Дневники 1932-1947 гг
Шрифт:
В середине ночи немец сбросил 4 ракеты на парашютах. Осветили, как новые луны. И снова бомбили.
Тесно!
1 июня.
День прошел спокойно. Приехал Костя Тараданкин из 21-го подразделения. Рассказал, между прочим, что проехался по нашим следам. Был и у штурмовиков (там ему сказали, что я был у них) и у пикировщиков. Летчик-бомбардировщик Богданов, которого мы видели утром 27 мая, через день не вернулся из полета.
Вечером в 8 часов выехали в 28 подразделение. Перед этим был у Корнейчука и Ванды Василевской. Она рассказала о потрясающем факте. В феврале немцы вели на расстрел по Киеву 150 моряков (затем еще 100) Днепровской флотилии. Вели по улицам, голых, в кандалах. Выгоняли жителей смотреть. Моряки шли и пели — сначала «Интернационал», затем «Раскинулось море широко». Какая потрясающая выдержка! Ванда пишет об этом.
На отъезд получили селедки, достали бутылку Зубровки — сырца. Хозяюшка Мария Ивановна сварила картошечки, и мы чудно посидели перед разъездом: Куприн, Григоренко, Реут, Боде и мы.
Затем поехали. Отъехали километров 15–20, видим — идут немецкие самолеты на город. На наших глазах тут же произошел легкий воздушный бой двух ястребков с четырьмя «Юнкерсами» — безрезультатный.
Началась зенитная стрельба. Проехали еще километров 20- над нами самолеты — строчат из пулеметов. А позади, минутах в 10 ездки, рвутся бомбы. Вовремя уехали!
Сейчас в 22:30 в тьме доехали до Ольховатки. Сидим в хате, заночевали. Вместе с нами лектор обкома партии. Во тьме отчетливо видны зарницы и разрывы зениток в трех местах: Валуйках, Купянске и Озерном. Там дают пить! Шарят прожектора. Луны еще нет.
Над головами все время проходят эшелоны немцев — тут лежит их трасса. Тянут, как ночью журавли через село. Все время слышен гул самолетов.
2 июня.
Утром выехали из Ольховатки. Мчались по темным дорогам. В том месте, куда мы ехали, политотдела уже не оказалось. Выяснили новый адрес — едем туда.
Нашли. Маленькая деревушка. Все учреждения разбиты по хатам. Оставили машину на краю села — замаскировали. Пошли. Начполитарма нету. Нашли редактора газеты — батальонного комиссара Киряшева. Чудный парень. Посоветовал ехать в дивизию Истомина — лучше всех дралась в майском наступлении против танков.
Ол-райт!
Пошли обратно — обстрелял самолет.
Поехали. Дивизию нашли в лесочке-осиннике. Там же КП. Полковник Истомин — средних лет, крепкий, ладный, типичный русак-вояка. Рад нам. Сразу водки, приглашает на одеяло. С 1923 г. в армии.
— Бриться гостям! Да с одеколоном обязательно!
Высокий, ладный, такой же здоровый, как полковник, комиссар дивизии полковник Давидович.
В 18 часов явились командиры и комиссары полков. Основной вопрос почему кое-где плохо кормят. Затем сообщил им о нашем приезде.
Потом рассказал мне о боевых днях, посоветовал поехать в 907 полк, представленный к ордену Красного Знамени.
В 9 часов выехали туда. КП в хвойном лесу. Связной заблудился. Стояли в лесу часа два. Вспыхивают зарницы, артиллерия, жужжат самолеты, иногда освещает полнеба зарево залпов — бьет «катюша».
В 12:30 разыскали блиндаж командира полка — майора Скибы и комиссара батальонного комиссара Ильюшенкова.
Недалеко, за Сев. Донцом идет бой, тут пока тихо.
Разбудили. Выпили. Закусили. Легли спать.
3 июня.
Встали. Позавтракали. Вышли. Чудное утро. В лесу — блиндажи, шалаши, окопы, артиллерия, машины, все. А издали — лес пуст.
С утра — за работу. Два батальона этого полка 15 мая выдержали атаку около 250 танков и выбили из них около 80. Говорил со многими: Сикбой, Ильюшенковым, бойцом Щегловым, бронебойщиком Переходько, бойцом Васильевым, бойцом Дымовым. Последний пришел ко мне контуженный, полу-зрячий на один глаз. Над ухом рана, она гноится — так он сначала у речки ее обмыл.
Несколько раз пролетали немцы Стучали пулеметы, тявкали зенитки. Мы работали.
Пообедали. И к полковнику. Чудно посидели вечерок. Говорили о судьбах офицерства, о традициях русских командиров.
Легли в 12 на воздухе. Непрерывно летают немцы. Пальба. Рядом ухнули бомбу. Тут спать не густо. Но ничего, сошло. Пошли было в блиндаж — там мокро и сыро.
4 июня.
Встали в 7 ч. Завтракать. Полковник и комиссар все время дружески переругиваются, подшучивают.
Комиссар полковнику:
— Ты давно встал?
— Давно, уже позавтракал.
— А чего после завтрака улыбаешься? Володя (повару), что на завтрак?
— Яйца.
— Чьи?
— Ваши! (хохот).
После завтрака выехали на станцию Приколодное. Выезжая туда увидели справа 7 самолетов. Разрывы зениток.
— Ходу!
Водитель рванул и со скоростью в 100 км/ч помчался по поселку, чтобы выехать за пределы станции. А немцы в этот день усиленно бомбили все ближайшие станции.
— Ненавижу железную дорогу! — говорит водитель Курганков.
Мчались так, что кидало, как мячик. Жители мечутся. Я смотрю на самолеты. Одни отходит и, увидев нас, разворачивается и дает две очереди. Мимо! Мчимся. В стороне — клубы разрывов бомб, столбы дыма. Ходу, ходу!
Ночуем в Ольховатке.
Начполитарма Радецкий сообщил интересный факт. Командир и комиссар одной роты 907 полка испугались танков и подняли руки, сдались в плен, бросили бойцов. Бойцы, озверев, кинулись в атаку, отбили обоих и доставили их на КП дивизии. В тот же день их расстреляли.
5 июня.
Переночевали в Ольховатке и в путь. С трудом нашли, куда переселились наши ребята. Вообще, все хозяйство раскинулось на много десятков верст вокруг.
По слухам немцы начали сегодня новое наступление на Изюм-барвенковском направлении. Планы у них большие, но еще Наполеон говорил, что великий полководец не тот, кто предложит план, а тот, кто его выполнит. Днем приехали в Валуйки. Ночью — часиков в 9 вечера и до 01:30 был очередной концерт. Немцы сбросили пару ракет и несколько бомб. Стрельба шла почти непрерывно. Старухи крестились, бормотали «Господи Иисусе».