Дни невольных участников. Проблема доверия

Абашкина Диана

– М-да-а, извини за прохладное приветствие. Я до последнего водой не хотел, но трясти устал уже как-то, – послышался чей-то непринужденный и расслабленный голос.

Что-то в этой манере разговаривать заставило девушку испытать легкое чувство дежавю. Однако отбросим бессмысленные рассуждения, фигура уже начала выходить на свет.

Перед Вероникой показался молодой человек, одетый щегольски, но совершенно небрежно: край белоснежной рубашки неряшливо выглядывал из-под жилета, галстук тоже был в каком-то беспорядке, словно его уже собирались развязать, но почему-то остановились и не докончили. Пепельно-русые волосы, может быть, и были прежде уложены, но большинство прядок давно уже потеряли форму, хаотично

спадая в разные стороны. Руки он держал в карманах брюк и двигался так лениво и невозмутимо, что один его вид уже вызывал какое-то бессознательное желание либо последовать примеру и так же наплевать на все вокруг, либо хорошенько ударить куда-нибудь кулаком, и лучше бы прямо ему по лицу.

– Я сейчас развяжу рот, но ты не кричи. Прислуга уже не в поместье, и сейчас тебя вряд ли услышат, – молодой человек приблизился и начал развязывать платок, который все это время мешал Веронике выйти с ним на контакт.

– Неужели… Денис? – взглянув на него вблизи, девушка сразу узнала это лицо с лукавой улыбкой и совершенно несерьезным выражением. – Ну ты меня и напугал. И чего это мы в таком странном положении видимся, спустя столько лет? Как ты? От тебя не было никаких вестей, так что я уже, честно, на Пашу думала, но рада, что обошлось. С ним проблем не было? И писем я совсем не писала, но вроде и не договаривались. А странно мы все-таки встретились. Не потрудишься объяснить? – может быть, сказалось долгое одиночество, может, недавняя тревога, но теперь Вероника вдруг как-то совсем сбилась.

Похоже, эта реакция нисколько не удивила молодого человека. Он слегка вскинул брови, но тут же рассмеялся.

– Вероника, как и раньше, с тобой очень забавно. А то, что странно встретились, это уже не моя вина, ну или не совсем моя. И все-таки я сразу к делу, так как я от Рогова, – в этот самый момент зрачки Вероники резко сузились, словно от яркого света. – Скажу прямо: Юрию Макаровичу голову уже отрубили. Ты на очереди, или как там говорят. Но я не для угроз пришел, а даже наоборот. Если встретишься с Роговым, он, вероятно, оставит тебя в живых. Все как-то лучше, чем смерть, не так ли? – после этих слов в гостиной надолго повисла тишина. Даже воздух, казалось, стал тяжелее, поддавшись гнетущей атмосфере.

– От кого-кого, но от тебя, Денис, не ожидала, – приглушенно начала девушка. – Убили отца? Спелся с революционерами? От Рогова он, да? – недоверчиво спрашивала она. – Надеюсь, ты просто неудачно пошутил. Шутки у тебя и раньше через раз получались, а спустя четыре года, видимо, еще реже стали.

За вызывающим тоном Вероники скрывалась растерянность: «Почему Денис? Он – и революционер? Действительно, больше походит на шутку. Как нелепо складывается судьба».

Девушка успела предположить, что они когда-нибудь явятся, прочитав отцовские бумаги. Только вышло все слишком скоро. А впрочем, скорее, это она узнала обо всем слишком поздно.

«И все же странно – как они узнали про документы?»

– Не о том ты думаешь, Вероника, – улыбаясь, покачал головой молодой человек. – Не пойдешь к Рогову, все так здесь за пять минут и закончится. Мы хоть и знакомы, и ты мне правда в тот раз помогла, но сейчас я по делу.

– А как же твоя мать, Денис? Забыл тот день, театр? Там ведь и мой брат погиб. Вся кровь на их руках!

– Пойдешь или нет? Мы здесь не мою судьбу решаем, – Денис был все так же невозмутим.

Казалось, он совсем не изменился за прошедшие четыре года. Даже пугающие вещи, о которых сейчас велась речь, в его устах казались чем-то совершенно несущественным. От этого почему-то становилось только еще страшнее. Они учились в одной гимназии, происходили из дворянских семей – как все могло так обернуться? Даже он встал на их сторону. Девушка с трудом осознавала происходящее, а пульсирующая боль в затылке была не самым приятным сопровождением

к этим раскалывающим голову новостям. Если и он с ними, похоже, революционеры зашли уже действительно далеко. Но не может быть, чтобы ее отец так просто погиб. Вероника не была настолько наивной, чтобы поверить на слово, даже своему бывшему однокласснику, тем более революционеру. И все же, вопреки ее опасениям, о тех документах не было сказано ни слова. Повезло? Странно так думать в подобной ситуации.

– Зачем я Рогову, если вы уже убили моего отца? Не держи меня за дуру, – девушка прищурилась, – что у него на уме?

– У него-то? – Денис усмехнулся, разводя руками, – Кто знает? Оставить тебя в живых было моей просьбой. Так вышло, что я решил расплатиться по долгам. Выбор, который теперь у тебя есть, неплохая плата за ту услугу четырехлетней давности.

– Вот как? – Вероника грозно нахмурила брови и едко продолжила: – И ты считаешь это выбором: умри или предай свою семью. Мне интересно, как тебе это представляется?

– Что же, думать тут и правда нечего. Предать семью? Советую тебе не тешить себя пустыми надеждами. От Гордеевых только ты одна и осталась, а значит, все взятки гладки. Голову Юрия Макаровича, готов поспорить, Рогов сам тебе покажет. Любит он такими вещами заниматься, совсем я его не понимаю.

– Какой же ты придурок, Денис, – пробормотала Вероника, опуская взгляд в пол.

Где-то внизу, рядом со стулом, лежала ее шаль. Девушка уставилась на нее в каком-то тупом оцепенении. Рассматривая ее ажурный край, она пыталась привести мысли в порядок. Что-то потихоньку рушилось, и она не могла это остановить.

Человек – жалкое существо: в моменты крушения, когда вроде бы надо что-то срочно сделать, предотвратить большие разрушения или убрать имеющиеся обломки, он всегда найдет время замереть. Найдет минуту, чтобы подумать: «Почему я здесь? Пусть я буду в другом месте, пусть все решится как-то само, без меня». Кто-то называет это минутной слабостью, но на деле эта слабость никогда не покидает нас. Это бессознательная воля к жизни, к безопасности и покою, которая всегда тихонечко нашептывает свою мораль. Обычно мы ее не слышим – заглушаем самодовольным криком гордости и с упоением подкармливаем воображаемый героизм. И все же в самые кризисные моменты, в минуты замирания, крик гордости умолкает первым. Именно тогда мы остаемся наедине с этим шепотом и со всей явственностью ощущаем природную беспомощность человеческой натуры.

– Мне кажется, ты уже приняла решение. Здесь нечего стыдиться – оно ведь было принято сразу, не так ли? – ровным тоном обратился молодой человек.

– Я хочу жить – это правда. А вот ты просто отвратителен. Даже не попытался изобразить на лице хоть каплю сочувствия, – Вероника все еще мрачно смотрела пред собой. Плечи ее, уже и так опущенные, будто упали еще ниже, видимо, под тяжестью собственной слабости.

– Экипаж ждет на аллее, я тебя проведу.

– И все-таки, лучше бы у меня не было этого выбора, Денис, – она подняла взгляд и встретилась с ним глазами. Денис не ответил, только пожал плечами и начал развязывать веревки.

Когда он выводил Веронику из гостиной, она мельком взглянула на шаль, все еще лежавшую на полу. Это был подарок ее матери, но девушка так и не стала ее подбирать.

Глава 2. По-джентльменски

Вероника редко покидала имение Гордеевых. Говоря начистоту, в светском обществе ее давно уже окрестили затворницей – и были близки к правде совершенно. Вот только затворницей она стала вынужденно, как сама себе говорила: «по причине неудачно сложившихся обстоятельств». Обстоятельства, и правда, тогда, несколько лет назад, сложились крайне неудачно и даже катастрофически ужасно. Впрочем, это довольно длинная история. Для нее еще не время.