Дни барабанного боя
Шрифт:
В «Карете и гербе» не было двора с манящими столиками и тенистыми зонтами, привлекающими туристов. Местные жители, случайно заходившие туда, замечали, что разговоры при их появлении становятся тише. Бармен держался вежливо, но не радушно; клиенты не желали их замечать. Мало кто из непосвященных тут же не поворачивал обратно. Потом они удивлялись, что это за такой бар. А если бы спросили, кого следует, то услышали бы, что «Карета и герб» вот уже много лет является «заповедником» агентов секретной службы.
Если во время ленча там и было много посетителей, теперь они разошлись. Занятыми оказались всего
Бармен окинул взглядом высокого смуглого человека, отвернувшегося к окну. Толстое стекло отражало свет, поэтому толком разглядеть лица он не мог. Видеть этого человека бармену определенно не доводилось, внешность и скользящая походка говорили, что он нездешний. Судя по загару, переведен из Лос-Анджелеса или даже из Гонолулу.
Пастор, обхватив стакан, согревал рукой ром. Встречи с кем-то из тех, кто мог его узнать, он не опасался. Даже произойди такая случайность, лицо его за десять лет разительно изменилось.
Здесь, в «Карете и гербе», можно было припомнить все утраченное, коснуться его, словно сокровища, неожиданно обнаруженного в коробке из-под изношенной в детстве обуви. Некогда Пастор принадлежал к братству, членам которого эта пивная служила клубом. Зазубрины и царапины на видавшей виды стойке казались ему старыми шрамами на собственном теле. Негромкое звучание мужской беседы было для него таким же родным, как шум прибоя для моллюска. Той жизнью Пастор упивался, но был вырван из нее одним из тех, чьи лица витали в преисподней, которую представляла собой его душа.
Он поднял стакан и пригубил ром. Согрелся. Достал из кармана пиджака пару кухонных спичек. Другой рукой вылил ром на стойку, выставив при этом большой палец. Чиркнутая о ноготь спичка вспыхнула, но он выждал еще секунду, чтобы загорелась и другая. Мечтательно улыбнулся, глядя в золотистую лужицу, затем поджег ее.
Откуда-то издали Пастор услышал крик бармена. Стулья заскрипели по полу, с которого давно уже слез лак. Когда пиджаки посетителей распахнулись, он уловил запах ружейного масла от пистолетов в кобурах.
Пастор уже выходил размеренным шагом человека, знающего, что его не окликнут. Он не сомневался, что клиенты «Кареты и герба», успокоившись, поймут его жест. И думал только, скоро ли о нем станет известно Арлиссу Джонсону.
8
3 апреля
Через два дня после убийств в Дубках в тысячах населенных пунктов по всей стране были приспущены флаги. Губернатор Нью-Хемпшира, штата, который Чарльз Уэстборн двадцать лет представлял в сенате, объявил этот день траурным. Триста сановников, в том числе президент со своим кабинетом, и представителей делового мира собрались в часовне Джорджтаунского университета на заупокойную службу.
Холленд не пошла бы на эту церемонию даже при иных обстоятельствах. Одеваясь, она смотрела прямой репортаж оттуда по Си-эн-эн. Пышность и торжественность растравляли старые раны. Холленд выключила телевизор и вышла из дома. Ей хотелось иначе проститься с человеком, доверия которого она не оправдала.
Охрана в Джорджтауне и вокруг него была такой плотной, какой
То и дело застревая в потоке машин, Холленд размышляла, где может находиться Фрэнк. Представляла его в часовне среди послов и консулов, внимательно оглядывающим все вокруг, в любую минуту готовым прибегнуть к оружию. Холленд почувствовала, как от страха у нее сводит желудок. Это ощущение она испытывала всякий раз, когда Фрэнк отправлялся на задание. Она поделилась с ним, и теперь он ощущал то же самое, когда службу несла она. Тень опасности придавала их отношениям какое-то нетерпение, побуждала с жадностью предаваться страсти, когда они оказывались вдвоем. Холленд вспомнилось, как Фрэнк говорил, что страсть заменяет им волнение. Всякий раз, занимаясь любовью, они смеялись над смертью. Потом, когда наставала пора возвращаться к работе, они бывали добрыми, внимательными, нежными друг с другом и всегда уделяли несколько секунд последнему объятию. На всякий случай.
Я должна была бы находиться с ним. Мое место там. Другого у меня нет...
Позади засигналил автомобиль. Холленд, обнаружив просвет в гуще машин, устремилась туда и тут же была вынуждена сбросить скорость у въезда на мост. Медленно ведя «хонду», она утерла глаза ладонью. Подняв взгляд, увидела справа водителя, который смотрел на нее. Тот сочувственно кивнул ей и ободряюще улыбнулся...
На другом берегу Потомака посвежевший ветер гулял по простору Арлингтонского кладбища. Холленд приехала задолго до похоронного кортежа, поставила машину неподалеку от участка, где погребены павшие в Корее, и пошла вверх по отлогому склону пригорка к месту, окруженному каменными скамейками. То было одно из многих «мест молчания», где посетители могут предаться воспоминаниям и раздумьям.
Газеты писали, что по желанию семьи сопровождать тело к могиле будут только ближайшие родственники. За катафалком ехало лишь четыре лимузина, окруженных эскортом и охраной. Холленд наблюдала, как собираются родственники, как гроб несут к могиле. Когда все собрались, вперед выступил священник и стал читать Двадцать третий псалом.
Стоя на пригорке в пятидесяти с лишним ярдах, Холленд склонила голову в молитве. Губы ее беззвучно шевелились, время от времени она ощущала соленый вкус слез, которые не успевал высушить ветер.
Когда священник начал надгробную речь, Холленд подняла голову. И впервые как следует рассмотрела родственников покойного. Перед устланным цветами гробом сидела Синтия Палмер, вся в черном, под вуалью. Одна, потому что Уэстборны не имели детей. Холленд поймала себя на том, что думает, сожалеет ли вдова об этом теперь.
Позади вдовы полукругом стояли кровные родственники, три брата и две сестры усопшего. Холленд узнала их по фотографиям в досье Уэстборна. Каждый добился успеха на своем поприще, их фамилии красовались на бланках престижных юридических фирм и крупных корпораций. Находился там и какой-то нестарый бородач, поднявший воротник куртки для защиты от ветра. Он стоял позади братьев, и Холленд решила, что это чей-то личный помощник, взятый на всякий случай.