Дневники св. Николая Японского. Том V
Шрифт:
В два часа план храма отдан подрядчику Кодзима для обстоятельного соображения, сколько бы стоила постройка.
В три часа была Мария Моцидзуки из Сакасита, ныне живущая с мужем здесь, в Кёото (та Мария, над которой Господь явил чудо исцеления ее во время крещения). Ныне — здорова и счастлива своим полным согласием с мужем, который прежде очень обижал ее. Муж ее занимается ремеслом закладчика; живут они близ большой кумирни Хонгвандзи и Буддийской Академии, поэтому закладываются у них почти исключительно бонзы и студенты; Мария прекомично рассказывала, как молодые бонзы приносят в заклад для гулянки свое духовное платье и даже своих идолов. Все знают, что муж ее Фома и она — христиане, часто ведут с ними религиозные прения, безобидные и бесполезные, впрочем. —
— Видишь, Петр называется «камнем, на котором созидается Церковь» (Мф. 16, 18).
— А видите, Петр называется «сатаною», — указывает она стих 23.
И так далее. Они, наконец, оставили ее в покое.
Часу в восьмом вечера Оониси, подрядчик, прислал свой расчет, сколько будет стоить храм; оказывается: 7.600 ен с лишком; соображение преподробное, но скороспешное; многое, конечно, придется изменить — вверх, или вниз цены, смотря по предметам.
Были затем Фома Моцидзуки с дочкой лет четырнадцати, у которой улыбка счастливого детства не сходит с лица. Фома также в наилучшем христианском настроении; так как он мастер говорить, то внушал ему убеждать бонз и студентов учиться христианству. — Были и еще христиане, и долго шла у нас тихая и задушевная христианская беседа.
27 июля/9 августа 1900. Четверг.
В Кёото и Оосака.
С поездом в семь часов утра мы с о. Симеоном отправились в Оосака посетить о. Сергия Судзуки, небывшего на Соборе по болезни, и взглянуть, в порядке ли все у него. Оказалось все в отличном порядке, поскольку надо для наружности: в Церкви и в комнатах везде чисто, все прибрано; наружи также — нигде сора и грязи, как бывало прежде; и ремонта здания не требуют, кроме небольшой течи в крыше и перемены износившихся циновок на некоторых татами.
Разговор с о. Сергием, между прочим, о Петре Такеици, бывшем катихизаторе, отставленным за развод с женой без законных причин. Просит Такеици давно уже перевенчать его с вновь найденной им для вступления в брак. По церковному закону это нельзя, потому я до сих пор не давал разрешения. Но, во–первых, если бы он и хотел вернуть к себе свою законную жену — этого невозможно сделать: она давно уже замужем за другим (язычником) и даже дитя имеет от этого мужа; во–вторых, не повенчать его — станет жить блудно. Итак, сказал я о. Сергию: пусть вменится ему в епитимию почти трехлетнее его безбрачное житие доселе; к сему пусть присоединится еще один год епитимии — год, нужный и для того, чтобы он хорошо познакомился с нынешней своей невестой, бывая часто в доме ее родителей, и уверился, что вперед не случится с ним прежнего несчастия; и по истечении сего года пусть о. Сергий повенчает их. Но пусть это, по возможности, не разглашается, чтобы не возбудило злоупотреблений.
Спрашивает о. Сергий, можно ли начало всенощной перенести с шести часов на семь, как просят христиане? Можно.
Советовал я ему выслушивать все мнения христиан во время собраний по церковным делам и следовать лучшему, свое ли то, или чужое (ибо жалуются на него, что он нетерпелив и никого не слушает).
Все эти разговоры вели мы втроем. Затем был разговор общий в присутствии катихизаторов и некоторых христиан. Из последних особенно замечательны Лука Мацукава и его друг, бывший католический катихизатор, — оба главные из перешедших в последнее время в православие католиков. Мацукава — настоящий артист по части вязания, и работы его и учеников его украшают церковный дом. В комнате, где производятся церковные собрания, стоит стеклянный шкаф с большим горшком, в котором огромный цветочный куст — издали натуральное живое растение: здесь
Пообедав втроем принесенным из гостиницы японским кушаньем, мы с о. Симеоном скоро же отправились обратно в Кёото к нашим главным делам. По приезде нашли письмо архитектора Мацуморо, которым он извещает, что начальство позволило ему взять на себя нашу работу, и потому он согласен. Мы положили завтра утром позвать его для подробного переговора и совещания.
Вечером подрядчик Кодзима принес свои соображения (цуморигаки) касательно цен на материалы и работы по постройке храма: у этого вышло почти десять тысяч ен.
Были вечером: заштатный о. Иоанн Оно, косметик Павел Сато, отставной воин Василий Масаока. Последний сразу останавливает на себе внимание оттенком затаенной печали на своем лице. И действительно, есть о чем печалиться ему; рассказал он ужасные вещи: был он на минувшей Китайской войне, попался в плен вместе с двумя товарищами; на глазах у него китайские солдаты замучили его товарищей: ножами вырезали куски мяса из них — живых, отрезали нос, уши и тому подобное и в заключение убили. Масаока упал в обморок, когда мучили второго, и его не стали мучить, а связанного посадили под стражу. Ночью караульный его заснул, а он перетер сзади связывавшую руки его веревку о камень стены, освободился и камнем размозжил голову спавшему караульному, сбросил свое платье, надел снятое с убитого и пустился бежать, но второпях он надел только верхнее платье, ноги же его оказывались голыми, что тотчас должно было остановить на нем подозрительное внимание каждого встречного. На рассвете повстречался ему мирный деревенский житель, несший пустые корзины на коромысле и направлявшийся в поле; на требование Масаока он беспрекословно и благодушно стал снимать с себя нижнее платье, чтобы отдать ему, но в это время Масаока его коромыслом ударил его по голове и свалившегося совсем убил. Надев на себя его нижнее платье, Масаока пустился в путь и на третий день отыскал отряд японского войска; увидев своих, он от радости лишился сознания и упал; японские солдаты, подошедши, стали толкать его ногами, приняв за китайца; он, наконец, опомнился и рассказал свои приключения. — Убийство мирного жителя, да еще хотевшего услужить ему, до сих пор тяготит его совесть.
— Все равно, что благодетеля (онся) убил! — заключил он свой грустный рассказ. Правда, чрез минуту он прибавил:
— Но ведь я чрез то услужил своим: принес им известия о китайском отряде и тем, быть может, избавил их от поражения.
Но по лицу его видно было, что это самооправдание нисколько не облегчает его.
Я подтвердил ему, что действительно он совершил большой грех. Но, во–первых, святым крещением после того он уже смыл этот грех, в котором так искренно раскаивается пред Судом Божиим; во–вторых, для окончательного умиротворения своей совести пусть всегда жалеет ближних и делает им столько дел милосердия, сколько может.
О. Симеон Мии тут же подтвердил, что он, действительно, жалостлив и благотворитель. — Живет он своим трудом — расписывания вееров, идущих на продажу в Европу; родом из Цу, в Исе; бессемейный.
28 июля/10 августа 1900. Пятница.
В Кёото и на пути в Токио.
Утром приехал архитектор Мацуморо и с ним был обстоятельный разговор, после которого я передал ему план храма и иконостаса к нему и «цуморигаки» подрядчиков Оониси и Кодзима. Условлено следующее:
1. Мацуморо в продолжение месяца приготовить подробные планы храма, четырех японских домов в том виде, в каком они должны быть перенесены с ныне занимаемых мест, причем два двухэтажные станут позади храма по обе стороны от него — для священника и диакона; два одноэтажные с отнятием у них нынешних верхних этажей впереди храма, с улицы, по обе стороны от него, возможно дальше к стороне — для катихизатора и церковника–сторожа, с комнатой здесь для собраний христиан; наконец, план кирпичной ограды вокруг места.