Дневники Фаулз
Шрифт:
Марк Твен «Простаки за границей». Вещь более смешная, нежели произведения двух моих любимых юмористов — Джерома К. Джерома и Тербера; и нетрудно понять почему. Оба они — не более чем плагиаторы, ворующие находки Клеменса. Джером прибегает даже к найденному тем имени: Харрис. А рисунки Тербера, прославивший его незамысловатый язык — это же чистейший Твен. Твен — неисчерпаемый источник вдохновения [568]
11 июля
Сон. Церковь или часовня. Я сижу на скамье, вокруг собравшиеся прихожане. И вдруг впереди вижу что-то необычное. Приглядываюсь: это же Дж. Мэнселл. Его выводят наружу. Внезапно ловлю себя на том, что все кругом не отрываясь смотрят на меня. Они стоят. А я сижу.
568
«Простаки за границей» — комическое изложение пешего путешествия священнослужителя Джозефа Твичелла по Германии, Швейцарии и Италии в 1878 г. Компаньоном последнего в этом походе становится некий м-р Харрис, нанятый «в качестве агента».
(У этого видения — явная игровая подоснова: зависть к Дж. Мэнселлу, сделавшему карьеру продюсера на Би-би-си и т. п. Презрение к Мэнселлу и чувство стыда при мысли о моем собственном положении.)
12 июля
Сон. Веду занятие, посадив на колени одну из моих учениц (самую некрасивую — Дриё). В такой ситуации не усматриваю ничего эротического; напротив, это вполне в порядке вещей. Чуть позже, когда я собираюсь продолжить объяснение материала, несколько девочек вдруг принимаются кричать и швыряться учебниками. Я решаю для вида уступить им, кончаю урок, думая про себя: «Ну что же, тебе преподнесли подарочек, нечего зверствовать». Но внутренне уязвлен их стремлением во что бы то ни стало поскорее покончить с занятиями.
(Это один из тех снов, какие посещали меня и раньше — про себя я называю их «школьными». Между прочим, именно Дриё выбрала и купила две пластинки, которые они недавно мне подарили.
Такие вот обрывки снов. И этим, и вчерашним утром я помнил их целиком, но не более полуминуты с момента, как проснулся. Помню только, что второй сон был определенно «школьный»; тот же, что привиделся мне утром 11-го, начисто изгладился из памяти; запомнился лишь момент в часовне.)
13 июля
Сон. В памяти не осталось ровно ничего.
14 июля
Сон. В нем были отчетливо различимы две темы; обе смутно брезжили в памяти, когда я очнулся. Но что это были за темы, позже не мог припомнить, как ни старался. (Последние два дня сны особенно противятся моим попыткам их вспомнить. Думаю, не случайно. Как это понимать: бессознательное стоит на страже своих тайн? Подобно жрецу, охраняющему тайну мистерий?)
16 июля
Сон. Преобладающая тема — комната для преподавателей. И еще одна, всплывавшая раньше.
(Проснувшись, вспомнил массу конкретных деталей. Но опять заснул, и все они канули в небытие.
Спать я лег с ощущением смутной тревоги и с ним же проснулся. Но в самом сне, по-моему, не было ничего тревожащего.)
17 июля
Сон. Ничего не запомнилось.
19 июля
Сон. Три эпизода. Один в Ипплпене. Иду по дороге — с М., О. и Э.? Вижу, как тропа сворачивает вправо. И знаю, что, поднявшись вверх, увижу за склоном чащобу, где часто резвятся кролики. Однако, преодолев подъем, обнаруживаю, что никакой чащобы в помине нет: напротив, передо мной расстилается просторная равнина — никаких кроликов и вообще ничего похожего на Девон. И вдруг вижу, как с дороги ко мне приближается старый фермер Мейджор. Ощущаю перед ним смутную вину.
Другой эпизод (до или после описанного? Не помню). Школа; как ни странно, она напоминает одновременно Бедфорд, Спеце и Эшридж. Каменные полы. От чего-то бегу, не чувствуя, впрочем, особенного страха. Взлетев по лестнице, оказываюсь на огромном чердаке — судя по всему, под самым куполом. Пытаясь сориентироваться в полутьме, спотыкаюсь о многочисленные препятствия. Стукаюсь головой о балки, выступающие из-под штукатурки. Двигаться трудно. Опасаюсь провалиться вниз сквозь перекрытия, но по-прежнему не испытываю панического ужаса. В конце концов нахожу дверь, через которую можно выйти с чердака.
Третий. Очень смутный. В толпе людей стою на платформе возле железнодорожных путей; по краю перрона с каждой стороны протянуто высокое заграждение. Похоже, все боятся, что лошадь не сможет через него перемахнуть, поскольку очень близко, почти рядом, еще одно заграждение. (Спустя небольшое время я увидел в кинохронике сюжет о том, как проходило международное дерби.) По путям проходит поезд. Под ноги падает черный квадратный ранец; в нем — фонарь и флаги. Судя по всему, он принадлежал проводнику. И вот появляется сам проводник. Он спрыгнул с поезда на полном ходу. Мы уходим? (Конец тонет в неопределенности.)
(По поводу первого эпизода. Помню: действительно был в наших краях уголок, откуда я любил наблюдать — и красть — кроликов Мейджора. Но сознание отказывается воскрешать это место в деталях; не отсюда ли столь нелогичная перемена декораций?
О втором. В чердаке под куполом узнаю два давних-давних случая, произошедших со мной. Экскурсию в Кентерберийский собор, где мне, как и другим, продемонстрировали просторное помещение под самыми сводами. И аналогичную экскурсию в Эшридж.
Третий. Фигура проводника. Незадолго до того за считанные секунды до крушения машинист действительно на полном ходу спрыгнул с поезда.)
1 августа
Напился. Семестр кончился, и мы с Флетчером порядком нахлестались. Нахлеставшись, я осознал, что в моей жизни он играет роль «'egout». Флетчер — мой 'egout [569] . Но не только это: нахлеставшись, я вступаю в диалог с грядущим. Хочу сказать: когда-нибудь в будущем люди научатся управлять ходом времени; тогда они вернутся в нашу эру и примутся нас разглядывать; с этими-то людьми я и вступаю в диалог.
Еще одно наблюдение: алкоголь способен заставить все на свете устремляться вверх. Ты вперяешься взглядом в какую-нибудь точку, и на твоих глазах все движется, движется. Возможно, алкоголь — лишь стимулирующий движение вверх наркотик, не более того.
569
Сточный желоб (фр.).
Эшридж. Я побывал там вместе с О. Огромное здание совершенно пусто. Мы обошли его, не встретив ни души; подчеркиваю: ни единой души. Вокруг страшное безлюдье. А сад по-прежнему ухоженный, пышный, безмятежный. Sic transit… [570] но для меня-то это кусок личного прошлого. Я ощутил странную, абсолютно неожиданную ностальгию. Колледж, похоже, безвозвратно обречен на закрытие. Как учебное заведение он перестанет работать уже через два месяца [571] . Но для меня в этих стенах еще витает дух девушек — Салли, Санчии и прочих; еще слышится многоголосый гул праздничных толп — и цветет сад. Сад — и девушки; это что-то вроде затерянного лабиринта — одного из тех петляющих и сбивающих с пути, какими полны минойские пещеры; никому неведомо, каково было их подлинное назначение. Словом, в Этридже я открыл для себя нечто, чего не в силах был подвергнуть анализу (знакомая тоска по уходящему времени, как своему, так и культурному, — не в счет); нет, там затаился древнейший, глубочайший, но еще живой миф. Только проникнуть в него не дано. Как бы то ни было, раз или два я явственно ощутил его дыхание, будто стоял рядом с тем, что случилось лишь вчера, будто был рядом с тем, чему только предстоит еще случиться. Есть ведь в природе и непреложные события.
570
Так проходит… (лат.)
571
Женскую школу второй ступени перевели в новое здание в Эйлсбери, а спустя еще год в поместье Эшридж найдет себе приют новое образовательное учреждение — Эшриджский колледж менеджмента; в этом качестве он существует и по сей день.