию, его, как Вы пишете, «бродильную массу» в русло созидания и прогресса. Таковым должно быть миссионерское предназначение титульной нации, без успешного выполнения этой исключительно сложной задачи экономические преступления национальных и клановых группировок, боюсь, неизбежны. Думаю, что нынешнему дуумвирату удастся, в конце концов, с ней успешно справиться».
Не думаю.
28 ноября, суббота. На дачу не поехал, слишком много работы, а она душу тянет. Утром двадцать минут ходил по стадиону, потом варил рисовую кашу на молоке с тыквой. Потом писал письмо Марку.
«Дорогой Марк! Я уже приступаю к очередному «фрагменту» нашей переписке, словно опытный ремесленник к очередной большой работе: тот чистит инструменты, освобождает стол или верстак, иногда ходит в церковь, чтобы посоветоваться с Богом, а уж потом, вымыв руки и вздохнув, садиться за работу. Со мной происходит что-то сходное. Я читаю сначала Ваше письмо, потом откладываю его, предоставляя работать на ответ подсознанию, ищу время, потому что даже не свободные минуты надо отыскать, а свободное и не замутненное обязательным сознание, потом снова читаю с карандашом, и уже после этого сажусь за компьютер. Что получится из этого, не знаю. Письма свои, вопреки рекомендованным школьным правилам, в основном не перечитываю. Начнем, пожалуй?
Не ругайте меня, не браните, но Вы сами навязались. Вчера подготовил 11 файлов – помесячно, за период с 1-го января по 27 ноября этого года, и, если будет воля, тут же пришлю. Естественно, с тайной целью, что Вы, как самый опытный читатель в моей жизни, поправите все, что найдете нужным. В первую очередь грамматику и стилистику, все, что необходимо с точки зрения канонического русского языка, здесь Вы, дорогой друг, сильны. Вы можете даже сотворить невозможное и сделать словник к одному ли фрагменту или ко всему корпусу дней, насколько хватит Вашего любопытства и желания. Если оно есть, конечно, отрывков. Но только, если не как работа, а как времяпрепровождение, как счастливые открытия, а какая прелесть еще раз вмазать этому профессору! Вперед, читатель! Кстати, в самых последних строках «ноября» есть интрига – все заканчивается Вашим именем. За отказ – не обижусь.
Теперь по порядку. В Ваших письмах есть один существенный недостаток, я никогда об этом не говорил, потому что Вы человек, как и я, искренний – может быть, это то главное, что нас и соединяет. Меньше комплиментов, которые я трактую, как добрые слова, обо мне. По себе знаю, как хочется иногда высказать человеку что-то доброе, что в первую очередь тяготит, как непроявленная благодарность, в первую очередь тебя, по себе также знаю, что это и приятно слушать, но иногда хочется оборвать: ты, голубчик, и сам по себе много стоишь. Но надо быть справедливым, даже в Ваших несколько преувеличенных словах есть фразы точные, с которыми я могу, приватно, согласиться, но их редко кто высказывает, кроме Вас. «Вы занимаетесь душеисследованием, прежде всего собственного, но и других, и общества в целом…». Спасибо.
Порадовало меня Ваше сообщение о каталоге Библиотеки конгресса. Я уже давно заметил по другим источникам, что они мною интересуются. Взгляните, есть ли у них том моих Дневников за 1984 – 1986 (Сергей Есин. Дневники. Москва. Издательство Литературного института. 2006). Они выходили в мягкой обложке и почти не появлялись в продаже. Я бы им для полноты коллекции прислал. Если теперь говорить уже о Дневниках, то, возможно, кое-что важное может задержаться в мире и в них и через них. Но аналогия с делом Бродского не вполне точна. Он все-таки утес. Не наше дело говорить, как он получил Нобелевскую премию и почему ее не получил Чингиз Айтматов. У нас только что прошла конференция по Айтматову, и об этом говорил один из выступавших. Здесь тоже было употреблено имя Бродского, но я-то все же помню, что Айтматов был любимец системы, и поведение его в литературе было довольно расчетливо. Совершенно не снимаю того, что в принципе писатель должен быть очень осмотрителен и, наверное, уместно следить за своим местом в литературе. Но есть и то, что мы называем судьбой. Судьбу надо выстрадать. Айтматов не научил нашу молодежь писать под него, а Бродский научил. Я помню, лет пять, в начале перестройки, все к нам поступающие писали под Бродского. А разве раньше вся Россия не писала под Пушкина!
А вот мысль о том, что в первую очередь надо финансировать интерес читателя к книге и культуре – она нова и интересна. Для первого же интервью, которое буду давать, я совершу кражу и приведу Ваши слова. Но абзац с этой интересной мыслью начинается с панегирика статье Володи Бондаренко. Я хорошо с ним знаком, и, наверное, статья интересная, но Володю я уже несколько лет не читаю. Он, кстати, давний выпускник Лита. Он такой разный, такой бескорыстный и такой расчетливый, что теряюсь и не знаю, каким акцентам из его высказываний верить. Я также не уверен в его врагах. Витя Ерофеев, которому я подарил свою последнюю книгу, где он раз шесть или семь упоминается в отрицательном смысле, никогда или вряд ли позовет меня в «Апокриф», хотя я когда-то у него в передаче был, Саша Архангельский тоже без меня обойдется. Это правила игры, установленные не ими. Я по-другому говорю и думаю, мы биологически с ними не сходимся, я цепляю, запоминаюсь, они производят впечатление умных людей. Вдобавок ко всему наши критики, увидев, с кем они имеют дело, все стали писать – и Архангельский, и Паша Басинский – романы. Как у всех, то есть – никакие, без стиля и без языка. И есть еще последнее – мне неинтересно разговаривать в большой компании, я люблю быть хозяином. Кстати, когда в начале перестройки в главных редакторах Московской редакции, т. е. сидел – простите, Марк – русский редактор, и телевидение управлялось еще довольно лояльно по отношению к титульной нации, – я хотя бы раз в неделю вел огромную многочасовую передачу и меня знала вся Москва. Недавно, кстати, в бане, когда после парилки я, остывая, что-то рисовал в своей записной книжке, ко мне подошел человек и спросил, как литературные успехи. Он помнит мое лицо еще с тех пор. Но обид и разочарований у меня нет никаких. Теперь у меня по-другому сложилась судьба. Пусть она так сложится у Архангельского и дочери Натальи Ивановой, которая тоже известная писательница. За меня еще и Валя ворожит.
Что касается Вашего большого из письма «личного фрагмента». Он меня вполне убеждает. Один кусок звучит совершенно невероятно, потому что он, как собственной кровью, – ассоциация, как я понимаю, почти буквальная, – наполнен незанятой подлинностью. Так как уже в процессе написания этого своего письма понял, что, наверное, вставлю его в дневник, потому что письмо пошло как слишком личное, то этот кусок процитирую. Моя тема. «Именно в это время в Ачинске, под Красноярском, (я об этом писал в одном из предыдущих писем) разворачивалось строительство громадного комбината ( сейчас это собственность Олега Дерипаски), в проектных разработках которого я, будучи в Харькове, принимал крошечное участие». Из этого куска ускользает, правда, что Вы еще потом и строили этот комбинат.
Ну, вот и все, выдохся. Зато искренне. С. Н. »
Когда включил радио около часа дня, то узнал, что на дороге Москва – Ленинград произошло крушение поезда. Уверяют, что это теракт, взрывом оторвало три вагона. Я слышал выступление очевидцев, они никто взрыва не слышал. Одна из организаций, протестующая против дикой миграции, вроде бы взяла на себя ответственность. Я думаю, что это тоже власти не выгодно. Говорят и о кавказском следе, и об имитации кавказского следа. Рвут пуповину между Москвой и правящим Питером.
Я продолжаю тщательно собирать все, что связано с женевскими гонщиками. Это один из самых ярких и показательных моментов сегодняшней жизни. Конечно, сыновья все грешили и баловались, но все это были доморощенные забавы, хотя, как проходило по информации, сын одного вице-премьера тоже сотворил аварию, но в Москве, а сын другого попал в полицейское разбирательство – пишу и скромничаю – в Лондоне. В толстушке «РГ» следующие новости: перечислены все машины – «Ламборджини», «Мерседес», «Порше» и «Бугатти», перечислены гонщики, но их только трое – Зия Бабаев, «сыновья экс-владельца Черкизовского рынка в Москве Тельмана Исмаилова – Алекпер и Сархан, а где четвертый? «Ламборджини» – это собственность Бабаева, а вот три остальных машины были арендованы. Бабаев, оказывается, был еще и навеселе – 1, 11 промилле, а допустимая норма – 0, 5. «Местный специалист по проблемам безопасности на дорогах, – это уже из «РГ» от 25 ноября – посетовал, что расследование проходит чрезвычайно медленно. «Существует опасность бегства подозреваемых, а также сговора». Ничему я не удивлюсь, на моих глазах швейцарская юстиция, в отличие от израильской и американской, несколько раз прогибалась перед русским авторитетом или русскими деньгами.