Дневник
Шрифт:
Мистер Ковентри рассказал мне о том, как один француз, проплывая под Лондонским мостом, почему-то решил, что лодка его вот-вот перевернется, и, не на шутку перепугавшись, стал креститься и читать молитвы, однако когда опасность миновала, воскликнул: «Morbleu, c'est le plus grand plaisir du monde!» 40 , что, по-моему, передает психологию француза как нельзя более точно. 8 августа 1662 года
О сэре Джероме Боузе, посланнике королевы Елизаветы 41 к русскому государю, есть немало любопытных историй. Как-то, подымаясь в царские покои, он пропустил вперед себя нескольких вельмож, которых вскоре спустили с лестницы, причем с такой бесцеремонностью, что они, пересчитав головами все ступеньки, вскоре скончались. Когда же поднялся он, в дверях от него потребовали снять шпагу, на что
40
«Черт побери, да это самое большое наслаждение па свете!» (франц.).
41
Елизавета1 Тюдор (1533-1603)-английская королева с 1558 года.
За обедом мистер Хант рассказал нам забавную историю о бережливости сэра Дж. Даунинга, его соседа, который, расщедрившись, пригласил в прошлом году на рождественский обед бедняков. Пригласить-то он их пригласил, однако угощал одной овсянкой да пудингом с жидким супом. Молчание, воцарившееся за столом, прервала его мать, сказав: «Хорош суп, сын», на что он ответил: «Да, суп хорош». Затем его жена, в подтверждение его слов, заметила: «Очень хорош». Опять наступила тишина, и через какое-то время он изрек: «Хороша свинина». «Да, — поддакнула мать, — недурна». «Даже очень недурна!» — воскликнул он. И так говорилось обо всех блюдах. Приглашенные же хранили молчание, они-то знали, что хозяин — скряга, и пришли они к нему не из почтения и любви, а набить брюхо. С тех пор стал он всеобщим посмешищем. 27 февраля 1667 года
К Кридсу, вместе с ним в Уайтхолл; по дороге встретили мистера Кулинга, секретаря лорда Чемберлена: ехал верхом и остановился перекинуться с нами словом. Оказалось, что он мертвецки пьян, и, дай ему волю, он проговорил бы без умолку всю ночь. Схватив меня за руку, чтобы я не ушел, он твердил, что его лошадь — это взятка и сапоги — взятка; <...> пригласил меня к себе домой, чтобы я испробовал его вино — тоже взятку. Никогда в жизни не видал я человека более суетного. 30 июля 1667 года
После обеда моя жена, Уиллет и я — на «Генрихе Четвертом» (Шекспира. — А. Л.).В зале полно членов парламента — у них сейчас каникулы. И вот посреди пьесы какой-то хорошо одетый джентльмен, который сидел перед нами и ел фрукты, вдруг, поперхнувшись, рухнул замертво; с большим трудом Рыжая Молл расцепила ему зубы и, сунув палец в глотку, вернула к жизни. 2 ноября 1667 года
В Театр короля. Сегодня в зале как никогда много наидостойнейших лиц. Очень был тронут, увидев, как одна бедная женщина, мать ребенка, занятого в тот вечер в спектакле и, в соответствии с ролью, расплакавшегося, бросилась на сцену и силой его увела. 28 декабря 1667 года
3. ЧЕЛОВЕК
ДОМ И СОСЕДИ
Сегодня утром, обнаружив, что некоторые вещи лежат не там, где им надлежит, схватил метлу и стал колотить горничную до тех пор, пока она не закричала на весь дом, чем крайне мне досадила. 1 декабря 1660 года
За обедом и ужином я, сам не знаю почему, выпил столько вина, что потерял всякое разумение и промучился головной болью весь вечер. Посему — домой и в постель, даже не помолившись, — раньше по воскресеньям я не пропускал молитвы ни разу. Но сегодня был так плох, что не посмел читать молитву из страха, что слуги заметят, в каком я состоянии. А посему — в постель. 29 сентября 1661 года
Сегодня я хорошенько проучил своего человека Уила — впредь будет относиться с большим уважением к своим хозяину и хозяйке. 25 октября 1661 года
По возвращении домой обнаружил, что жена моя недовольна своей горничной Долл, которая провинилась тем, что не в состоянии держать себя в руках, без умолку болтает и все время чем-то недовольна,
Домой — и в постель; волновался из-за того, что в доме собралось слишком много денег, о чем я было запамятовал. Заставил горничных встать, зажечь свечу и выставить сундук в столовую, дабы обмануть воров. После чего уснул. 3 июня 1662 года
Поскольку жена и горничные жаловались на мальчишку, я вызвал его наверх и отделывал плеткой, пока не заболела рука, и, однако ж, мне так и не удалось заставить его признаться во лжи, в которой его обвиняют. В конце концов, не желая отпускать его победителем, я вновь взялся за дело, сорвал с него рубаху и сек до тех пор, пока он не признался, что и в самом деле выпил виски, от чего все это время с жаром отрекался. А также сорвал гвоздику, главное же, уронил на пол подсвечник, от чего отпирался добрые полчаса. Надо сказать, я был совершенно потрясен, наблюдая за тем, как такой маленький мальчик терпит такую сильную боль, лишь бы не признаться во лжи. И все же, боюсь, придется с ним расстаться. Засим — в постель; рука ноет. 21 июня 1662 года
Утром леди Баттен послала за мной и весьма вежливо сообщила, что не хочет (и надеется, что не хочу и я), чтобы у нас испортились отношения, хотя между нею и моей женой добрососедских отношений не было никогда. Так вот, она пожаловалась на мою служанку, которая посмеялась над ней за то, что своюслужанку у себяв доме она ласково назвала «Нэн» (вместо Нэнси. — А. Л.), моя же служанка Джейн, которая в это время была во дворе, услышала это и ее высмеяла. Привела она и другие примеры непочтительного к ней отношения, заявив, что жена моя дурно о ней отзывается. На все это я отвечал со всей учтивостью, всячески ей угождая; я и в самом деле сожалею, что такое произошло, хотя мне вовсе не хочется, чтобы моя жена водила с ней дружбу. Пообещал ей, что впредь подобная история не повторится, с чем и отправился домой. Вечером же созвал всю прислугу и примерно отчитал Джейн, которая держалась при этом с такой покорностью и непосредственностью, что я, хоть и делал вид, будто сержусь, остался ею доволен — да и женой тоже. 5 ноября 1662 года
Сегодня сэр У. Баттен, который занемог уже дней пять назад, очень плох, настолько, что многие боятся, как бы не преставился; я же никак не пойму, что выгодней мне: чтобы он помер, ибо человек он плохой, или чтобы выжил, — могут ведь вместо него и кого похуже назначить. 17 февраля 1665 года
Узнав стороной, что мои служанки себе в помощь впустили в дом одну шотландку, которая явно нечиста на руку, и что произошло это вдобавок совсем недавно, я вышел за ужином из себя и заставил жену, переполошив весь дом и соседей, высечь нашу крошку (здесь и далее: Джейн. — А. Л.), после чего мы заперли ее в чулан, где она просидела всю ночь, сами же отправились спать. 19 февраля 1665 года
Оделся и был причесан моей крошкой, к которой, должен признаться, que je sum demasiado благосклонен, nuper ponendo saepe mes mains на su dos choses de son грудок. Mais il faut que je отступиться, дабы это не принесло мне alguno серьезных неудобств 42 . 6 августа 1665 года
Сегодня, по случаю окончания чумы, постный день и я дома: вожусь у себя в кабинете, убираю вещи, ставлю на место книги, привожу комнату в то состояние, в каком она была до чумы. Но утром, забивая гвоздь, ссадил в кровь палец на левой руке. От вида крови моя жена не на шутку перепугалась, однако я приложил к ране бальзам миссис Тернерз и, несмотря на сильную боль, продолжал заниматься своим делом, в результате чего все привел в идеальный порядок, чем остался весьма доволен. 7 февраля 1666 года
42
В некоторых фривольных записях (см. также ниже) Пипc — из осторожности и из озорства одновременно прибегает к своеобразному языковому попурри, чередуя английские слова с французскими, испанскими, латинскими, итальянскими. Фраза в переводе звучит следующим образом: «...должен признаться, что я (франц.) есть (лат.) чрезмерно (исп.)благосклонен, частенько клал (лат.) мои руки (франц.) на ее две (исп.) пуговки ее (франц.)грудок. По мне бы следовало (франц.)отступиться, дабы это не принесло мне каких-нибудь (исп.)серьезных неудобств».