Дневники 1926-1927
Шрифт:
18 Апреля.Ночью ревел ветер. На рассвете слышен был дождь. Так, значит, ринулась весна воды.
О слепом.
О влюбленной женщине
О последнем и простом: глаза жизни.
Пришло в голову, что Алпатова будет любить женщина, с которой он не может спариться, потому что она хочет большего, всего его хочет, а та, которую он любит, не может отдаться ему, потому что она хочет обыкновенного. Так будет любовь художника освещена с двух сторон.
Утро серое, хмурое, ветер южный
Снег не только проваливается, но стал такой слабый, что по нем можно двигаться, будучи по пояс, свободно раздвигается коленками стена, и под стенами вода — это все вода. Около 11 у. река Веськовка еще представляла из себя овраг, заваленный снегом, только кое-где виднелись темные пятна от нажимающей на снег внизу воды. Но с горы по селу неслись потоки под мост, и эта верхняя вода обещала скоро пустить всю речку в ход. Воздух весь был наполнен летящими мелкими птичками. Путь совершенно испортился, лесные работы остановились. Женщина сказала: «Теперь откормились, то все было, копейка вертелась, теперь шабаш!» Крестьяне говорили, что если птица дружно летела, то, значит, и весна теперь пойдет дружно. А как журавль полетит, то от журавля до пахоты будет 12 дней. Вопрос, волнующий «пролетарскую улицу» — поведут этим летом ветку жел. дороги, или же останется по-прежнему. К полудню небо очень надулось.
Поля обнажаются, Мемек-гора всегда вперед и теперь рыжая.
После обеда шел дождь и часть времени проливной. На Грсмяч прилетели три цапли и, покружившись, отправились через город на Красносельское болото. Там, говорят, кочки показались, и их «птицы дерут». Свежо было после дождя. Среди чаек было несколько штук больших с более темными крыльями и белыми головами. После взлета большие поднялись после черноголовок и, отлетев, первые опустились. У черноголовок совсем другой характер, они чрезвычайно подвижны и постоянно кричат, а большие только посвистывают вроде чибисов — это, вероятно, морские чайки. К вечеру было заметно у птиц малое оживление, только чайки откуда-то взялись в огромном числе и, разбившись на три большие стаи, носились в воздухе с тем криком, от которого становится радостно всем. Река Веськовка уже шумела под мостом, и наш «Вражек» местами промыл себе продушины, и там вода работает, как сильный ребенок, нажимая коленками, натуживаясь. Отмочины на озере стали очень широкими, и лучи их уходили далеко в озеро. Дорога совершенно пуста. После невидимого заката, когда взошел месяц, ринулся ветер-разрушитель, и сейчас, когда я пишу уже при лампе, там все бушует.
Я думал о том, что лишенная детства и «лунная» юность и потом разные недостатки — все это отсрочка радости: да, потом это все возвращается радостью жизни, любовью к ней, эта любовь есть сохраненная сила детства.
Живешь, будто среди слепых, и все это писательство исходит от жажды общения с ними. Правда, за деньги это делать не станешь, щекотание славы, кажется, не больше, как одна из форм гонорара (до цинизма доходит: похвалили, значит, думаешь, можно побольше просить).
Молодой месяц явился сегодня против вчерашнего выше и совершит
Метод создается в обход таланта (как будто признается, что середина непременно бездарна) и обязательств творчества. Надо бы установить границы методики. Я думаю, эти границы находятся в индивидуальности, если бы учителя были бы так гениальны, что могли бы считаться со всякой индивидуальностью, то не нужно бы им было прибегать к методике.
Главная моя перемена состояла в том, что так называемые Старшие (настоящие), Учителя, Служащие, Отцы, Матери — все эти люди только для виду существуют, а действительно настоящие люди делают настоящее потихоньку и непременно, как дети, игрой: игра и охота — тайные пружины человечества, остальное — условность общежития, на основе которой выдвигаются разного рода юбиляры и создают в жизни пугающую ее важность.
19 Апреля.Ночью что-то было, что? вероятно, дождь, потому что стена снега перед окном сильно осела. На Гремяче десять крякв и пара шилохвостей, с чайками на льду стояла какая-то птица, величиной в чайку, белая с черным пятном на груди и на крыльях, голова вся черная, ноги длинные (не кулик-сорока? и не это ли было в 1-й день, что я назвал утки-сороки?). При моем приближении шилохвости улетели, как по паркету, отражаясь в нем, будто это у них был менуэт. По краю ручья бегал, попискивая, куличок-песочник. Массами летели дрозды-рябинники и зяблики. Воздух был наполнен криками кроншнепов, чаек, дроздов и мелких птиц. Видел хищника, такого же оперения, как тетеревятник, только поменьше, другой большой коричневый слетел с горы и сел на кочку в болоте и так остался надолго.
Василий Голышев сказал, что сейчас видел: на Куротне токует тетерев, с ним самка и три петуха на дереве (до этого времени не спускались еще на землю). Еще я узнал, что слышанный мной в 1-й день крик был действительно журавлиный: дня три уже кричат возле Веслова. Говорят, что тогда же на Уреве слышали лебедей и видели двух гусей.
Снег на озере чуть не до половины стаял, лед имеет вид воды, и по воде едут. Вода везде льется с гор, напирает на дорогу и местами уже прорвала, загудел Брусничий враг, Куротень налился водой, и бабы уже полоскают белье, дня через два подымет лед.
В 10 у. солнце на весь день освободилось из-под туч, и при южном ветре (3-й день безотрывно) стало очень тепло. Чибис весь на горе ходит, то западая, то показывая хохолок, вместе с грачами и дятлами, а дроздов много на болотистых кочках. Снег весь стал крутой и ногу задерживает меньше, чем летом густая трава.
Самогонщик собирается третий раз садиться в тюрьму, но очень веселый и строит новый дом. Говорит, что в тюрьме харчи хороши, а если работать, то еще дают полтинник на день, и что в тюрьме стало против прежнего режима лучше в шесть раз. Хорошая деревня Веслово, перед каждым домом скворечник и даже в училище, но только в училище устроили возле трубы, и скворцы не живут, дыма боятся. Типично, что школы стоят голые, ни одного дерева.