Дневники
Шрифт:
Оттуда же: «Пока он во плоти, его видят люди и боги, но, когда плоть его разрушает смерть, его не видят больше ни люди, ни боги. И даже природа, за всем следящая природа, не видит его больше: ослепил он око природы, бежал от нее, от злой».
19 мая
Вдвоем он чувствует себя более покинутым, чем один. Если он с
20 мая
Масоны на Альтштедтер-ринг. Возможно, что всякая речь и учение истинны.
Маленькая, грязная, босоногая девочка бежит в коротком платьице, с развевающимися волосами.
23 мая
Неправильно, когда говорят о ком-нибудь: ему хорошо, он мало страдал; правильнее было бы: он был таким, что с ним ничего не могло случиться; самое правильное: он все перенес, но все в один-единственный момент, – как могло с ним случиться что-нибудь еще, если вариации страдания в действительности или благодаря его могущественному слову полностью были исчерпаны.
5 июня
Похороны Мыслбека. [114]
Талант к «штопке».
23 июня
Плана. [115]
27 июля
Приступы. Вчера вечером прогулка с собакой. Tvrz Sedlec. Вишневая аллея у опушки леса, своей укромностью подобная комнате. Мужчина и женщина возвращаются с поля. Девушка в дверях конюшни в заброшенном дворе, словно борющаяся со своими большими грудями, невинно-внимательный звериный взгляд. Мужчина в очках везет тяжело нагруженную тележку с кормом, пожилой, немного горбатый, тем не менее держащийся из-за напряжения очень прямо, высокие сапоги, женщина с серпом, рядом с ним и позади него.
114
Мыслбек
115
Плана – местечко в юго-восточной Богемии, где Кафка отдыхал у своей сестры Оттлы.
26 сентября
Два месяца ничего не записывал. С перерывами хорошее время, которым я обязан Оттле. В последние дни снова крах. В первый его день сделал в лесу своего рода открытие.
14 ноября
Вечером все время 37,6, 37,7. Сижу за письменным столом, ничего не получается, почти не выхожу на улицу. Тем не менее это тартюфство – жаловаться на болезнь.
18 декабря
Все время в постели. Вчера «Или-или». [116]
116
«Или-или» – книга С. Кьеркегора.
1923
12 июня
Ужасы последнего времени, неисчислимые, почти беспрерывные. Прогулки, ночи, дни, не способен ни на что, кроме боли.
И все-таки. Никакого «и все-таки», как бы испуганно и напряженно ты ни смотрела на меня, Крижановская, с открытки, стоящей предо мной.
Все более боязлив при писании. Это понятно. Каждое слово, повернутое рукою духов – этот взмах руки является их характерным движением, – становится копьем, обращенным против говорящего. Особенно такого рода замечания. И так до бесконечности. Одно только утешение: это случится, хочешь ты или нет. А если ты и хочешь, это поможет лишь совсем немного. Но вот что больше, чем утешение: у тебя тоже есть оружие.