Дневники Клеопатры. Книга 2. Царица поверженная
Шрифт:
— Мама! — прозвучал его голос у моего уха.
— Да пребудут с тобой боги, — шепнула я. — И да защитит тебя твой отец!
Да, пусть бог сохранит своего сына! Я крепко обняла Цезариона и не разжимала объятий очень долго. Но в конце концов я все-таки заставила себя отпустить его и отступить на шаг. Расстояние между нами в этот миг составляло меньше пары локтей, но мы уже разъединились; скоро нас должен разделить целый мир.
— Прощай, мой сын.
Я дождалась, пока он первый повернулся и поднялся по сходням на поджидавшую барку. Провожая
— Не покидай нас! — взывала я из самой глубины сердца. — Не покидай нас сейчас!
Печальный обратный путь наша ладья проделала без паруса, ибо Нил сам нес ее вниз по течению. Барка Цезариона, удаляясь, становилась все меньше, потом превратилась в точку и исчезла. У Канопского рукава мы по каналу подплыли к храмовой пристани Гелиополиса. Сходить на берег я не собиралась, но хотела послать приветствие Накту. Он, однако, удивил меня тем, что сам поспешил к причалу в сопровождении двоих жрецов в белых одеждах. С моего разрешения он поднялся на борт.
— Божественная царица, — сказал он, отвесив низкий поклон, — я благодарен судьбе за то, что мы встретили тебя здесь. Это ответ на мои благоговейные мольбы, ибо у нас имеются важные новости, которые нельзя доверить гонцу. — Он указал на двоих жрецов. — Это мои братья по служению богам, прибывшие из храмов Фил и Абидоса.
Я удивилась, ибо даже не решалась молиться об этом. Но вот они здесь, в ответ на невысказанное.
— Очень рада вас видеть, — приветствовала их я.
Два самых почитаемых паломника храма Исиды и Осириса сами явились ко мне в лице своих служителей.
— Мы доставили тебе важные известия, — промолвил тот, что повыше ростом, прибывший из Фил. — Народ Верхнего Египта готов сражаться за тебя.
Я была растрогана до глубины души. Значит, они признавали меня — царицу из рода Птолемеев — египтянкой. Предложение воевать на моей стороне являлось и доказательством этого, и жертвой. Я, однако, не могла ее принять.
— Объяви людям, что я благодарю их за верность обетам. Проявленная ими любовь трогает меня до глубины души и как царицу, и как их соотечественницу. Но я не должна навлекать на мой народ лишние бедствия и страдания.
Попытка египтян оказать сопротивление двадцати римским легионам стала бы совершенно бессмысленной. Если даже Антоний с помощью своих войск не надеялся удержаться на рубежах Нила, на что могли рассчитывать они?
— Но?.. — Жрец из Абидоса выглядел обескураженным.
Я воздела руки.
— Не думай, что я не ценю такое великодушное предложение. Но сопротивление было бы напрасным, и я не допущу, чтобы мои подданные приняли участие в безнадежном деле и навлекли на себя тяжкую кару.
Кажется, мои доводы убедили их, они склонили головы.
— Но есть две важные услуги, оказать которые можете вы, и только вы.
Я увела их в свою личную каюту и там отдала распоряжения. Жрец из Фил был предупрежден о моем завещании, которое доставит в его храм Олимпий, а Накт получил секретные указания. Ему надлежало выполнить их, когда придет время. Таким образом, по несказанной милости Исиды я сумела обеспечить как продолжение своей жизни, так и ее достойное завершение.
Глава 47
— Подсыпь еще в этот угол!
Антоний приказал слуге опрокинуть корзину, наполненную розовыми лепестками, в указанное место.
Тот повиновался, и на пол пролился дождь нежнейших белых и красных лепестков. В воздухе распространилось благоухание.
— Ну разве не прелесть? — спросил Антоний, голос которого не выдавал ничего, кроме легкого любопытства. — Хотел бы я знать, почему никакая, блокада не способна воспрепятствовать провозу предметов роскоши. Предполагается, что Киренаика занята вражескими войсками, Паретоний в руках Галла, но корабли со свежими розами каким-то чудом ухитряются добираться до нас.
— Полагаю, в глазах Октавиана такие грузы не имеют значения.
И впрямь — все, что служит красоте, его люди пропускали беспрепятственно, поскольку считали, что это никак не увеличивает силу противника. Но тут они ошибались: припасов у нас хватало, а такие приобретения радовали и подкрепляли.
— Похоже, мы снабжаемся и питаемся лучше, чем любые другие жертвы осады в мировой истории. Они взяли нас в кольцо вместе со всеми нашими ресурсами и богатствами, — сказал Антоний, поднял массивный золотой кубок и наполнил его, после чего принюхался, заглянул внутрь, и глаза его расширились: — Лаодикейское! — Он осторожно пригубил напиток. — И я полагаю, склады полны им. Да, вот так осада!
Я последовала его примеру: а почему бы и нет? Не оставлять же Октавиану. Лучше все выпить или превратить в уксус. Вино имело богатый насыщенный вкус, полный воспоминаний об осеннем солнце. Я подержала его во рту, а потом облизнула губы.
— Как думаешь, двадцати амфор на сегодня хватит? — спросил Антоний, указывая жестом на ряд сосудов.
— Да их хватит на целый легион! — ответила я. — Если ты, конечно, не ожидаешь…
— Шучу. Это все напоказ. Сегодня мы должны продемонстрировать изобилие и расточительность, уподобившись Нилу во время разлива. Будем буквально лопаться от изобилия, как перезрелый арбуз.
— Такой же перезрелый, как твое сравнение? — уточнила я, приглаживая волосы на его голове.
Его голова… То, чего хочет Октавиан. Каждому из нас предлагают убить другого. Ирод советовал Антонию отделаться от меня, Октавиан написал мне то же самое насчет Антония. Однако мы вдвоем собираемся задать пышный пир, который станет посрамлением и вызовом им обоим.
— А я думал, тебе нравятся все мои причуды, — сказал он. — Я не знаю меры ни в порывах и желаниях, ни в еде и питье, и тем более не стану ограничивать себя ни в словах, — он наклонился и поцеловал меня, — ни в поцелуях.