Дневники 1862–1910
Шрифт:
Еду в Москву, выпущу двенадцать частей с объявлением о задержке тринадцатой. Как не хочется двигаться, как тяжело хлопотать! А кому же?
Холодно, ветер, выпал снег, и опять все на санях.
20 марта. Провела в Москве 15-е и 16-е число. Оба дня была с Левой. Он в восторге, что напечатают его рассказ «Монтекристо» в «Роднике» апрельской книжки. Я тоже в восторге. Меня радует и интересует его попытка писательства и его удача с издателями, так сочувственно отнесшимися к его первым трудам.
В Москве узнала, что XIII часть запретили в Петербурге, а в Москве была арестована только «Крейцерова
Видела в Москве двух Олсуфьевых и Всеволожского и рада была им, очень хорошие ребята все трое. Дунаев совсем странен и болен. Привезла в Ясную Вареньку Нагорнову, это милое, светлое создание. Ей все были рады, и она сегодня только уехала. Таня и Маша в новых катках сейчас уехали ее провожать до Тулы, ночевать у Зиновьевых и смотреть передвижную выставку картин [82] . Поеду и я с мальчиками в воскресенье.
82
С 21 по 29 марта 1891 года в помещении Тульского дворянского собрания была открыта выставка «Товарищества передвижных выставок».
Ничего не интересует и ни о чем не могу думать, пока не решится судьба XIII тома. Сочиняю речи и письма государю, думаю, соображаю и жду только письма Толстой, которая должна известить меня, примет ли государь и когда. Левочка говорит, что он умственно заснул и плохо пишется. У него побаливает под ложкой, но на вид он бодр.
Ветер, тает, 5° тепла, грязь и езда на колесах.
21 марта. Читала Спинозу; поразили меня два рассуждения: первое – о власти и законах; власть должна подчинять людей, не страхом карать их за проступки, а, поставив идеалы, заставлять понять свою собственную пользу и стремиться к этим идеалам, в которые они бы поверили, как в свое же общее благо. Другое рассуждение о чудесах. Что люди le vulgaire, неразвитые, видят руку Божию только в том, что вне законов природы и вероятности, а совсем не видят Бога во всей природе, во всем мироздании. И вот они ждут от Бога чудес, то есть чего-то такого, что вне природы.
Девочки вернулись из Тулы, ночевали у Давыдовых, видели прошлогоднюю передвижную выставку картин и очень озябли. Ветер страшный, совсем буря; на точке замерзания, и все-таки тает.
С Андрюшей нынче опять было неприятно во время урока музыки. Он не может помнить самого дела, а помнит всё, что вокруг него; неприятно отдергивает руку, когда я дотронусь до его руки, отвертывается, когда я останавливаю его, и т. п. Я терплю, терплю, наконец накипит, и я или крикну на него, или ударю по руке и страшно расстроюсь.
Было письмо от Левы к Тане. Левочка необыкновенно мил, весел и ласков. И всё это, увы, от одной и той же причины. Если бы те, кто с благоговением читали «Крейцерову сонату», заглянули на минуту в любовную жизнь, которой живет Левочка и при одной которой бывает весел и добр, то свергли бы они свое божество с пьедестала, на который его поставили! А я люблю его такого, нормального, слабого в привычках и доброго. Не надо быть животным, но не надо быть насильно тем проповедником
22 марта. Весь день примеряла и возилась с детскими летними платьями. После обеда мы с Левочкой поиграли в четыре руки. Вечером он, вместо пасьянса, мотал мне суровые нитки, очень спутанные, и очень этим увлекся. Написала письмо Соне. Нездоровится и устала.
23 марта. В первый раз сегодня почувствовала я весну; хотя подмораживало, но солнце садилось так ясно, птицы пели, и особенно красиво, по-весеннему обрисовывались стволы молодых березок в Чепыже. После обеда взяла Андрюшу и Сашу, и мы чистили снег с каменной террасы.
Левочка съездил в Тулу верхом, был только у Давыдова и вернулся в восьмом часу вечера. Он здоров и весел.
Учила детей музыке, играли в четыре руки «Гавот» Баха, аранжированный для детей. Приехал Петя Раевский. Из Петербурга всё нет известий, и я томлюсь неизвестностью и ожиданием.
24 марта. Утром написала три письма: два – в ответ на полученные от Левы и Дунаева и одно – графине Толстой. Ожидания меня замучили, и я решилась еще раз сделать запрос. Письмо Левы длинно, подробно и хорошо тем, что он не прекращает сношений с семьей и откровенно всё о себе пишет.
Потом сидела одна и читала. Прекрасная статья в «Русских Ведомостях» «Мысли Шопенгауэра о писательстве». Он делит писателей на три разряда: «одни пишут мысли прямо взятые из других книг; другие садятся писать и тогда придумывают, что написать. Третьи прежде много думают и, когда мыслей много, тогда пишут. Эти самые редкие». Очень это умно.
Дети все ходили в Ровские казармы чай пить. Часа в 3 приехал Давыдов с дочерью и маленьким Бухманом. После обеда гуляли, смотрели коров, свиней, ходили на гумно, лазили на солому. Вернувшись, я играла с Давыдовым в четыре руки, а потом все играли в игры и были очень оживлены.
С Левочкой дружно и просто. Он здоров, гулял, немного писал свою статью; когда-то он ее кончит и сам себе развяжет руки. 2° тепла, к вечеру подморозило. Снегу еще везде много, особенно в лесу.
27 марта. Ездила 25-го с Андрюшей и Мишей в Тулу. Ходили на передвижную выставку картин; мне всегда доставляют картины большое наслажденье, но мало было хороших: прекрасные пейзажи Волкова и Шишкина. После выставки зашли в кондитерскую, в магазин учебных пособий и поехали к Раевским. Иван Иванович и Елена Павловна ехали обедать к Свербеевой Софье Дмитриевне, и я поехала с ними; мальчики, шесть человек, обедали одни. Потом у Свербеевых оказался лишний билет в концерт, я и поехала с одной из милых девочек, Любой, и Раевский, забрав всех мальчиков, поехал тоже. Концерт и чтение были, как всегда в провинции, очень посредственные, но я не скучала, только устала, а дети были очень довольны.
Из концерта вернулась к Давыдовым ночевать, дети же ночевали у Раевских. На другое утро они уехали домой, я же, встав рано, отправилась по делам. Иду по Киевской, вдруг Илюша стоит. Я очень удивилась, попросила его поехать посмотреть со мной коляски продажные. Это было долго и скучно. Потом я пошла к старшему нотариусу за залоговым свидетельством и потом уехала с Ильей домой. Он приезжал собрать сведения о продающемся конкурсом именье, просил у меня 35 тысяч денег, я отказала, вышло неприятно, но обошлось.