Дневники няни
Шрифт:
С кормы доносятся вопли, и Сайма в панике мчится мимо нас. Ее преследует Дарвин с горящей зажигалкой от Тиффани.
— Дарвин, — небрежно журит его мать. — Я просила тебя лишь помочь Сайме, а не сжигать ее!
Весело смеясь, она берет у него зажигалку, опускает крышечку и отдает покрасневшей Сайме.
— Смотрите, — строго наказывает она, — чтобы в следующий раз он не бегал с ней. Надеюсь, не стоит напоминать вам, что это подарок его деда!
Сайма, не поднимая глаз, принимает серебряный цилиндр. Потом берет Дарвина за руку
Миссис Цукерман наклоняется ко мне, и золотые буквы на ее очках сверкают.
— Мне так повезло! Мы почти как сестры.
Я улыбаюсь и киваю. Она кивает в ответ.
— Пожалуйста, передайте привет маме Грейера и обязательно скажите, что я добыла для нее потрясающего адвоката по бракоразводным делам. Он выиграл моей подруге Элис десять процентов сверх оговоренного в брачном контракте.
Я инстинктивно кладу руку на голову Грейера.
— Что же, желаю приятно провести время.
Она перекидывает волосы на другое плечо и возвращается к свалке вокруг торта. Полагаю, пребывание мистера N. в Йель-клубе стало общеизвестным достоянием.
— Ну, Гров, как насчет торта?
Я перебрасываю его на другое бедро, поправляю галстук и касаюсь щеки, на которой все еще пламенеет отпечаток.
У него совершенно мутные глаза. Очевидно, бедняга измучен не меньше меня.
— Живот болит. Мне нехорошо, — бормочет он.
Я лихорадочно вспоминаю, где видела туалет.
— Как именно болит? — спрашиваю я в надежде отличить симптомы морской болезни от страданий четырехлетнего ребенка.
— Няня, я…
Он стонет, прежде чем рвануться вперед и согнуться в приступе рвоты. Я едва успеваю направить струю за борт, в воды Гудзона, так что на мой свитер попадает едва ли треть.
— Гровер, ты очень устал, — шепчу я, гладя его по спине. Вытираю его рот ладонью, и он согласно кивает в ответ.
Два часа спустя Грейер держится за ширинку и нетерпеливо притопывает кроссовками в вестибюле собственной квартиры.
— Гров, пожалуйста, продержись хотя бы еще секунду. Я изо всех сил толкаю дверь, и она наконец поддается.
— Давай же! Беги!
Он пулей проскакивает мимо меня.
— Ой!
Слышится грохот. Я открываю дверь чуть шире и вижу Грейера, распростертого на груде пляжных полотенец. Рядом валяется картонка для шляп.
— Грейер, ты в порядке?
— Вот было классно, Нэнни! Тебе следовало бы видеть это, приятель! Стой здесь, я сейчас повторю.
— Ну уж нет.
Я сажусь на корточки, стаскиваю с него «найки» и загаженную ветровку.
— В следующий раз тебе может не повезти. Иди писай.
Он убегает. Я осторожно переступаю через картонку, гору полотенец, два пакета с эмблемой «Лилли Пулитцер» и мешок с брикетами древесного угля. Значит, мы либо отправляемся в Нантакет, либо переезжаем в предместье.
— Нэнни, это вы?
Я оглядываюсь и вижу, что обеденный стол полностью завален летней одеждой мистера N. То есть теми вещами, которые мы с Конни не запаковали.
— Да. Мы только что приехали, — откликаюсь я, отодвигая два пакета от Барниз.
— Вот как?
Появляется миссис N. с охапкой кашемировых свитеров в пастельных тонах. При виде меня она слегка морщится.
— Почему вы так испачканы?
— Грейеру стало плохо…
— Мне хотелось бы, чтобы вы лучше следили за тем, что именно он ест на этих праздниках. Как миссис Цукерман?
— Передает вам привет…
— Она так изобретательна. Устраивает лучшие дни рождения во всем городе!
Она выжидающе смотрит на меня, очевидно, желая услышать подробности, вплоть до театра марионеток и комедии дель арте. Но я слишком измотана.
— Она… э… просила сказать…
— Да?
Я собираюсь с духом.
— Она… говорит… что знает… очень хорошего адвоката…
— Нэнни, — ледяным тоном заявляет она, — это одежда моего мужа для поездки в Нантакет.
Она отворачивается от меня, и ее голос мгновенно становится задорно-жизнерадостным.
— Я сама еще не начала собираться. Никто не может объяснить, какая ожидается погода. Некоторые наши друзья сварились, другие же едва не превратились в сосульки.
Она бросает свитера на стол, посылая во все стороны мячики свернутых теннисных носков.
— Мария!
Из кухни немедленно возникает Мария:
— Да, мэм?
— Не могли бы вы сложить это?
— Да, мэм. Сейчас.
Она снова исчезает на кухне.
— Не собираюсь брать с собой гору чемоданов, но и не желаю стирать, пока я там, и к тому же понятия не имею, есть ли на острове приличная химчистка. Кстати, хорошо, что вспомнила. Мы улетаем пятнадцатого, ровно в восемь утра.
— Это пятница?
Она непонимающе смотрит на меня.
— Простите, не собиралась перебивать вас, но пятнадцатое — день окончания университета.
— И?..
— Следовательно, я не смогу уехать в восемь…
— Вряд ли из-за вас мы сможем задержаться в городе, — бросает она, направляясь к валяющимся в холле пакетам.
— Нет, но дело в том, что моя бабушка устраивает вечеринку в мою честь, так что до субботы я должна оставаться в городе, — продолжаю я, следуя за ней.
— Но аренда начинается в пятницу, так что нам нельзя откладывать отъезд, — отвечает она, словно объясняя очевидную истину Гроверу.
— Понимаю и наверняка сумею прибыть автобусом в субботу. Часам к пяти или около того.
Я тащусь за ней в столовую, где она прибавляет пакеты к общей груде.
— То есть вы хотите сказать, что из четырнадцати дней, которые вы должны были провести с нами, два дня будете заняты в другом месте? Не знаю, Нэнни. Просто не знаю. В пятницу мы приглашены на ужин к Блюверам, а в субботу — на барбекю к Пирсонам. Просто не знаю. — Она вздыхает. — Мне нужно подумать.
— Мне искренне жаль. Будь это что-то другое… но не могу же я пропустить церемонию выдачи дипломов!