Дневник. Первые потрясения
Шрифт:
Давлин с Иллиадой поделили один кабинет на двоих и теперь выполняли функции подотдела по связям с представителями различных рас.
Все были при деле, даже Гарретт. Он у нас тестировал различные охранные системы. Чтобы удовлетворить его клептоманию, я придумал следующую схему: в течение месяца вор изучает новую защиту, выделяет ее слабые места, а затем достает свою зарплату, защищенную этими чарами. А после проделанной работы, пишет подробнейший отчет. Это было сделано, чтобы ему было, чем заняться, а то работа по его «специальности» была как-то не востребована Отделом ежедневно.
Когда Эван с Реем узнали об этой схеме, они ржали полдня, пока не наткнулись на идущего по коридору Гарретта, который просто светился довольной мордой. Довольной, потому
Одной из первых новинок Отдела стал модифицированный думосбор. Теперь в нем можно было не просто просматривать воспоминания, но и работать с ними. Комбинировать, проводить монтаж, менять местами фрагменты и выполнять другую работу. Воспоминания оставались подлинными, просто мог меняться их смысл. Также, можно было запускать несколько различных воспоминаний одновременно и, используя режим замедления, вдумчиво их изучать, а также сравнивать. Когда я увидел это чудо на столе у Фламеля, я тут же его конфисковал. Пора бы уже разобраться с тем, что я видел тогда в призрачном поезде Салазара.
Я приволок думосбор в свой кабинет. Предупредив Андре, что меня нет, не было и не будет в ближайшее время, я принялся за долгую и кропотливую работу.
Слив в думосбор несколько воспоминаний, составляющих те картинки, которые я видел за окном поезда, я погрузился в Омут. Прошло не менее трех часов, прежде, чем я разобрался. Начал я с той картины, которая кольнула меня сразу. На этой картинке я кладу цветы на чью-то могилу. Этого в принципе не могло быть. Я никогда не прихожу на могилы, никогда. Однажды попрощавшись с ушедшими, я больше не тревожу их покой. Поэтому, я начал именно с этого фрагмента. Вынырнув из омута на минуту, я перевел дух. На этой картинке, я возложил лилии на могилу Поттеров. Этого не было! Я не был у Поттеров ни разу, и я никогда бы не опустился до такой пошлости, как притащить лилии на могилу Лили. Но! Это могло быть? Запросто. Быстро просмотрев другие картинки из моего детства, я быстро вычленил то, чего никогда со мной не происходило. Например: я никогда не разговаривал в поезде одновременно с Лили, Поттером и Блеком. И другие подобные, казалось бы, мелкие вещи. Но это могло бы быть. Так, к какому выводу это приводит? А к такому, все те ужасы, что заставили меня заикаться, могут произойти. Значит, нужно на них сосредоточиться и постараться не допустить. Ключевых моментов немного. На смерть Альбуса я не обратил внимания. Судя по картинке – это была Авада. Ну-ну, Авада убила Темного мага? Бред.
А вот остальные…
Смерть Поттера, смерть МакГонаглл, смерть того мальчика, в котором я, при повторном просмотре, опознал Седрика Диггори, наконец, смерть Малфоев, и страшная смерть Рея. Я содрогнулся. В тот раз именно эта картинка не произвела на меня никакого впечатления, я ее даже не запомнил. А сейчас, я прихожу в ужас от осознания, что могу потерять Мальсибера.
Странная штука жизнь. Еще год назад я даже о нем ни разу не вспомнил, а сейчас Рей стал одним из немногих по-настоящему близких мне людей. Даже не друг. Как там говорила статуя, брат по духу? И что-то мне говорит о том, что это взаимно.
Так, нужно срочно ставить защиту на разум Рея. Возвращение Лорда не за горами, а на такую мучительную и извращенную смерть послать может только он. За предательство, например.
Собрав воспоминания, я запихнул их обратно к себе в голову. Поставил думосбор на одну из полок. Будет здесь стоять. Если нужно, мои артефакторы себе такой же быстренько смастерят. Да, не забыть попросить их мне для Хогвартса такой же сделать.
Я нашел Рея не сразу. Он постоянно где-то бегал. Не терпящим возражения тоном приказал ему пройти в мой кабинет. Рей очень хорошо чувствует настроение людей. Он вмиг посерьезнел и быстро пошел за мной, даже не позубоскалив с Андре.
–
– Почему ты спрашиваешь? – Мальсибер посмотрел на меня насторожено.
– Я хочу поставить защиту на твой разум. Она будет плавающая. То есть ты сможешь показывать лигеллименту то, что посчитаешь нужным, закрыв то, что необходимо закрыть. При этом не будет иллюзии стены, как если бы ты применял окклюменцию. И легиллемент не заподозрит, что ты что-то от него скрываешь. Но, Рей, ты должен открыть мне свой разум.
– Сев, что случилось? – теперь в голосе Рея звучало беспокойство.
– Ничего, Рей, пока ничего. – Картинка с умирающим Мальсибером снова встала у меня перед глазами. – Я просто хочу подстраховаться.
– Я сглотнул подступивший к горлу комок, меня подташнивало.
Мальсибер стал серьезным. Он посмотрел мне в глаза и выдохнул:
– Я готов. Ставь свою защиту.
Я осторожно погрузился в разум друга. Не бойся, Рей, я никуда не полезу. Мне это не нужно. Если захочешь, сам мне все расскажешь. Так, теперь аккуратно запустить сетку. Теперь придать ей движение. А сейчас, мне нужно проверить. Думаю, что какое-нибудь детское воспоминание подойдет. Например, вот это, кажется разговор с отцом. И тут я чуть было не потерял контроль над собой, видя как Рей, которому не больше двенадцати - тринадцати лет падает на ковер, под накладывающим на него отцом… Я заставил себя досмотреть до конца.
Затем резко закрепил сеть, наверняка причинив Рею некоторую боль, и выскочил из его разума. Я упал на колени, меня все-таки вырвало. Когда-то давно, в прошлой жизни, я убил какого-то ненормального маньяка практически за тоже самое. Рей, как ты умудрился остаться хоть относительно нормальным?
– Как часто? – единственное, что я смог спросить, после того как отдышался.
– Не чаще раза в неделю. Когда я был в школе – реже. А ты чего так разволновался-то? Это нормально, для многих семей.
– Это. Не. Нормально! Моя мать убила бы любого, кто попробовал бы причинить мне боль, равносильную той, что вы, светлые, испытываете под Круциатусом. Ты думаешь, меня не воспитывали? Еще как воспитывали. До меня многие вещи только через ремень и доходили. Ты хочешь сказать, что Круцио вместо заслуженной затрещины для ребенка, часто практикуется в чистокровных семьях?
– Не знаю, как в других, а в моей – это была обычная практика.
– Рей.
– Что?
– Ничего.
Мальсибер сидел в кресле и смотрел в одну точку. Я знаю, что он не любит, когда до него дотрагиваются. Теперь понятно почему. Волдеморт и последующее изгнание довершили начатое его ненормальной семейкой.
Я сел на корточки перед ним.
– Если у меня когда-нибудь появятся дети, я никогда к ним пальцем не прикоснусь, чтобы наказать, - ровным голосом, продолжая смотреть в одну точку, сказал Рей.
Такое спокойствие – это неправильно.
– Рей.
– Я не понимаю, чего вашему Поттеру не хватает? Его голодом не морят. Одевают, пусть как пугало, но ты в его возрасте не лучше выглядел. Его не бьют. Ну, подумаешь, пару раз заперли, да ужина лишили. Его по своему, но любят. Иначе бы тетка собрала его вещи и пинком в Хогвартс отправила. А она пыталась его уберечь от магического мира. Ведь этот мир, скорее всего, ассоциируется у нее с теми, кто убил ее сестру. И, что бы Петунья ни говорила, она не желает смерти своему племяннику. Чего он ноет? Он что, думает, что в приемной семье когда-нибудь сможет обрести по-настоящему искреннюю любовь? Такого не бывает, Сев. Особенно в нашем жестоком мире, где большинству родителей наплевать на собственных родных детей. Знаешь, как хочется в школу, когда вроде бы все у тебя есть, ты мальчик-мажор, но в комплекте идет полное безразличие со стороны родителей. Мать, думающая, что исполнила свой долг перед тобой в тот момент, когда родила. И отец, который вспоминал о тебе только тогда, когда нужно было сеанс профилактического Круциатуса провести. Знаешь, меня всегда беспокоил вопрос, а как темные маги воспитывают своих детей? Их тоже проводят через боль?