Дневник. Первые потрясения
Шрифт:
Я аппарировал в Школу. На стадионе творилась неразбериха. Все бегали, кричали, плакали. Поттера нигде не было видно. Я ушел в свой кабинет, сел в кресло и задумался о том, а в праве ли человек, который не смог предотвратить ненужную смерть, продолжать вести эту игру до конца? Что я скажу родителям Седрика? И как, в конце концов, незаметно ликвидировать Крауча? В кабинете стояла тишина. Даже портреты впервые на моей памяти молчали и не нарушали эту тишину. Порефлексировать как следует мне не дал крестный.
– А, вот ты где. Не сомневался даже, – пинком открыл дверь Альбус. – Пошли, я тебя везде ищу.
– Куда? – я посмотрел на него, мне было холодно,
– К Барти. Он взял в охапку Поттера и потащил к себе в кабинет.
– Мерлин! Ну почему они всё делают так быстро?
Мы встали и практически побежали в кабинет Защиты, по дороге прихватив с собой МакГонаглл. Мы буквально ввалились в кабинет, взорвав дверь Бомбардой.
Поттер нашелся в обществе Крауча, который переживал и буквально смаковал каждую подробность, слушая рассказ Поттера о возрождении своего господина. Он был обречен и не представлял для меня никакого интереса. Альбус оглушил этого психа. А я равнодушно держал его под прицелом палочки, равнодушно поил его веритасерумом. Я не испытывал ничего, когда вытаскивал Грюма из сундука. Пока крестный рассказывал очередную сказку Поттеру, единственное, что вызвало во мне какой-то вялый интерес – это соображение, как избавиться от Крауча. Незаметно не получится, а если получиться, то сразу возникнут вопросы: куда этот хрен сбежал и кто ему помог?
Объяснения с родителями Седрика взяла на себя Помона, за что я был ей очень благодарен. Постояв немного в дверях комнаты, где рыдала миссис Диггори, я пошел к себе. Но до своего кабинета я так и не дошел, потому что на меня накинулся Блек, решивший, видимо, что сегодня прекрасный день для разборки. Подраться (это как-то слишком громко сказано) мне не удалось. Когда Блек приперся в школу и мы столкнулись с ним буквально перед лестницей ведущей к подземельям, он подбоченился:
– Что у тебя с лицом Снейп? Что, рад поди, что никто из твоих змей не участвовал в Турнире? Или ты так счастлив, что твой любимый ученик дошел до конца, а? А знаешь, мне очень интересно, что бы ты сейчас делал, если бы погиб кто-нибудь вроде этого змееныша Малфоя?
Я не ответил ему, просто с каким-то необъяснимым удовольствием врезал ему по морде, потом ещё раз и ещё. Холод ненадолго отступил, в глазах стояла кровавая пелена. В себя я пришел, когда услышал голос Альбуса, пытающегося до меня докричаться и пытавшегося оторвать мои руки от горла уже практически недвижимого Блека. Я отпустил эту шавку и отступил к стене.
– Северус, ты встретишь Фаджа, проводишь его к Краучу и вернешься домой. Ты меня понял? Ты пойдешь домой! Не в Отдел, не к Тому, а домой. Тебе нужно придти в себя и выспаться. Обещай мне. – Альбус с тревогой заглядывал мне в глаза.
– Хорошо, – мой голос опять звучал ровно. Странная эйфория от незавершенного убийства прошла и стремительно наступала апатия.
Визит Министра поставил точку в моем метании по поводу ликвидации Барти.
Я не испытал ни одной эмоции, когда отдавал приказ дементору, прибывшему с Фаджем. Всего одно слово, сказанное холодным ничего не выражающем голосом:
– Убить.
Потом в Больничном крыле я показал Метку Фаджу. А почему бы и не показать? Министр до сих пор находится под идеальным Империусом Люциуса, может быть, а может уже и не находится. Даже идеальный Империус не может держаться без подпитки так долго. Мне было плевать. Я показывал свою татуировку Поттеру. Как заявление о намерениях. Может у мальчишки включится, наконец, мозг и он сможет совместить действия Пожирателя Смерти и профессора зелий. И он, наконец, поймет, что профессор не хочет причинить ему вред, не смотря ни на что. Хотя надежда на это мизерная, но она существует.
А
Затем Альбус отослал дворнягу к Люпину. Интересно, когда ему уже скажут, что он оправдан и может шататься, где ему вздумается? Или все считают что, чем меньше он попадается всем на глаза, тем меньше совершит глупых выходок и так вообще безопаснее для всех? Ну что ж, я с этим вполне согласен.
После этого Альбус осмотрел меня и слегка поморщился.
— Северус, ты знаешь, что я должен попросить. Если… если ты готов это сделать…
— Да, — просто ответил я. Да помню, крестный, я обещал тебе отправиться домой.
— Тогда, удачи, — сказал Дамблдор.
Я кивнул и быстро вышел из палаты, чтобы аппарировать в свое поместье.
А там я просто напился. Впервые на моей памяти спиртное не брало меня, становилось только холоднее.
В какой-то момент я зачем-то вытащил кинжал и принялся разглядывать лезвие. Красивый все-таки и уже не раз пробовавший моей крови клинок. Разглядывая это произведение искусства я провел ладонью по кромке режущей поверхности, появились первые рубиновые капли. Одновременно с этим я как-то отстранено услышал взрыв, сорвавший с петель дверь моей комнаты, в которой я зачем-то заперся.
Перед глазами мелькнуло искаженное лицо Мальсибера, который что-то кричал, я его не слышал, в голове стоял странный звон, но звуки из вне почему-то не проникали внутрь моей черепной коробки. Рей с каким-то остервенением вырывал у меня кинжал и очень скоро был весь выпачкан в моей крови. Я хотел ему намекнуть, что он испачкался, но голоса тоже не было. Рей несколько раз встряхнул меня, затем вскочил и как-то обидно легко взвалив меня на плечо, потащил в сторону ванной комнаты. Видимо, все-таки решил умыться. Мальсибер взмахнул палочкой, и глубокая ванна наполнилась водой. Недолго думая, Рей просто сбросил меня туда. В первые мгновения вода показалась мне приятно холодной, почти такой же холодной, как комок, поселившийся у меня в груди. Затем я почувствовал на своей голове руки, которые просто попытались меня утопить. Пусть, мне уже все равно. Через какое-то время мою голову вытащили на поверхность. В этот раз я заметил, что в ванне полно кусков льда. Звон в ушах стал немного меньше, и я мог расслышать отдельные слова в речи постоянно что-то говорившего Мальсибера:
– …Козел! …делаешь?! …подумал?!
Затем меня снова с головой погрузили в ледяную воду. На этот раз я почувствовал дискомфорт. Легким не хватало воздуха, и я сделал слабую попытку вырваться. Меня вытащили и, не дав глотнуть воздуха, тотчас снова засунули под воду. Вот сейчас мне стало нехорошо. Вода заливалась в нос, легкие, казалось, сейчас лопнут от недостатка воздуха, а ещё я почувствовал, наконец, что вода очень холодная, очень. Я забился в удерживающих меня руках, пытаясь вырваться на свободу. И в ту же секунду почувствовал, что удерживающие меня руки исчезли. Я вынырнул и, стуча зубами, набросился с обвинительной речью на Мальсибера:
– Т-ты, ч-что с-с-совсем о-о-хренел?! Т-тут же х-хо-ло-дно и м-м-мокро.
Рей, как-то всхлипнув, опустился на пол рядом с ванной и закрыл лицо руками. Я, дрожа, выбрался из предмета моей пытки и присоединился к другу, устроившись на полу, обхватив себя руками и пытаясь согреться. Через пару минут Мальсибер отнял руки от лица и, повернувшись ко мне, начал орать:
– Ты, сволочь! Ты что здесь устроил? Козел! Я поседел за эти полчаса. А если бы я не успел? Ты и дальше продолжил бы резать себя?