Дневники св. Николая Японского. Том V
Шрифт:
— А вот это я хотел представить на ваш суд.
И начал читать стихотворение своего сочинения: «Притча о сеятеле». Переложение Евангельской — довольно хорошие стихи, за исключением нескольких неудачных выражений, совсем не идущих к Спасителю.
— Позвольте посвятить вам, — говорит.
— Избавьте от этой незаслуженной чести.
— Нет, пожалуйста.
— Ну, как вам угодно.
Оставил рукопись в мое владение и отбыл.
Семинарист Пимен Усуи, вернувшись из Одавара, рассказывал о состоявшемся там у его отца, о. Василия, 29 числа, в прошедший четверг, собрании катихизаторов ведомства о. Василия. «Отсутствовали диакон Иоанн Оно и ,,ходзё“» Иоанн Мори — по болезни, прочие все были, и собрание было оживленно; а назавтра собравшиеся устроили совместную проповедь, весьма успешную, продолжалась она с 7 до 10 часов вечера; служителей, христиан и язычников была полна Церковь, и никто не вышел во все продолжение речей, говоренных на разные темы религиозного содержания разными проповедниками,
— На другой день проповеди являлся ли кто–нибудь из слушавших язычников просить продолжения научения? — спросил я у Пимена.
— Три человека приходили за этим к отцу.
Слава Богу и за это! Но, вероятно, больше бы пришло, если бы накануне проповедь была более содержательною.
20 августа/2 сентября 1901. Понедельник.
С девяти часов отслужен молебен перед начатием учения. Пред многолетием я сказал краткое поучение о необходимости всегдашней молитвы, как для испрошения у Бога мудрости, так и для очищения души, ибо «в злохудожну душу не внидет премудрость», — и молитвы душевной, внимательной — а не телом только стоять на молитве, отсутствуя душой, ибо и для тела бесполезно, если только прийти и постоять у воды, а не мыться ею. В пример того, как Бог по молитве открывает разум, рассказано о чудесном просветлении разума Святого Романа Сладкопевца и Преподобного Сергия Радонежского, когда он был отроком.
По выходе из Собора Елисавета Котама представила новых учениц, ныне поступивших в школу, девочек четырнадцать. Ученики Семинарии и Катихизаторской школы пришли просить на симбокквай сегодня вечером — дал 5 ен. Пришли и из Женской школы — и туда дал 5 ен. Вечером они и справляли свои симбоккваи.
Но прежде того, с половины второго часа было в Семинарии собрание Сейненквай, прощальное с о. Симеоном Юкава, по случаю отправления его на Формозу. Василий Ямада поместил в своей газетке известие, что «на Формозу для проведения, мол, назначен Собором о. Семен»; все обрадовались, что на Формозе начинается православная проповедь; выражали эту радость многие своими письмами; сегодня то же было на прощальном собрании; это служило темою всех речей. Когда и мне предложили сказать что–нибудь, я поправил вышедшую ошибку, разъяснив, что о. Семен посылается не для проповеди язычникам, а для посещения и утешения рассеянных там по острову православных христиан, что проповедника для Формозы Церковь, к сожалению, не может уделить, да и годного для службы в такой дали трудно найти, а вот пусть кто–нибудь из присутствующих учеников воспитает в себе решимость сделаться проповедником для Формозы — он и будет по окончании курса отправлен.
После угощения на собрании о. Семен прибыл ко мне и снабдился всем необходимым для путешествия: запасными Святыми Дарами, крестильным ящиком, облачением, иконами, крестиками, книгами, наконец, деньгами — 100 ен. Послезавтра он отправляется по железной дороге в Кобе, чтобы сесть на пароход, идущий на Формозу.
Был Павел Ниццума, расстрига, недавно письмом спрашивавший позволения явиться ко мне, чтобы рассказать подробности бывшего с ним (якобы) чуда, которым Ангел—Хранитель удержал его от перехода в протестантство, чтобы потом рассказать о сем чуде на Сейненквай, вообще — широко оповестить о нем. Я на письмо ему не ответил, не желая видеть его; но он, тем не менее, прибыл.
— Что же это за чудо, о котором вы писали? — спрашиваю.
— Вот видите этот крестик и этот шнурок? Крестик был на шнурке и на моей шее и никак не мог спасть с шнурка, который был крепко завязан. Между тем, я, проснувшись, нашел его около себя снятым с шнурка. Это сделал Ангел—Хранитель, и я понял, что он этим дает мне знамение запрещения оставить Православную Церковь.
— Рассказываемого вами чуда я отрицать не берусь. Но чтобы признать его действительным чудом, мне нужно надежное удостоверение, кроме ваших слов. Помолитесь вашему Ангелу—Хранителю, чтобы он удостоверил меня в чудесном явлении вам; если это сделано для блага вашего, то для того же может быть и подтверждено. Но, не получив сего удостоверения, я не даю вам позволения рассказывать о вашем чуде на собрании молодых людей (Сейнен–квай), или где бы то ни было. Конечно, я вам язык связать не могу, но вы не должны нигде упоминать моего имени, или говорить, что я дозволил вам рассказывать.
— После этого чуда протестантам я решительно отказал. Сколько раз они писали мне и приходили ко мне, зовя на службу к себе!
— Какой секты эти протестанты?
— Епископальной (кантоку кёоквай).
Я не сказал ему своего сомнения в том, чтобы епископалы звали его, расстригу, на свою церковную службу — заметил только:
— Вы
На этом месте прервали меня, подав карточку от двух епископальных миссионеров. Я сказал Павлу Ниццума, что «больше и не имею ничего сказать ему», благословил и отпустил его, и принял Reverend Armine King и с ним Reverend Trollope, корейского епископального миссионера, направляющегося домой, в Англию, на отдых, после семилетнего труда в Корее. Кинг говорил о нашем переводе Нового Завета, хвалил, но и сделал несколько замечаний, недостаточно основательных, однако. Троллоп рассказывал о своей миссии в Корее, что успехами они еще не могут похвалиться, но что епископ Корф и не желает скороспелых успехов. Оба они пожелали приобрести несколько наших православных книг; я их повел в нашу книжную кладовую и снабдил всем, что они хотели иметь.
Наставники сегодня сделали распределение уроков; ученики получили на руки книги. Все приготовлено, чтоб с завтрашнего дня начать школьные занятия.
21 августа/3 сентября 1901. Вторник.
Школы начали занятия. Мы с Павлом Накаи начали продолжение исправления перевода паремий — с сорок седьмой. Занятия, как и прежде: с половины восьмого утра до двенадцати, с шести вечера до девяти. Сегодня за это время исправили четыре паремии.
Во время утреннего занятия вчерашние посетители Кинг и Троллоп прислали письмо с благодарностью за ласковый прием и с пожертвованием двадцати ен на Церковь, так как я вчера не хотел взять с них за книги, которых было ен на десять. (Для этого Троллопа Reverend King когда–то выписал, чрез меня, из России, Картины Священной Истории, про которые тот вчера говорил, что они очень полезны ему в разговорах с корейцами).
О. Петр Сибаяма привез из Нагоя эмалированный крест, сооруженный японскими христианами, на их собственные пожертвования, как памятник о. архимандриту Анатолию. Крест вышиною в шесть футов и великолепно сделан, стоит 600 ен. Снимок, в увеличенном размере, с напрестольного здешнего креста с эмалью. Теперь остается сделать к нему подставку, которая должна быть очень тяжелою, после чего он будет установлен в Соборе, направо, в соответствии с плащаницей, стоящей на левой стороне.
Был Тимофей Циба, христианин из Оою, один из первых по времени и лучших тамошних христиан. Отец его не мешал ему исповедать христианскую веру, но сам до сих пор был завзятым буддистом. Наконец, молитвы сына и прочих домашних превозмогли; благодать Божия коснулась сердца старика. Он недавно принял крещение, и теперь такой же усердный христианин, каким был прежде усердным буддистом: неопустительно совершает все ежедневные молитвы, никогда не пропускает общественных молитвенных собраний. Тимофей очень счастлив всем этим.
О. Петр Кавано пишет, что «Иосиф Окада опять сошелся с женою, все еще католичкою, и она не мешает ему отправиться в Катихизаторскую школу. Просит поэтому о. Петр дозволить ему прибыть в школу, и даже снабдить средствами на дорогу». Теперь может прибыть. Послана Окада телеграмма о сем и переведено телеграммой десять ен на дорогу.
22 августа/4 сентября 1901. Среда.
Из Сиракава письмо за подписью около десятка христиан: жалуются на то, что три–четыре христианина из старых захватили там все церковные дела и верховодят по своему произволу; выживают оттуда всех катихизаторов, которые покушаются не слушать их: так выжили прежде Савву Ямазаки, так теперь прогоняют Симона Тоокайрина; силу придает им о. Павел Савабе, с которым они всегда сносятся и от которого получают распоряжения. Теперь от него же получили они уведомление, будто на Соборе все священники были против назначения Тоокайрина в Сиракава (?!), и только о. Тит желал его, поэтому и воздвиглись на Тоокайрина, между тем как он хороший катихизатор и нравится всем в Сиракава, кроме этих верховодов. Просят христиане усмирить сих последников и уладить Церковь в Сиракава, пока она вконец не расстроилась. — Кроме этого письма, получено и другое о том же — от телеграфиста, родом из Ициносеки, но служащего в Сиракава; этот еще резче винит тех трех–четырех коноводов и заправляющего ими о. Павла Савабе. — Жаль, что письма получены поздно: Симон Тоокайрин уже перемещен. О. Тит скрыл от меня многое о Церкви Сиракава; жаль, что он такой малодушный. — Ответил я авторам письма, «чтобы они хранили с своей стороны мир и тишину, смирение и любовь». Пока больше ничего нельзя сделать. На о. Савабе подействовать невозможно, чтобы он не мутил Церковь, а раздражить его опасно, еще больше станет мутить. Более крепкого священника туда нужно — но кого? Подай, Господи!