Дневники Клеопатры. Книга 2. Царица поверженная
Шрифт:
— Нет, конечно не знаю.
Этого боги мне не открыли.
— Они со своего берега воздавали хвалу нашему мужеству.
Мужеству… Да, это в духе богов. Беда, однако, в том, что политический вес придает не мужество само по себе, а успех. Антоний потерпел поражение, а вот Октавиан преуспел, и теперь чаша весов окончательно склонится в его сторону.
Гнев и скорбь нахлынули на меня с такой силой, что с моих уст сорвалось проклятие. Увидев испуганные глаза Эроса, я взяла себя в руки. Надо пожалеть мальчишку, ему и без меня досталось.
— Пожалуйста,
— Не хочу больше тебя огорчать, — возразил он.
Мы оба пытались щадить друг друга.
— Нет, пожалуйста, говори. Я должна знать.
— Тогда послушай о самом худшем.
Он выпрямился, расправив свои худенькие плечи.
— Был момент, когда казалось, что мы обречены — гибнем. Даже мой господин Антоний решил, что все пропало… Он… он приказал мне убить его, пронзить мечом…
Страшное воспоминание заставило юношу содрогнуться, я же почувствовала, как силы покидают меня.
— И ты?.. — прошептала я.
Как мог он решиться на такое? Как мог он отважиться бросить меня? Я знала, что военачальник на поле боя думает иначе, чем обычный человек, но должен же он был хоть на мгновение вспомнить о своей другой жизни. Неужели он хотел отбросить все? И полководец, и царь имеют обязанности частных лиц, которыми нельзя пренебрегать.
— Я взял меч, и он показался мне в сто раз тяжелее обычного. Я начал поднимать его. Но когда он сказал: «Отруби мою голову и закопай ее так, чтобы парфяне ее не нашли», — я не смог. Я убежал.
Я вцепилась в спинку стоящего рядом кресла. Он на самом деле отдал такой приказ? Меня замутило. Я огляделась по сторонам в поисках какого-нибудь сосуда, емкости, но ничего не нашла и бросилась к окну. Это было настолько отвратительно, настолько невыразимо — и меня вырвало в окно. Кислая рвота расплескалась по мраморным плитам террасы. Его голова! Его благородная голова!
Эрос тоже позеленел. Я увидела, как сжимается его горло.
— Господин вспомнил, как глумились враги над головой Красса. Как перебрасывали ее, словно мяч. Он не мог такого допустить.
Но мне по-прежнему было плохо. Подумать только: этот мальчик должен был обезглавить моего возлюбленного! В моем желудке уже ничего не осталось, но я цеплялась за подоконник и кашляла. Мне даже не было стыдно — все останется между нами.
— Но необходимости в том не было, — наконец сказал он тихо. — Как потом выяснилось, тревога оказалась ложной.
Выходит, если бы не Эрос, Антоний мог умереть из-за дурацкой ошибки.
— Хвала богам, что у тебя хватило любви и преданности отказаться!
— Некоторые считают, будто мой отказ говорит об отсутствии преданности. Во всяком случае, о неповиновении.
— Мне все равно! — заявила я. — Порой нужно выполнять повеление более высокое, чем приказ господина. Например, когда приходится выбирать между смертью и надеждой.
Я покачала головой и поискала салфетку, чтобы вытереть рот. Это было хуже любого сна, хуже ночного кошмара.
— Когда мы пересекли границу Армении, у нас не осталось иного выбора, кроме как делать вид, будто мы считаем царя Артавазда другом и верим в его отговорки. Но зимовать в Армении было опасно, и мы продолжили отступление через горы. Болезни и тяготы пути забрали еще восемь тысяч жизней.
Его рассказ приближался к концу. Я собрала последние силы, чтобы дослушать.
— Теперь Канидий ведет остаток армии к Антонию, ожидающему тебя в Леусе.
— Он ждет меня?
— Да. Ему нужны деньги и одежда для его голодных и оборванных людей. Ты — его единственная надежда.
О боги! Дойти до такого!
— Вот. Он написал тебе.
Эрос протянул зажатый в грязной руке свиток.
Я медленно развернула его. Первые слова Антония, обращенные ко мне со времени нашего расставания. Это было целую жизнь назад.
Моя самая дорогая, Эрос расскажет тебе все. Излагать случившееся в письме долго, мучительно и бессмысленно. К тому же писать мне мешает рана… Пожалуйста, приезжай ко мне, как только сможешь. Точное место ты можешь узнать у Эроса и капитанов кораблей. Со мной восемнадцать тысяч человек, все они нуждаются в одежде и деньгах, чтобы купить еду. Единственное мое желание — увидеть тебя.
Восемнадцать тысяч человек! В поход отправились шестьдесят тысяч великолепных легионеров! А где тридцать тысяч бойцов вспомогательных сил, что должны были его поддерживать? Сбежали как трусы и предатели, каковыми и являлись!
Я заметила, что Эрос уставился на меня.
— Восемнадцать тысяч человек? — произнесла я вслух. — Ему нужна еда и одежда для всех этих солдат?
Я посмотрела на море, бурлящее и темное. Сейчас, в разгар зимы, никто не рисковал отправиться в плавание.
— Антоний упомянул корабли. Он действительно ожидает, что мы поплывем к нему?
Эрос кивнул.
— Он сказал, что ты его не подведешь.
Неужели он приписывает мне чудодейственные силы? Или настолько лишился разума, что даже не подумал о весьма реальной для меня и любого, кто решится на столь безумное предприятие, возможности оказаться на дне морском?
Еще недавно я была так слаба, что не чувствовала себя способной выбраться за стены дворца. И что же теперь? Я поплыву по штормовому морю в Сирию.
— Отправляюсь к нему, — заявила я.
Если не утону в пути, мы скоро встретимся.
Глава 26
Я стояла на палубе триремы, качавшейся на якоре в гавани. Потребовалось время — и немалые деньги, — чтобы найти капитана, у которого хватило смелости (или безрассудности) выйти в бурное море. Разумеется, как царица я могла приказать командиру любого из военных кораблей; но в таком деле и в таких обстоятельствах я предпочитала действовать не принуждением, а убеждением.