Дневники 1932-1947 гг
Шрифт:
Уже три дня стоят ясные солнечные дни. Теплынь. Днем ходим в костюмах. Но сегодня жестоко простыл.
Сегодня закончилась конференция министров иностранных дел в Москве. Результаты, вроде, скудные. Интересно, какое будет общее коммюнике. Яша Гольденберг говорит:
— Если осенью будет хороший у нас урожай — они будут гораздо сговорчивее. А если у них разразится или приблизится кризис — будут на задних лапках служить.
25 апреля.
Позвонил сегодня Валентин Аккуратов.
— Здравствуй! Вчера прилетел. Есть интересные новости. Нашли
— Где?
— В 600–700 км. от Врангеля. Мы возвращались с разведки. Шли на одном моторе. Заметили остров в самом неподходящем месте — по всем старым представлениям — глубины, бассейн.
— Координаты?
— 76°10 и 173° западной.
— Размеры?
— Примерно 30 км. на 25 км. Покрыт ледниковым щитом. Отчетливо видна замерзшая речка. Высота его небольшая, на глаз — метров 50, ровный низкий.
— С какой высоты видели?
— С 2500. Ниже опуститься не могли — один мотор, боялись. Но все члены экипажа видели отчетливо.
— С кем летел?
— С Крузе.
— А, может, это — паковое поле?
— Непохоже. Вокруг виден припай, паковые поля. Да и характер не льда, мы уже знаем ведь лед всякий. Дает тени.
— Когда это было?
— 19 марта. Мы вернулись на Врангель, сели. Потом получили мотор и пошли на Москву. Сейчас снова собираемся туда лететь. Задание — сесть.
— Давай уговоримся: прилетаете, подымаете флаг и даете оттуда мне радиограмму. Тогда и дадим в печать.
— О-Кей!
Занятно очень. И местечко хорошее — на стыке с американской зоной. Удобно. А сколько еще может быть земель в Арктике!
Сейчас, наконец, снова берутся за нее. Вызывали Афанасьева, дали инструкции.
Впрочем, писать не пришлось в газету ничего — острова там не оказалось. Очевидно, они приняли за остров большую льдину.
4 мая.
Все майские дни работал. 1-го давал в номер полторы полосы, второго тоже. Да еще возился все время с организацией выставки к 5 мая.
Ночью с 30 апреля на 1 мая меня вызвал Поспелов и спросил:
— Как сыграли наши баскетболисты в Праге?
В Праге шли баскетбольные соревнования на первенство Европы. Участвовало 14 стран. Мы к этому времени сыграли 2 игры — с Венгрией и Болгарией, обе встречи выиграли. Но особого интереса редакция к этому не проявляла: мы с трудом впихивали по 5 строк. Последнюю заметку дали, кажется, 29-го.
Оказалось, что звонил Маленков, звонил из кабинета Хозяина, сказал, что вот позавчера напечатали и больше не информируете читателя.
Я начал узнавать: никто в Москве еще не знал результатов. Спешно заказали Прагу. Удалось получить быстро. Оказалось, что выиграли снова. Дали строк 50. Поспелов немедля продиктовал через Поскребышева записку Маленкову. Наши выиграли первенство Европы.
7-го — День Радио. Сегодня звонил мне министр связи К.С. Сергейчук. Предложил свою статью, спросил — нельзя ли дать передовую.
Я поехал к Сергею Лапину, зампреду Всесоюзного Радиокомитета консультироваться к передовой. Разговор перепрыгивал с одного на другое, шел откровенно
— Интересное дело, — говорил он… — Я ведь всю жизнь был газетчиком, а когда по окончании ВПШ меня направили сюда — я был внутренне недоволен. А сейчас очень увлекся, нельзя этим не увлечься. Недостатки? Мало у нас станций на длинных и средних волнах, а на коротких — там почти никто не слушает. Типичный массовый заграничный приемник не имеет коротковолнового диапазона, это, по большей части, роскошный ящик, а внутри 2–3 лампы. У нас же вообще мало приемников, а существующие — малодоступны. Недавно Совет Министров обсуждал цены на приемники и забраковал. У нас нет доступного, народного приемника.
Мы увлекались проволочной трансляцией. Она очень несовершенна, срезает и искажает высокие тона, а заменить пока нечем. Да, кроме того, сеть мала у нас радиофицировано всего лишь 2 процента колхозов. Это — капля. Вещаем на 70-ти языках народов СССР и 33 иностранных.
Много он говорил о новом способе записи: магнитофоне. Это немецкая и очень совершенная система: точнейшее звучание, дешево, быстро, можно править звук, выбрасывать, устранять кашель, заикание и т. д. Показал мне ленту: узенькая полоска, матерчатого вида, серо-коричневатая.
Рассказал о Хозяине любопытные вещи. Он очень внимательно относится к вещанию, часто слушает.
— Мы знаем совершенно точно, что он любит. Он превосходно разбирается в музыке. К примеру, как-то нам позвонили и сказали, что он просит поставить «Полонез» Шопена в исполнении оркестра п/у Голованова. Поставили. Новый звонок: тот же «Полонез» в исполнении оркестра п/у Орлова. Поставили. И начались сердитые звонки слушателей: что у вас там не смотрят, одну и ту же пластинку ставите два раза подряд!
— А какой приемник у него?
— Дома — не знаю, а в кабинете — тарелка.
— То есть?
— Обыкновенный репродуктор сети. Да-да! Иногда нам заказывают целый концерт. Как-то ночью, часиков в 11 нам позвонили и сказали, что на даче гости, и просят дать концерт. Заказывали — и мы ставили. Самое трудное было заполнить паузы. Концерт длился часа два. Потом нам позвонили от его имени и благодарили. Иногда мы посылаем запись на пленку или пластинки домой. Посылали в дорогу в Берлин. И всегда нам аккуратным образом возвращает.
— Почему вы рано кончаете передачи? — спросил я.
— Не рано, а в 2 часа. Правда, сеть кончает в час. Это тоже имеет свою историю. Раньше у нас сеть кончала в полночь. Однажды, это было, кажется, в 1941 году, позвонили от него и сказали, что он просит — нельзя ли кончать в 3. Так и сделали. Посыпались звонки и письменные проклятия от москвичей. Оказывается, многие не выключали на ночь радио, чтобы слышать воздушную тревогу или вставать на работу. А как отменить? И вот однажды в кулуарах, как раз перед выступлением Хозяина, за три-четыре минуты до начала, Пузин (председатель радиокомитета) стоял с Поскребышевым и объяснял ему это. Хозяин услышал и обернулся.