Дни и ночи
Шрифт:
Он впился в зрачки психоаналитика.
— Не об этом речь. Я уже пропустил множество поездов. Но на этот я сяду обязательно.
— Значит, вы уедете…
— В Грецию. Как только улажу некоторые дела.
— Предположим, эта женщина существует, предположим, она не плод вашего бреда, связанного с галлюцинациями. Греция — не деревня. Как вы ее там разыщете? Вам понадобятся месяцы, годы…
— Я найду ее, сеньора Майзани, потому что я чувствую ее сердцем, потому что мне знакомы мельчайшие ее черты. И потому еще, что она — часть меня, я знаю о ней то, что вам неизвестно.
— Киклады? Круглый остров? Думаете, этого достаточно? Слишком скудные сведения, вы не находите?
— У меня уже есть ориентир — разрушенный храм на Крите. Там наверняка ведутся археологические работы.
Она снисходительно посмотрела на него:
— Крит — не круглый остров.
— Я найду его, сеньора. Это все, что мне осталось в жизни. Кроме того, есть еще одна возможность, о которой не подумали ни вы, ни я.
— А? Какая?
Загадочно улыбаясь, он ответил:
— А если она тоже ищет меня?
17
Уходя в открытое море, судно «Ле Мальта» извергало черные клубы дыма из своих двух труб, сирена издавала знакомый прощальный рев. Рассыпавшись вдоль причала, белые пятна платочков кричали о последнем прощании.
Облокотившись о поручень, Рикардо Вакаресса без волнения смотрел на удаляющийся город. Церковь Сент-Мари-дю-Бон-Эр все уменьшалась по мере того, как пароход набирал скорость. Он не испытывал ничего, кроме безмерного облегчения. Страница перевернута; книга прочно застряла в его памяти. Рикардо приступал к новой повести, и никто уже не удерживал его. Любопытно, но сомнения не одолевали его. Он шел навстречу со своей второй половиной, которую судьба два раза отнимала у него.
Сарра. Такое имя решил он дать ей в память о понятном им двоим смехе, слышанном во снах, да и услышал он это имя в проповеди священника, в небольшой церквушке в Мар-дель-Плата.
И эта мелочь придавала ему силы. Теперь-то она уже не сможет скрыться безымянной.
Ждала ли она его? Придет ли на свидание? Если все сказанное Майзини по поводу Инь и Ян было правдой: «… эти понятия не рассматриваются как застывшие и автономные, но как взаимозависимые и вытекающие одно из другого», то вполне могло быть, что Сарра страдала от таких же смертных мук и горела в том же огне. Сарра. Шептать ее имя — этого было достаточно, чтобы он погружался в состояние крайнего возбуждения.
Можно ли любить существо, виденное только во сне? Можно ли чувствовать себя близнецом незнакомки? Он поднял голову к лазурному небу. Несколько облачков плыли по нему. Наверняка найдется ответ.
Двадцать два дня… Долгое плавание. В спешке он не нашел ничего лучшего, кроме этого французского судна, заходившего в каждый порт. Сначала оно доставило его в Марсель. Оттуда надо бы пересаживаться в направлении Пирея.
Двадцать два дня в Атлантике, а потом бог знает сколько в Средиземном море…
Да и какое это имеет значение! Ведь каждый час приближает его к ней. Так бы ему и до того последнего часа, когда призраки не будут больше иметь власть над его судьбой. Тогда-то он наконец вошел бы в реальность.
Буэнос-Айрес был уже маленькой точкой на горизонте.
Рикардо отошел от поручней и сел в один из шезлонгов, расставленных на палубе первого класса.
Империя Вакаресса поменяла хозяина. Плантации — тоже. Все принадлежало теперь техасцу. Рикардо не забыть реакцию американца, когда тот узнал, что он продает часть собственности. Открытие тысячи нефтяных месторождений не произвело бы такого эффекта. «Боже! — воскликнул он. — Я не могу в это поверить!» Вакаресса поставил два условия: церковь и кладбище, где покоились его родители, оставались его собственностью. Джон не возражал, наоборот. Подписав контракт, Рикардо поручил Паскуалю Агуеро регулярно посещать кладбище, чтобы ухаживать за могилами и украшать их цветами. В случае невозможности выполнить эту миссию заменить его должен Луис. Последнему он оставил «панхард», а банковский счет обоих братьев значительно вырос. Дом со всем, что в нем было, Вакаресса отдал им же. Флоре же он подарил виллу в Мар-дель-Плата. Пока это было секретом — интересно, как она отнесется к его выходкам? Позднее, когда время затянет рану, Флора сумеет по достоинству оценить его жест. Она очень любила это место, и не только из-за мгновений, которые они там делили.
Когда-нибудь она найдет счастье с другим мужчиной.
Страница окончательно перевернута. Нет больше помарок, подчисток, выскабливаний написанного.
18
Марсель показался Рикардо муравейником. Пирей впечатлил тем, что походил на базар, затиснутый в котел.
Ничего не осталось от стен, возведенных в давние времена Фемистоклом, ничего — от крепости, которая защищала город от набегов с моря; Пелопонесские войны уничтожили былое величие. Сегодня на этом месте стояли беленькие домики, прилепившиеся друг к дружке, в их полуприкрытые жалюзи было упрятано солнце, с террас морской ветер неустанно сметал развешанное белье. В припортовых кафе мужчины с суровыми лицами между двумя партиями в триктрак рассуждали о том, как переделать мир. Как удивительна эта страна, где даже дети объявляли себя философами!
Было начало мая, заря едва поднималась, а раскаленное солнце уже свирепствовало вовсю. Только Рикардо вступил на берег, как сердце его забилось сильнее: он коснулся земли Сарры. И сама Сарра, может быть, толкалась в этой толпе, громко разговаривающей и жестикулирующей. А может быть, она сидела в одном из кафе за круглым столиком, попивая узо.
Юноша с ангельским личиком и агатовыми глазами потянул его за рукав, что-то говоря на диалекте. Рикардо не понял ни слова и мягко отстранил его, ища глазами средство передвижения, чтобы добраться до столицы. Носильщик тоже был ему нужен: слишком уж тяжел оказался чемодан. Он дал себе слово, что, устроившись, избавится от части книг и лишней одежды. Вокруг него стоял невыразимый гам, возбужденное смешение языков и выражений: греческий расплавлялся во французском и итальянском. Он заметил кучку рыбаков, которые забрасывали свои сети и упорно смотрели на них. Стесненный костюмом, с фетровой шляпой на голове, с зонтиком в руке и плащом на сгибе локтя, он вызывал если не иронию, то по меньшей мере любопытство.
— Добро пожаловать на землю богов!
Он обернулся. За ним стоял какой-то тип лет сорока в засаленном черном берете и с многодневной щетиной на щеках.
— Если тебе нужен носильщик — он перед тобой. Если ты ищешь гида, то этот гид — я.
— Я ищу такси.
— Я и такси тоже, — заявил не моргнув глазом незнакомец. Он показал на разваливающуюся коляску: —
Лучшей ты не найдешь во всей Аттике! — И протянул мозолистую ладонь, представляясь: — Меня зовут Стефанос. А тебя?
Рикардо неразборчиво назвал себя.
Полагая, что основное сказано, мужчина поднял с земли чемодан и закинул его на спину с такой легкостью, словно это было гусиное перышко.
— Время не ждет. Идем!
Рикардо обреченно махнул рукой. Этот или другой… Как только он уселся в коляску, мужчина поднял навес, заявив:
— Солнце не хорошо для иностранцев. Лучше защититься.
— А знаете, я приехал из страны, где солнце шпарит почище вашего.
Мужчина предостерегающе поднял указательный палец:
— Не знаю, откуда ты, но усвой одну вещь, коль не хочешь поджариться, как морской еж. Знай, что солнце Греции не имеет себе равных. Когда оно жжет, то оно жжет. Оно — как здешние люди. Ничего вполсилы. Все сверх меры. Когда ты лучше узнаешь нашу страну, то поймешь, что греки не похожи на остальных жителей земли. Они сумасшедшие. Спроси у турок, они тебе скажут.