Дневники св. Николая Японского. Том V

Японский Николай

Часа в два посетил Миссию проезжий здесь князь Алексей Долгоруков, едущий во Владивосток и Николаевск по золотопромышленному делу. Показал ему Токио с колокольни, потом школы. Служит он в Министерстве иностранных дел. С семейством князя Мещерского хорош, в Дугине бывал.

Катихизаторы начинают собираться на Собор.

22 июня/5 июля 1900. Четверг.

В десять часов начался выпускной акт в Женской школе. Я пошел в рясе и панагии. Пропели молитву, прочитала инспектрисса Такахаси списки; я роздал свидетельства окончившим курс девяти воспитанницам, потом первым по всем другим классам — похвальные книжки, потом — по куче книг богословских кончившим, в напутствие; за сим сказал им поученьице, что, мол, «пусть душою никогда не расстаются с воспитавшею их школою, как душевно

не расставались с родителями, будучи в школе; а это будет, если они станут жить всем лучшим, что усвоили в школе: привыкли здесь молиться — пусть всегда молятся, часто очищали и питали душу святыми таинствами — всегда пусть и наблюдают это; жили здесь в мире и любви между собой — пусть всегда со всеми живут мирно и в христианской любви, трудились, исполняли свой долг здесь — пусть это будет их обычаем на всю жизнь. «Храните душевную и телесную чистоту, в коей соблюдались здесь. Точно лилии полевые вы цвели здесь, точно беззаботные птицы росли, но уже вы выросли, воспитали в себе силы душевные, теперь в дело употребляйте их. В мир вы выходите, там борьба добра со злом — будьте воительницами Христовыми, побеждайте добром злое, не дайте победы злу над собою. — Вождь ваш Христос — вечно с вами, и Ангелы Божии готовы всегда охранять всех… В душах ваших горит ныне свет веры, свет благодати Божией — не дайте дуновению мира погасить его, освещайте им путь себе и другим, согревайте этим теплым светом себя и других — да поможет вам в этом Господь!»…

После сего одна из выпускных прочитала Благодарственный адрес школ. Затем остающиеся старшие воспитанницы пропели выходящим прощальную песнь. Стихи их собственного сочинения, на ноты положил Кису, пропели очень стройно. Потом одна из них прочитала поздравительный адрес выпускным. За сим воспитанницы второго класса пели свои стихи — тоже очень мило.

Наконец выпускные запели свою прощальную песнь — шесть строф очень милых стишков их собственного сочинения. До слез трогательно это милое распеванье пташек друг дружкам — улетающим и остающимся; и сами они большею частью не удерживаются от всхлипываний и усиленных сморканий.

По пропетии заключительной молитвы начальница школы Елисавета пригласила на чай, который был приготовлен в большой классной во втором этаже; выпускные угощали, разнося чай и печенье.

На Симбокквай я дал ученицам 6 ен.

Часа в два был изучающий русский язык японский штабс–капитан Цубои Кейици, намеревающийся отправиться в Петербург. Дал ему карточки к о. Феодору Быстрову, который может познакомить его с офицерами в Инженерном Замке, и к Феодору Янсену, который на первое время может помочь ему своим знанием японского и русского языка.

23 июня/6 июля 1900. Пятница.

С девяти часов был выпускной акт в Семинарии и Катихизаторском училище.

Молитва, чтение слов, раздача наградных книг первым, не исключая и выпускного первого в Семинарии, вручение свидетельств об окончании курса выпускным семинаристам. Напутственная речь от меня выходящим ныне на службу Церкви. Главные мысли: «Ныне здесь, как древле в Иудее и Самарии: жатва многа, делателей мало… Молитесь Господину жатвы да вышлет делателей… Кто говорил это? По человечеству — нам подобный, сокрушавшийся малым числом делателей, по Божеству — могший мгновенно выслать тысячи делателей. Но Он не сделал этого, а только заповедал молиться. Стало быть — такой закон, что делателей и должно быть мало, но они постоянною молитвою должны возгревать в себе ревность и силы работать за многих. Итак, хотя и мало вас, бодро выходите!.. Призываетесь вы к сему как японцы, как христиане, как воспитанные для дела проповеди. Как японцы воодушевитесь ревностью снять позор с вашей страны, которую ныне все иностранцы считают не способною к принятию христианства, грубою, материалистичною; как христиане — чтобы не грешить и не лицемерить, произнося „Отче наш, да святится имя Твое“, тогда как о бок с нами наши братья, не знающие Отца Небесного; как воспитанники для православной проповеди — чтобы приводить ваших братьев в ограду истинного Пастыря, мимо оград многих не истинных», и так далее.

Воспитанник четвертого класса (старшего из остающихся) прочитал поздравление выпускным. Пропели ученики стих — в том же смысле. Пение ныне, не как в прошлом году, было очень хорошее; жаль только, что очень уж краткое. Выпускной (Зилот Моки) прочитал благодарственный за воспитание адрес, после чего пропели

молитву; я дал 6 ен ученикам на Симбокквай, поблагодарил учителей за труд, и Иван Акимович Сенума, начальник Семинарии, пригласил гостей на чай, который был приготовлен в столовой. На печенье к сему дано было мною по 10 сен на гостя; ученикам же по 3 сен — на кваси для прибавления к их обеду.

Из Семинарии ныне выпущено на проповедь семь, из Катихизаторской школы — шесть; одного из Катихизаторской школы учителя просили рекомендовать, как и семинаристов, прямо в «фукуденкёося», ибо по способностям и успехам очень отличается от прочих учеников Катихизаторской школы. Я согласился на это. Однако же старика Кобаяси учителя оставили без всякого балла, так как он никому ничего не отвечал, а читал только по книге — почему никто не знает, усвоил ли он учение и может ли преподавать язычникам. Я сказал ему, что если он желает быть назначенным на проповедь, то должен подвергнуться экзамену священников, имеющих прибыть на Собор. Он согласился.

Пересмотр статистических листов Церквей (кейкёохёо) и составление по ним отчета к Собору.

24 июня/7 июля 1900. Суббота.

Выслушивал рассказы о своих Церквах некоторых из пришедших катихизаторов, также о. Петра Кавано, которому, наедине, дал порядочный нагоняй зато, что его исповедная ведомость почти пуста — исповедавшихся и причастившихся до крайности мало, а в некоторых Церквах — ни одного; показал ему, для сопоставления, ведомость о. Павла Морита, где почти нет не исповедавшихся; стало быть, этот заботится о духовном преуспеянии вверенных ему христиан, а он, о. Петр, нет. Снес о. Петр укор смиренно, но едва ли будет польза; уж таков характер. Зато в другом, практичном, куда как хорош! Привез в подарок бутылку церковного вина собственного приготовления: вкус и цвет очень хорошие; беспримесность — несомненная, только сахара немного прибавил в виноградный сок, и это, собственно, для того, чтобы вино не давало плесени. Пять лет трудился над производством церковного вина. — Опыты были неудачные; наконец, вот приспособился производить ныне принесенное; бутылке год — вкус и цвет отлично сохранены; ничтожную примесь сахара, которого и в натуральном винограде очень много, можно извинить. Итак, я одобрил вино для церковного употребления и отдал бутылку иподиакону Кавамура для употребления на Литургии в Соборе.

Из Китая известия самые отчаянные. Из трех оставшихся несожженными Посольств английское тоже сожжено. В двух ныне ютятся все пекинские иностранцы; выдержат ли эти два, Бог весть; и кто в них, тоже неизвестно; русские, в том числе о. Иннокентий, целы ли, неизвестно. Адмирал Алексеев, несомненно, торопится отправиться в Тяньцзин на спасение пекинцев, но войск у него еще мало; может случиться то же, [что] с аглицким адмиралом Сеймуром; китайцы прогонят обратно с дороги; скоро ль составится нечто внушительное для китайцев, и не опоздает ли все это для спасения европейцев в Пекине, Бог весть!

25 июня/8 июля 1900. Воскресенье.

Ночью, в двенадцатом часу, прибыл о. архимандрит Хрисанф, начальник Корейской Духовной Миссии. Привез из Нагасаки письмо от о. Иоанна Кронштадтского, при котором он посылает в Миссию несколько церковных вещей, ящик с которыми еще не получен из Нагасаки. Письмо и ящик посланы были из Кронштадта с одним из судовых капитанов. Очень порадовало это благословение Японской Церкви от досточтимого о. Иоанна.

До Литургии крещено несколько взрослых и младенцев. Я повел о. Хрисанфа посмотреть, как совершается здесь это.

После Литургии были, между прочим, Тихаи: Игнатий, Димитрий и Александр — дети Якова Дмитриевича. Мать отпускает обоих младших сынов со старшим в Россию, куда на днях они и направляются.

С двух часов мы с о. Хрисанфом выслушали собирающихся священников и катихизаторов. Оказывается о. Хрисанф человеком серьезным, что тем более приятно, чем менее ожиданно (так приучили меня миссионеры к легкомыслию — о себе!). Все время о. Хрисанф высидел со мной, хотя я переводил ему самое общее.

А после девяти часов, когда прекратились визиты, какими еще серьезными вопросами закидал о деле Миссии! Как ему начинать в Корее? Не нужно ли набирать школу с младенцев? Как производить катихизации? И прочее, и прочее. Я с редким удовольствием проговорил с ним до одиннадцати. Видно, и взаправду приехал в Корею миссионер. Помогай Бог ему!