Дневник
Шрифт:
ВСЕ, ЧТО в Питере любила Мисти, Энджел полюбил первым. На худфаке Питер был с Энджелом, пока не появилась Мисти. Они распланировали все будущее. Не художниками, но актерами. Заработают ли они денег — не важно, сказал ему Питер. Сказал Энджелу Делапорту. Кто-то из Питерова поколения возьмет в жены женщину, которая сделает семью Уилмотов и всех его земляков такими богатыми, что никому из них не придется работать. Он никогда не вдавался в подробности этой системы.
Ты не вдавался.
Но Питер сказал — раз в четыре поколения один парень с острова встретит
Питер показал Энджелу Делапорту свою бижутерию. Он рассказал Энджелу о старинном обычае, мол, женщина, откликнувшаяся на украшения, притянутая и околдованная ими, окажется той самой девушкой из сказки. Каждый парень в его поколении должен был поступить на худфак. Ему приходилось носить предмет бижутерии, поцарапанный, ржавый и потускневший. Он должен был повстречать как можно больше женщин.
Ты должен был.
Дорогой милый скрытный бисексуальный Питер.
«Пидор ходячий», о котором Мисти пытались предостеречь подруги.
Эти броши они прокалывали сквозь кожу лба, сквозь соски. Пупки и щеки. Ожерелья продевали сквозь дырки в носу. Они ставили на возмущение. На отвращение. На то, чтобы предотвратить интерес со стороны любой женщины, — и каждый из них молился, чтобы какой-то другой парень повстречал пресловутую женщину. Потому что в день, когда тот парень-неудачник возьмет эту женщину в жены, остальные в его поколении смогут свободно жить собственной жизнью. Как и три последующих поколения.
Плечом к плечу.
Вместо развития остров застрял в этой замкнутой петле. В переработке одного и того же древнего успеха. В периоде возрождения. Все в том же ритуале.
Это Мисти должен был повстречать тот парень-неудачник. Мисти была их девушкой из сказки.
Там, на гостиничной лестнице, Энджел рассказал ей об этом. Потому что он никогда не мог понять, зачем Питер бросил его и уехал прочь, чтобы жениться на ней. Потому что Питер никогда не мог объяснить ему. Потому что Питер никогда не любил ее, говорит Энджел Делапорт.
Ты никогда не любил ее.
Ты, говнюк.
А непонятному можно придать любой смысл.
Потому что Питер всего-навсего осуществлял какое-то предназначение из небылицы. Поверье. Островную легенду, — и сколько сил Энджел ни тратил, пытаясь отговорить его, Питер настаивал, что Мисти — его судьба.
Твоя судьба.
Питер настаивал, что его жизнь должна быть растрачена в браке с нелюбимой женщиной, потому что он спасет семью, своих будущих детей, всех земляков от нищеты. От потери власти над их прекрасным мирком. Над их островом. Потому что эта система работала сотни лет.
Опустившись на ступени, Энджел продолжает:
— Потому я и нанял его поработать в моем доме. Потому я и последовал за ним сюда.
Он и Мисти на лестнице, между ними торчит ее гипс. Энджел Делапорт близко склоняется, —
— Я хочу только, чтобы ты рассказала мне, зачем он запечатывал эти комнаты. И комнату здесь — номер 313 — в этой гостинице?
Зачем Питер пожертвовал жизнью ради брака с ней? Его граффити — были не угрозой. Энджел говорит — в них было предупреждение. О чем Питер пытался всех предупредить?
На лестничной площадке над ними распахивается дверь, и голос произносит:
— Вот она где.
Это Полетт, женщина с конторки. Тут Грэйс Уилмот и доктор Туше. Здесь Брайан Гилмор, заведующий почтовым отделением. И пожилая миссис Терримор из библиотеки. Брэтт Питерсен, управляющий гостиницы. Мэтт Хайленд из бакалейной лавки. Весь городской совет спускается к ним по лестнице.
Энджел близко склоняется, стиснув ей плечо, и говорит:
— Питер не кончал с собой, — показывает вверх по лестнице и добавляет. — Это они. Они его убили.
А Грэйс Уилмот зовет:
— Мисти, дорогая. Тебе пора возвращаться к работе, — она трясет головой, причмокивает языком и говорит. — Мы уже почти, почти совсем закончили.
И руки Энджела, шоферские перчатки, отпускают ее. Он подается назад, став на ступень ниже, и продолжает:
— Питер меня предупреждал, — быстро переводя взгляд с нависающей толпы на Мисти, потом на толпу, он пятится со словами. — Я только хочу понять, что происходит.
Позади на ее плечах и предплечьях смыкаются руки, поднимая ее.
А Мисти не может выговорить ничего кроме:
— Питер был голубой?
Ты голубой?
Но Энджел Делапорт спотыкается и пятится вниз по ступеням. Скатывается на этаж ниже, все крича в лестничный пролет:
— Я иду в полицию! — кричит он. — На самом деле, Питер пытался уберечь людей от тебя!
23 августа
ОТ ЕЕ РУК ОСТАЛИСЬ ЛИШЬ болтающиеся веревки, обтянутые кожей. Шейные позвонки будто слеплены ссохшимися жилами. Воспалены. Натерты и измучены. Плечи свисают с позвоночника у основания черепа. Мозг запеченным черным булыжником застрял в голове. Лобковые волосы отрастают, чешутся и идут прыщиками у катетера. Пристроив перед собой новый лист бумаги, чистый холст, Мисти может взять в руки кисть или карандаш, — и ничего не будет. Когда Мисти делает зарисовку, заставляя руку что-то выводить, получается какой-нибудь каменный дом. Какой-нибудь розовый сад. Просто ее собственное лицо. Автопортрет-дневник.
Вдохновение как пришло быстро — так и испарилось.
Кто-то стаскивает с ее головы повязку, и солнечный свет чердачного окна заставляет ее сощуриться. Он так ослепительно ярок. С ней здесь доктор Туше, и он объявляет:
— Мои поздравления, Мисти. Все кончено.
То же самое он сказал, когда родилась Тэбби.
Ее самодельное бессмертие.
Говорит:
— Возможно, понадобится несколько дней, прежде чем ты сможешь стоять, — и просовывает руку, обвив ее спину, подхватив ее под мышки, — и поднимает Мисти на ноги.