Дневник
Шрифт:
Совсем как Мисти, но не Мисти. Эдакое подражание Мисти.
Потом утонул ее десятилетний сын.
После сотни картин ее идеи и талант будто испарились. Вдохновение улетучилось.
Пишет она размашисто и вытянуто — Энджел Делапорт назвал бы такую чуткой, дарящей натурой.
На худфаке не учат тому, что Грэйс Уилмот возьмется ходить за тобой и записывать все, что ты делаешь. Превращая твою жизнь в такую больную книжонку. Вот в чем дело. Грэйс Уилмот пишет роман, основанный на жизни Мисти. Ой, ну, пару моментов она заменила. Дала женщине троих детей. Сделала ее горничной вместо служанки в столовой.
Просто на заметку, Мисти ждет паром в очереди, читая это дерьмо в старом «бьюике» Гэрроу.
В книге говорится, что большинство населения поселка переехало в Уэйтензийскую гостиницу, превратив ее в казармы. В лагерь беженцев для семей островитян. Хайленды стирали всем белье. Бартоны заведовали готовкой пищи. Питерсены — уборкой.
Ни в одной идее не видно ничего оригинального.
Даже читая это дерьмо, Мисти, возможно, в чем-то заставляет его сбыться. Сама исполняет пророчество. Начинает вживаться в чужую затею для собственной жизни. Но сидя здесь, она не может оторваться от чтения.
В романе Грэйс женщина-рассказчица находит дневник. Этот дневник, обнаруженный ею, будто отражает судьбу ее самой. Она читает, что ее произведения развесили в огромной художественной выставке. В вечер премьеры в гостиницу набиваются толпы летних туристов.
Просто на заметку, дорогой милый Питер, если ты очнулся от своей комы, это может тебя отправить прямиком обратно. Тот простой факт, что Грэйс, твоя мать, пишет о твоей жене, изображая ее какой-то спившейся шлюхой.
Должно быть, так же чувствовала себя Джуди Гарленд, когда читала «Долину кукол».
Здесь, в очереди у пристани парома, Мисти собирается съездить на континент. Сидя здесь, в машине, где Питер едва не умер, — или едва не сбежал и бросил ее, — Мисти ждет в горячей линии летних людей. Ее собранный чемодан лежит в багажнике. Белое атласное платье в том числе.
В точности как твой чемодан лежал в багажнике.
Вот на чем заканчивается дневник. Последняя запись — прямо перед художественной выставкой. А дальше… ничего нет.
Просто чтобы тебе не было перед собой неловко — Мисти бросает твоего ребенка так же, как ты собирался оставить их обоих. Ты по-прежнему женат на трусихе. Так же, как она готова была обратиться в бегство, когда решила, что бронзовая статуя убьет Тэбби — единственного человека на острове, на которого Мисти не насрать. Ни Грэйс. Ни летних людей. Мисти никого здесь не нужно спасать.
Кроме Тэбби.
26 августа
ПРОСТО НА ЗАМЕТКУ: ты все равно вонючий трусливый говнюк. Ты самовлюбленный, недоделанный, ленивый, безвольный кусок дерьма. Ну да, конечно, ты рассчитывал спасти свою жену, но вместе с тем ты собирался ее кинуть. Ты, тупой безмозглый пидор. Дорогой милый глупый ты. Нынче Мисти совершенно в курсе, что ты чувствовал. Сегодня твой 157-й день в роли овоща. И ее первый. Мисти три часа провела за рулем, чтобы повидать тебя и посидеть у твоей кровати.
Просто на заметку, Мисти спрашивает тебя:
— Нормально ли убивать чужих людей, чтобы поддержать чей-то образ жизни только потому, что живут им люди, которых ты любишь?
Ну допустим, считал, что любишь.
С тем, как на остров приезжают люди, больше и больше с каждым летом,
Таким образом, единственный способ сберечь какой-то край — это изгадить его. Нужно выставить его кошмарным перед внешним миром.
Нет никакого ООБЗС. Есть только горстка людей, которые пытаются сберечь свой мир от других.
В чем-то Мисти терпеть не может этих других, которые сюда приезжают — захватчиков, безбожников, вламывающихся и рушащих ее образ жизни, детство ее дочери. Все эти пришлые, которые тянут за собой неудачные браки, приемных детей, наркотические зависимости, мерзкие манеры и дутые символы положения в обществе, — не таких друзей Мисти хотелось бы дать своему ребенку.
Твоему ребенку.
Их ребенку.
Чтобы спасти Тэбби, Мисти могла бы позволить произойти вещи, которая происходила всегда — Мисти может спокойно дать ей случиться снова. Художественной выставке. Чем бы она ни обернулась, можно позволить легенде островитян идти своим чередом. И может быть, край Уэйтензи будет спасен.
«Мы убьем всех детей Божьих, если это значит спасти наших собственных».
Или, быть может, Тэбби получит что-то лучшее, чем будущее без возможностей — спокойную и уютную жизнь в мире и согласии.
Сидя сейчас с тобой, Мисти склоняется и целует тебя в отекший красный лоб.
Ничего, что ты никогда не любил ее, Питер. Зато Мисти любила тебя.
Хотя бы за веру в то, что она может стать великой художницей, спасительницей. Чем-то большим, нежели техник-иллюстратор или график. Даже большим, нежели человек. Мисти любит тебя за это.
Ты чувствуешь?
Просто на заметку, она жалеет об Энджеле Делапорте. Мисти жалеет о том, что тебя воспитали в духе такой припезденной легенды.
Жалеет, что однажды повстречала тебя.
27 августа — Новолуние
ГРЭЙС ВЕРТИТ ЛАДОНЬЮ В ВОЗУХЕ между ними двумя, — под прозрачным лаком пожелтевшие щербатые ногти, — и просит:
— Мисти, дорогая, повернись, покажи мне, как оно сидит сзади.
Когда Мисти впервые предстает перед Грэйс, в вечер художественной выставки, первые слова Грэйс:
— Я знала, что платье будет смотреться на тебе замечательно.
Это старый дом Уилмотов на Буковой улице. Дверь в ее старую спальню здесь запечатана листом прозрачного целлофана и желтой полицейской лентой. Как временная капсула. Как дар будущему. Сквозь целлофан видно, что матрац убран. С прикроватной лампы снят абажур. Обои над передней спинкой кровати испорчены каким-то темным потеком. Почерк кровяного давления. А на подоконнике и дверной раме белая краска испачкана черной пудрой для отпечатков пальцев. Глубокие свежие следы пылесоса исчерчивают ковер. Невидимая пыльца отмершей кожи Энджела Делапорта собрана шлангом на анализ ДНК.