Дневники 1932-1947 гг
Шрифт:
— Ну тогда нельзя было. Мы ведь достигли мыса Молотова в сентябре. И так еле ноги убрали.
— Ну, что же, если ничего интересного не будет — пойдем. Знаешь, Веня, мне еще очень хочется пройти по прямой от Рудольфа до мыса Молотова. По-моему, там, севернее о. Ушакова, где мы колбасились в тумане, есть еще настоящая солидная землица.
— Думаю, что так. Тогда на «Садко» все показывало близость большой Земли: и грунт, и глубины, и общий рельеф дна, и айсберги на мели (помнишь их?), и планктон. Но там только пешком можно ходить.
— Ну что же, в выходной сходим.
Оттуда зашел к Белоусову. Его сейчас назначили начальником морского управления, а создали оное по прямому указанию ЦК. Сидит, матерится:
— Бумаг, бумаг!! Не успеваю расхлебывать.
Посоветовался я с ним насчет полета.
— Не советую. Это для более молодого. Не в смысле возраста, а положения. Заезжай ко мне, будет один дальневосточник. А?
Заехал. У него сидел бывший его помполит на «Свердлове» Николай Дмитриевич Тимофеев. Сейчас он работает в ИМЭЛ по Марксу. Бойцы вспоминали минувшие дни за блинами (Масленица!) и водкой. Белоусов, между прочим, рассказал, что сейчас в Ленинграде находится при смерти Воронин. Последнее время он командовал «Леваневским». Корабль находился вблизи Ханки. 9 или 13 февраля старик заболел (у него давняя беда с почками, перед плаванием он 8 месяцев лежал в больнице). Командование округа и Балтфлота начало бомбардировать ГУСМП телеграммами. Самолеты послать было нельзя: туман сплошной. Финский залив был забит непосильным для «Леваневского» льдом. Папанин позвонил наркому флота Дукельскому и попросил послать за Ворониным «Ермака».
— Не могу. «Ермак» занят проводкой немецких судов.
Тогда Папанин позвонил Микояну.
— Немедленно бросить суда и идти за Ворониным, — приказал Микоян.
Тем временем, Вл. Ивановича свезли на берег. Покуда «Ермак» пробивался во льдах, Папанин договорился с наркоминделом (Лозовским). Тот с финляндским правительством — и Воронина специальным поездом 22 февраля привезли в Ленинград.
Он все время без сознания. На консилиум послали из Москвы несколько профессоров. Операцию все же пока решили не делать. Все тревожно ждут.
— Жизнь человека! — философски рассуждает Белоусов — Забавная это штука. Вот, например, на севере: чем бы важным, сверхважным не был занят ледокол или самолет — случись что-нибудь с кем-нибудь, самым паршивцем, и мы все бросаем и мчимся туда.
Тимофеев рассказал, что сейчас готовится к изданию полное собрание сочинений т. Сталина. Принесли ему, между прочим, перевод его брошюры «Вскользь о партийных разногласиях», написанной в 1904 (или в 1905) году. Она была тогда отпечатана в Авлабарской подпольной типографии и с той поры не переиздавалась. т. Сталин прочел и сказал:
— А почему ее понадобилось вновь переводить на русский? Она уже была однажды переведена и не хуже.
И впрямь, тогда брошюра вышла на русском, грузинском и армянском языках. Сейчас, очевидно, решили взять за основу грузинский и просчитались.
В числе прочего, Тимофеев рассказал о работе т. Сталина над «Историей гражданской воды» (том 1). Тимофееву попал в руки экземпляр рукописи с правкой т. Сталина. Начать с того, что на обложке были выведены только три буквы «И.Г.В.» вместо заглавия. т. Сталин обвел эти буквы карандашом и надписал «Что это значит?» По всей рукописи рассыпаны фактические и стилистические указания т. Сталина.
Когда вышел первый том «Истории дипломатии», т. Сталин позвонил Потемкину (наркому и редактору издания) и сказал:
— Прочел первый том. Передайте спасибо товарищам, которые над ним работали.
Потемкин немедленно созвал всех авторов и редакторов и передал им слова Сталина.
9 марта
5 марта Черевичный улетел. Я был на аэродроме, пожелал ему счастливого пути. Подошел там ко мне Папанин, отвел в сторону:
— Много не пишите. Дайте только, что вылетели.
Встретил там Жукова — штурмана. Тоже готовился к отлету (вылетел сегодня) с Котовым и Камразе. Сообщил, что будет разведывать в Карском море, на северо-востоке.
— Николай Михайлович! Большая просьба: будете на севере, сверните немного на норд от острова Ушакова. Очень меня это место интересует (мы там бродили в 1935 году).
Он засмеялся:
— Дорогой мой, не только вас это место занимает. Все будет зависеть от бензина. А вы нынче куда?
— Сам еще не знаю.
— А то — подвезем, а? Доставим на Ушакова и ищите сами.
Рядом готовился к старту Мотя Козлов на «Дугласе», поставленном на лыжи (впервые так идет на север). Потолковали и с ним о том, о сем. Сказал, что видел книжку Зингера о нем.
— Читал? — спросил он с живейшим интересом.
— Нет еще.
Он был разочарован.
4 марта я сидел и работал над рецензией о книге Свена Вакселя. Часиков в 8 вечера позвонил Кокки:
— Здравствуй, пропащий! Что делаешь?
— Да вот, пишу.
— «Чкалова» не видел?
А как раз накануне мы смотрели фильм в редакции, и я должен был писать рецензию. Одначе, картина мне настолько не понравилась, что я отказался.
— Видел. Не нравится.
— Почему?
— Там Чкалова нет. И артист не похож, и образа настоящего не дает.
— А, может быть, это потому, что ты лично и хорошо знал Валерия?
— Может быть! Если бы «Петра I» показать современникам — они бы плевались. А мы довольны. Что делаешь?
— Лежу. Болен. Приезжай.
Приехал. Сидит, читает «Историю дипломатии».
— Читал?
— Великолепно, только первые века по неграмотности пропустил.
— А я наоборот. Недавно как раз их штудировал. Пойдем, покажу накопления.
Прошли в кабинет. Раньше у него книги помещались в одном, очень объемистом шкафу. Сейчас пристроил еще полку (из 5–6 полок). Все книги в приличных переплетах. Полные собрания Пушкина, Толстого, Горького, Щедрина, Байрона, Диккенса, Стивенсона, Куппера, Конан-Дойла, Тургенева, Некрасова, Жюль-Верна, Майн-Рида, Луи Буссинара, Лондона, Станюковича. Отдельно стоит Ленин, Малая энциклопедия.
— Там еще второй ряд. Книги, которые мне интересны. Несколько твоих книжек, других ребят.
— Я люблю грубую лесть.
Он засмеялся.
— А вот, что я хочу тебе показать.
Он вытащил с полки «Иллиаду» Гомера и три тома Вегнера («Эллада» и два тома «Рима») старого издания.
— Как пишет! И факты, и мифология, а стиль!! Знаешь, я как минутку урву — так сюда. Очень хорошо. Валька пузырится только Сыграем в шахматы?
Сели. сгоняли четыре партии — три из них я проиграл по неосмотрительности. Тем временем, пришли из гостей Валентина Андреевна и его мамаша (после смерти отца он ее вызвал в Москву).