Дни боевые
Шрифт:
92-я гвардейская дивизия торжественно отметила присвоение своему командиру Митрофану Ильичу Матвееву генеральского звания.
Хорошо шли дела в 188-й стрелковой дивизии. Генерал Анциферов, переживший многое на своем веку, оказался опытным и знающим дело командиром.
И вдруг в конце июля - срочный вызов в Софию. В штабе армии меня принял новый командарм - генерал-полковник С. С. Бирюзов.
– По распоряжению маршала Толбухина ваш корпус выходит из состава армии и убывает в Румынию, - сказал он мне.
Через полтора суток
Хороша страна Болгария,
А Россия лучше всех!
Отчий дом манил к себе неудержимо.
Вторым маршрутом двигалась гвардейская дивизия Чурмаева и стрелковая Анциферова. Они пересекали Балканы западнее.
Хорошо запомнилась мне последняя ночь, которую я провел в маленькой болгарской деревушке у подножия гор, где располагался в то время наш штаб.
Весь день и вечер я пробыл на маршрутах, пропускал части и устраивал их на ночлег. Побывал во всех дивизиях и возвратился к себе в штаб во втором часу ночи. Для сна оставалось четыре часа: в шесть утра войска выступали. Придя в дом, отведенный для меня, я попросил у ординарца умыться.
Каково же было мое удивление, когда на мой голос из другой половины хаты вышел сам хозяин с кувшином воды и кружкой, за хозяином шла хозяйка с чистым полотенцем, из дверей выглядывали двое малышей.
Поздоровавшись, я спросил, почему они не спят в такое позднее время.
– Успеем, выспимся. Нам спешить некуда, мы в поход не идем, - ответил хозяин и стал поливать мне на руки. Это был крепкий мужчина лет тридцати пяти с загорелым лицом. Одет он был в белую праздничную рубаху с широким красным кушаком и широченные, суживающиеся книзу и обтягивающие голень брюки. На хозяйке, совсем молодой еще женщине, тоже была новая цветастая рубаха, широкая домотканая юбка и передник.
После того как я умылся, хозяин предложил мне чаю. Разбудили меня в половине шестого. На столе уже все было приготовлено к завтраку, из пороге, опять с водой для умывания, стоял хозяин. Не спала вся семья.
– Зачем вы так рано поднялись?
– спросил я у хозяина,
– А мы и не ложились, - усмехнулся он.
– Как не ложились?
– удивился я.
– Другарю генерал, - ответил он, - да разве могли мы спать в эту ночь? Тогда бы нас поубивать надо, если бы мы заснули хотя на одну минуту. Разве мы не знаем, что сделала для нас русская армия? Она дважды освободила нас.
Он говорил волнуясь. Хозяйка одобрительно кивала головой. А eе муж продолжал:
– В эту ночь у нас в деревне остановились русские войска. Они у нас никогда еще не останавливались. А в нашем доме ночует русский генерал. Не у кого-нибудь, а у нас! Да разве мы можем спать?
Я крепко обнял болгарина и низко поклонился хозяйке.
...Несмотря на ранний час, провожала штаб вся деревня. Болгары махали нам платками и шапками и долго смотрели вслед колонне, пока она не скрылась за перевалом.
Прекрасная страна! Прекрасен и ее народ! Воспоминания о Болгарии я свято храню в своем сердце.
На румыно-болгарскую границу прибыл член Военного совета генерал Шабанов, чтобы еще раз пожелать корпусу счастливого пути.
Здесь я навсегда простился не только с гостеприимной страной, но и со славной боевой армией, в составе которой корпус находился два года.
* * *
Корпус переподчинялся новой армии, расположенной в Румынии. Ему было приказано временно дислоцироваться в Южной Добрудже. Отведенный район не удовлетворял меня. Безлесный и маловодный, с редкими, разбросанными на плоской голой равнине населенными пунктами, он никак не мог обеспечить нормальной жизни войск. Бич здешних мест - страшная жара и засуха. На многие километры - ни пруда, ни речушки. Колодцы в населенных пунктах глубокие, и вода в них с сильным привкусом соли.
До штаба новой армии было далеко, он находился за Дунаем, а обстоятельства требовали немедленного пересмотра решения. Гораздо ближе от нас, в Констанце, располагался штаб группы войск, поэтому я решил обратиться непосредственно к маршалу Толбухину.
Штаб группы войск помещался на площади в большом каменном доме с широкой во весь фасад лестницей.
– Здравствуйте, здравствуйте!
– приветливо встретил меня Толбухин и пригласил присесть.
– Давненько мы не виделись.
– Целый год, товарищ маршал.
– Да! Целый год!
Маршал стал расспрашивать меня о жизни в Болгарии, о переходе через Балканы, о новых условиях, в которых оказался корпус. Он был таким же чутким и обаятельным, как и раньше.
Я обо всем подробно доложил и попросил передвинуть корпус в лесистый район Северной Добруджи, поближе к Дунаю.
Толбухин согласился и пообещал позвонить командарму и дать ему соответствующие указания.
– Придется вновь строить лагеря, - сказал он.
– Иначе жить негде. Палаток-то у вас нет?
– Нет, товарищ маршал.
– С лесом туговато будет, - предупредил он.
– Долго ли нам придется простоять в Добрудже? Не попросят ли передвинуться еще куда-либо?
– спросил я.
– Трудно сказать, - пожал маршал плечами.
– Зимовать тут вряд ли придется. Негде, да и нужды в том нет.
Взглянув на часы, Толбухин заторопился.
– Кстати, вы не обедали? Сейчас я распоряжусь, - сказал он.
Меня тронула эта заботливость.
Корпус передвинулся в Северную Добруджу, как я и просил. Все дивизии стали устраиваться в лесах, а штаб корпуса выдвинулся на южный берег Дуная, в Тульчу.